Предлагаемый доклад не ставит своей целью дать исчерпывающий анализ политического и традиционного ислама на Северном Кавказе. Это задача отдельного исследования.
...Сразу оговоримся относительно терминов. Существуют проблемы с употреблением понятий «традиционный ислам», «суфийский ислам», «политический ислам», «салафитский ислам» и т. д. Под традиционным исламом понимают иногда не просто ислам, лояльный государству, но собственно официальное духовенство, муфтияты, Духовные управления мусульман в регионах. Но большинство верующих под традиционным исламом понимают тот ислам, который они исповедуют. И это живая вера, воспринятая от родителей и односельчан, которая развивается со временем, зависит от образования, влияния имамов, алимов и просто знакомых...
...Наложение шаблона, разделяющего умму на две половины или две неравные части – мусульман, исповедующих традиционный, лояльный государству ислам, и мусульман, исповедующих политический и салафитский, а значит, экстремистский ислам, – приводит к нежелательным последствиям:
1. Конструирует религиозный конфликт там, где его могло бы и не быть.
2. Превращает часть верующих в своих врагов, маркируя их экстремистами и радикалами, а для части создаёт возможность стать клиентами администрации.
3. Создаёт условия для административного и силового давления на часть верующих и переводит конфликт в насильственную фазу.
Стена, которую пытаются административно и даже законодательно (нашумевший дагестанский Закон о ваххабизме) построить между радикальными и нерадикальными мусульманами, на самом деле проходит не по границам конфессий, даже не по границам религий или идеологий. Есть группы, которые готовы признавать равные права других на жизнь, собственность, справедливость, свободу совести и слова, а есть те, которые готовы пойти на насилие ради установления своего порядка, как бы этот порядок ни назывался.
И эта граница подвижна – она зависит от качества государственных институтов больше, чем от идеологической пропаганды. Попытка формально поделить людей на своих и чужих по границе конфессий чревата тем, что они объединятся по интересам безопасности и доступа к ресурсам. И тогда это будет не контртеррористическая операция, а военная активность, провоцирующая начало национально-освободительной борьбы.
Распространение ислама на Северном Кавказе вообще и политического ислама в том числе обусловлено историческими, социально-экономическими, политическими и институциональными факторами:
1. Исламская традиция, особенно в дагестанских горах, сохранялась в годы советской власти, а джамаат как форма организации сельских обществ, основанная на шариате и адате, смог, трансформировавшись, сохранить свои характерные черты в рамках «колхозного строя».
2. Вернувшиеся из депортации балкарцы, карачаевцы, чеченцы и ингуши получили стимул на формирование религиозной и этнической идентичности.
3. Бюрократизированная «духовная элита» не смогла ответить на запросы общества в конце 80-х – начале 90-х. В итоге из арабских стран (Пакистан, Саудовская Аравия, Египет и т. д.) был распространён (проповедники, стипендии на обучение, литература, продукты, одежда) ислам, который называют салафитским. Для точности: салафитский ислам был завезён в Дагестан ещё раньше, с конца XIX – начала XX веков, уничтожен в 30-х годах и снова получил единичное распространение в 1970-е гг.
4. Распад инфраструктуры государства привёл к тому, что самым эффективным и дешёвым инструментом регулирования прав собственности, договорных отношений, наследования, доступа к насилию стал шариат. В некоторых локалитетах Северного Кавказа, особенно Дагестана, это привело к введению локального шариатского права как максимум или организации реституции на основе шариата как минимум. Причём нормы шариата регулируют жизнь не только в салафитских общинах, но и в некоторых традиционно суфийских, а также в джамаатах, которые не относят себя ни к суфийскому, ни к салафитскому исламу.
5. Поддержка государством так называемого традиционного ислама привела к созданию под флагом республиканских ДУМ(ов) «духовного филиала административной элиты», доступ в состав которой всегда ограничен и приводит к расколу уммы.
6. В ситуации поддержки государством одного из религиозных течений (суфийского ислама ли, одного из масхабов ли) религиозные разногласия из поля теологических споров переходят в политическое, превращая представителей неподдерживаемых религиозных течений в политическую оппозицию. Учитывая общую слабость государственных институтов, это приводит к смещению политической дискуссии в религиозную сферу, сужая пространство светскости.
7. Представители традиционного ислама, с поправкой на спорность термина, освоили практику борьбы с конкурентами с использованием правоохранительных органов. В 90-х годах в Дагестане представители государства и «традиционные» мусульмане практически одновременно осознали себя союзниками в борьбе с религиозным инакомыслием. Тогда и начала складываться коалиция власти и части мусульманского духовенства. Ислам, вместо того чтобы стать союзником государства при преодолении различных сепаратистских настроений и межэтнических конфликтов, стал источником новых разломов в обществе.
8. Силовое и законодательное давление (дагестанский Закон о запрете ваххабизма) на представителей салафитского ислама приводит к их маргинализации и изоляции, укрепляя с обеих сторон формулу «не такой как мы – значит против нас», не оставляя возможности для диалога и даже для полноценного мониторинга происходящих в этой среде культурных, социальных и политических сдвигов. Это приводит к неминуемой радикализации этих групп – пример Кабардино-Балкарии первой половины 2000-х.
9. Попытка усилить собственное духовенство в противовес зачастую грамотным, убеждённым, активно проповедующим «оппозиционным» имамам привела ДУМы к созданию большого количества исламских высших учебных заведений с хорошим качеством образования, к появлению традиции отправлять учиться за границей. Это ускорило изменение среднего возраста исламского духовенства и алимов. Молодёжь, большинство из которой не встроено в корпорацию власти, не имеет причин для лояльности ни государству, ни духовной корпорации, активно создаваемой силами ДУМ(ов).
10. Более того, в условиях почти феодализма имамы, получившие «традиционное исламское образование», не могут быть лояльными коррупции и неравенству в своих проповедях.
11. Смерть таких людей как шейх Саид Афанди аль-Чиркави показывает, насколько хрупкие конструкции получаются в результате тех рецептов, которые предполагают государственное формирование духовной элиты. Не остаётся ничего, кроме частных экономических и политических интересов.
12. В молодёжной среде (вузы северокавказских республик, тюрьмы, СИЗО) «молящиеся» обладают авторитетом, подкрепляя его материально, организационно и силовыми методами. По сути это новая альтернатива неформальной молодёжной мобилизации (идеологическая и криминальная в одном лице).
...Создание и развитие государственных или квазигосударственных исламских бумажных и электронных, федеральных и региональных СМИ и организация активной деятельности муфтиятов в сфере социальной политики противоречит светскому характеру государства, как и подобное государственное продвижение других религий и конфессий, православия, например.
В условиях плохо развитой инфраструктуры государства в регионе даже система грантов для НКО не исключает идеологической ангажированности, а значит, дискриминации и радикализации части верующих.
Лучше просто поумерить пыл «запретителей» исламской литературы, вспомнив о конституционной свободе слова. Борьба с литературой архаична и бессмысленна с точки зрения обеспечения безопасности граждан и государства. Достаточно отказать в государственной поддержке религиозным организациям, но только всем без исключения, и пресечь незаконные и криминальные источники финансирования.
Создание системы мониторинга и противодействия проявлениям экстремизма и терроризма в мусульманском сообществе силами мусульманского духовенства и духовных управлений мусульман тоже противоречит Конституции РФ. Такой проект уже был в мировой истории, назывался «инквизиция». В нашем случае приведёт к обострению религиозных конфликтов и к окончательному отчуждению всё большей части мусульманской молодёжи от государства. Нельзя делать арбитром одну из сторон религиозного спора, особенно учитывая, что в России гарантирована свобода совести. Тем более что у государства есть вполне светский инструментарий по противодействию терроризму.
У распространения политического ислама, возникновения и поддержания социального протеста, существования локальных мобилизаций на религиозной основе и других симптомов кризиса суверенитета государства на территории Северного Кавказа есть общие причины. Эти причины – вытеснение инфраструктуры государства рынком насилия и бюджетным рынком, естественная и искусственная радикализация части молодёжи, отсутствие социальных лифтов в рамках легальных общественных и государственных институтов, возникновение и институционализация (не без участия политических элит и правоохранительных органов) альтернативных «социальных ролей» за пределами не только светского, но и правового пространства.
Конфликтная ситуация может рассматриваться как ресурс, если пытаться строить основные институты и систему правосудия в партнёрстве с населением. К сожалению, «прямые» действия (финансирование или насилие) политической власти приводят к развитию, разбуханию конфликта, институционализации его в интересах группы бенефициаров.
(Публикуется с сокращениями. Полная версия доклада Кавказского центра проектных решений «Источники конфликтов и развития на Северном Кавказе» на сайте www.chernovik.net.)
- 15 просмотров