По возрасту я мог бы быть уже
в правительстве. Но мне не по душе
а) столбики их цифр, б) их интриги,
в) габардиновые их вериги.
При демократии, как и в когтях тирана,
разжав объятия, встают министры рано,
и отвратительней нет ничего спросонок,
чем папка пухлая и бантики тесёмок.
И, в свой черёд, невыносим ковёр с узором
замысловатым и с его подзолом
из микрофончиков, с бесцветной пылью смешанных,
дающий сильные побеги мыслей бешеных.
Но нестерпимее всего филёнка с плинтусом,
коричневость, прямоугольность с привкусом
образования; рельеф овса, пшеницы ли,
и очертания державы типа шницеля.
Нет, я не подхожу на пост министра.
Мне все надоедает слишком быстро.
Еще – я часто забываю имя-отчество.
Наверно, отрочество мстит, его одрочество.
Когда ж о родине мне мысль приходит в голову,
я узнаю её в лицо, тем паче – голую:
лицо у ней – моё, и мне не нравится.
Но нет правительства, чтоб с этим чувством справиться,
иль я – не член его. Я мог сказать бы проще, но
во мне, наверно, что-то так испорчено,
что не починишь ни отвёрткой выборов,
ни грубым кодексом, ни просто выпоров.
Лишь те заслуживают званья гражданина,
кто не рассчитывает абсолютно ни на
кого – от государства до наркотиков –
за исключением самих себя и ходиков,
кто с ними взапуски спешит, настырно тикая,
чтоб где – естественная вещь, где – дикая
сказать не смог бы, даже если поднатужится,
портрет начальника, оцепенев от ужаса.
1993 г.
- 2 просмотра