Мы по-прежнему живём в плену мифов, только не замечаем этого. В будущей истории мы могли бы остаться благодаря новому Гомеру: Гомеры появляются только после глобальной катастрофы, а новая катастрофа – впереди, считает выдающийся классический филолог Аза Тахо-Годи.
Мы часто употребляем слово «миф», не очень задумываясь над тем, что оно значит. Наберите это слово в интернете – и вы сразу получите море словосочетаний, которые относятся и к сегодняшнему дню, и к седой древности: миф глобализации, миф коммунизма, миф либерализма, древнегреческие мифы, мифы Древнего Египта или Вавилона... В России были и есть люди, которые заняты научным изучением мифов и мифологий. Профессор МГУ Аза Алибековна Тахо-Годи вместе со своим спутником жизни и учителем, выдающимся философом Алексеем Федоровичем Лосевым, скончавшимся в 1988 году, посвятила этому жизнь.
Лосев и его первая жена в 1930-м были арестованы за публикацию книги «Диалектика мифа» и религиозную деятельность, а затем отправлены в лагеря. Из лагеря Лосев возвращается в 1933 году тяжелобольным, практически ослепшим. У Азы Алибековны в 1937-м расстреляли отца и посадили мать. Судьба сводит Тахо-Годи с Лосевым в конце войны в тогдашнем Московском государственном педагогическом институте имени Ленина. И все последующие годы учитель и ученица работают вместе.
Наш разговор с Азой Алибековной начался неожиданно, с обсуждения интервью известного философа Карена Свасьяна, которое было опубликовано в журнале «Эксперт» в прошлом году.
(…) Удивилась я мнению Свасьяна, что взгляд на русскую литературу, как на философский феномен, не верен. Но в том же Базеле, где живёт много лет Карен, ещё в 1919-м была напечатана работа Лосева на немецком языке «Die russische Philosophie»
– «Русская философия», в которой объяснялось, что русская философия и русская литература теснейшим образом связаны. Как писал Алексей Фёдорович, «в прозаических сочинениях Жуковского и Гоголя, в творениях Тютчева, Фета, Льва Толстого, Достоевского, Максима Горького часто разрабатываются основные философские проблемы, само собой в их специфически русской, исключительно практической, ориентированной на жизнь форме». Причём в 1985 году, когда Карен ещё не уехал, рассекретили спецхран бывшей Ленинки, где оказалась эта работа Лосева. Её перевели с немецкого на русский, сразу напечатали и с тех пор опубликовали в разных изданиях.
– Свасьян в своём интервью говорит не только о философии, но и об образовании. Как вы оцениваете его слова о снижении уровня европейского образования?
– Здесь я вполне согласна с Кареном. Что там говорить о европейском? Это всеобщее явление. В мире действительно что-то сломалось. Сейчас наш университет отбивается от ЕГЭ. Но думаю, что дело плохо. Никому не нужно много людей с высокой квалификацией. Раз высокая квалификация, значит, надо хорошо платить. А нужны средние работники. И по сему случаю не мешает высшее образование свернуть. Отсюда и Болонский процесс. Я думаю, что останутся только оазисы вроде Кембриджа, Оксфорда, Сорбонны, а остальные будут на среднем уровне. Это тяжёлая история, она с Запада к нам сюда пришла. Конечно, Карен абсолютно прав в этом плане.
– А как в связи с этим вы оцениваете состояние нашего образования?
– Абсолютное снижение. Потрясающая безграмотность, и не только студентов.
Я не говорю о моих студентах классического отделения – это маленькая группка. Там всех студентов с преподавателями всего душ пятьдесят. Попасть на это отделение трудно. Идут туда те, кто хочет получить настоящее высшее образование. Хотя многие, кто заканчивает, не только преподают латынь и греческий в гимназиях, лицеях, вузах или работают в издательствах и научных институтах, многие – сотрудники крупнейших фирм: американских, английских, испанских, немецких и так далее. Головы у наших выпускников натренированы на греческом, на латыни, на всех современных языках. Они знают не менее пяти языков, привыкли работать всегда методично, усиленно. Попробуйте-ка почитать по-гречески, по латыни не просто обычные тексты – а философские, научные. Поэтому наших студентов с большим удовольствием принимают в деловых кругах. И занимаются они очень серьёзными проектами, надо сказать, не забывая своей науки.
– Простите нас за такой вопрос. А что нового можно сказать в этой науке?
– На самом деле темы неисчерпаемые. Как можно исчерпать Гомера, хотя во всём мире бездна исследований, больших и малых. И тем не менее Гомер каждый раз новый. Перечитывая гомеровские поэмы со студентами, обязательно находишь новости. Только очень внимательно надо читать. Но, конечно, чтобы сказать новое слово по тому же Гомеру, надо изучить всё, что было до вас.
– Не могли бы вы привести примеры этих «новых слов»?
– Скажем, этические проблемы античности, которые не поднимались раньше, потому что считалось, что во времена античности не существовало моральных проблем. Много лет тому назад профессор Виктор Ярко утверждал, что таковых не было. Получается, что у древних греков не было совести, не было стыда, понимания вины, ответственности. И вот, пожалуйста, пишется диссертация, в которой привлекается очень интересный материал и доказывается вся глубина моральных проблем античности с позиций современного антиковедения.
(…) Но этот мир ещё не знает человеческих форм, в нём всё живёт своей тайной и неведомой жизнью. Главной очевидностью и реальностью является в архаике земля, дающая жизнь неисчислимому потомству. Всё, что порождено землёй, произрастает и обитает на её просторах, всё живёт своей особой жизнью, ибо жизненная сила разлита по всему миру, в котором нет ещё различия между живой и неживой природой. И каждый предмет наделяется особой магической силой. У этой силы нет имени, она разлита по всей природе и принимает самые разные формы: часто чудовищные, получеловеческие, полуживотные – так называемые миксантропические, смешанные, оборотнические. Будущий классический Аполлон был некогда волком-оборотнем, губителем и пожирателем детей. Глубинная мудрость земли воплощалась, например, в змее. Недаром русские слова «земля» и «змея» одного корня. Когда все эти зооморфные фетиши с течением времени были забыты, а мудрость стала воплощаться в Афине, змея осталась её атрибутом.
Ко времени гомеровских поэм миф стал восприниматься как великое прошлое, на основе которого рождается и литература.
– Но вскоре вместе с литературой появляется и философия.
– А что тут особенного? Говоря словами Алексея Федоровича Лосева, «античная философия началась с дорефлективной мифологии, которую она преодолевала путём рефлексии, и кончилась мифологией уже рефлективной, то есть диалектикой». Первые досократические философы, так называемые досократики, просто мудрецы, «софисты». В то время софист вовсе не какой-нибудь хитрец, который ради денег учит беспринципной риторике. Такое понимание софистов – явление ближе к концу века пятого. Древняя «софистес» – это именно мудрость. Истоки этой мудрости в природе, потому что человек связан исстари с природой, вышел из неё, и отсюда любимые идеи досократиков о природе богов, человека и о природе вещей вообще. Эти ранние философские опыты завершились до Сократа. Если софисты упивались проблемами человеческого сознания, то Сократ с ними спорит, всё время анализирует жизнь, хочет превратить жизнь в проблему. А дальше пойдёт Платон, а следом за ним и Аристотель. Аристотель, между прочим, целых 20 лет жил вблизи Платона, учась в его академии. Правда, до нас не дошли многие его ранние диалоги, где он ещё не был Аристотелем, а был учеником Платона. Но интересно, что некоторые из них сохранились в переводах на арабском Востоке. Когда платоновская академия кончила своё существование при императоре Юстиниане, который прикрыл всю эту языческую мудрость в 529 году, а самих академиков выслали, многие ушли на Восток. Отсюда и переводы на арабский ранних диалогов. Вот вам и смыкание Запада и Востока.
Античная философия началась с мифологии и кончилась мифологией. При этом, несмотря на мифологическую подоплёку, античная философия проходила через длинный ряд тончайших диалектических этапов и в конце концов пришла тоже к высшему торжеству разума в виде строжайше и систематически построенной диалектики. С исчерпанием исходной мифологии была исчерпана и вся построенная на ней диалектика, а с исчерпанием диалектики погибла и вся античная мифология.
Возникает вопрос, насколько исторично то, что описано в мифах и у Гомера. Во всём сомневались в скептический XIX век, во всём, вплоть даже до того, что сомневались, а была ли великая культура второго тысячелетия до Рождества Христова, в том числе Троянская война, и события, которые развернулись в конце второго тысячелетия. Когда после страшных катастроф Греция была отброшена на века назад, потеряла свою письменность и должна была заново её создавать. А ведь вместе с тем в середине XIX века начались великие открытия. Работал, раскапывая Трою, великий энтузиаст Шлиман.
А затем в начале ХХ века знаменитым Эвансом были сделаны первые открытия о крито-микенской культуре, раскопан Кносский дворец. Он же начал изучение минойского письма. Он даже купил часть острова Крит, чтобы можно было спокойно копать. Он создал музей микенской культуры, который был разбомблён немцами, когда началась Вторая мировая война. После этого Эванс, который был уже глубоким стариком, скончался. Ведь это было делом всей его жизни.
И оказалась, в конце концов, что открыта особая культура, со своей крито-микенской письменностью. А события, которые считали мифическими, например, вся история Троянской войны, это реальный факт. Так же как гибель микенской культуры и нашествие племен дорийцев, считавших себя потомками Геракла, которые пришли с севера, разорили всю Грецию и отбросили её во тьму. И в эти тёмные времена вдруг появляется эпос, который повествует о том, что было лет четыреста тому назад. Гомеровский эпос, воспоминание о былом величии. Таким образом, очень быстро набирает силы новая культура.
– Может быть, и Минотавр был?
– А что вы думаете, Минотавр – это дело серьёзное, рудимент древней мифологии, миксантропический тип, смешение человека и животного, тератаморфное существо, то есть существо, которое наводит ужас; по-гречески «террас» – чудо, чудовище, отсюда и «террор». В Минотавре выявляется очень древнее представление о страшном чудовище, которое связано с подземным миром и кроется где-то там, в глубинах критского лабиринта и человеческого сознания. Но он ещё и Астерий – «звёздный», солнечный: его мать Пасифея, дочь Гелиоса – Солнца. Одновременно он мыслится ещё и как сын или ипостась Посейдона, а Посейдон – это ведь тоже глубины, только водные. Значит, Минотавр некое обобщение древнего космоса, полного ужасов для архаического человека. В героический век Минотавр гибнет от руки Тесея.
– А можно на христианство посмотреть как на явление мифологического порядка?
– Ну а как же! И ничего дурного здесь нет. Есть абсолютная мифология, и есть так называемые относительные мифологии. Лосев об этом пишет в «Диалектике мифа». По Лосеву абсолютная мифология есть та, которая развивается сама из себя. И, следовательно, ни от чего она и не может зависеть. Для абсолютной мифологии по Лосеву характерно равноправие идей и материи, веры и знания в высшем синтезе. Абсолютная мифология утверждает необходимость новой категории, синтезирующей субъект и объект, вечность, бесконечность, всеведение, абсолютность. Иными словами, Лосев создаёт диалектическим методом учение о личностном Боге, о развёрнутом магическом имени, взятом в своём абсолютном бытии, то есть создаёт мифологию персонализма. Такая абсолютная мифология есть норма, образец, предел и цель стремления для относительных мифологий, которые берут только один из принципов абсолютной мифологии. Вот этому учению о Боге как Абсолютной личности Лосев собирался посвятить вторую часть «Диалектики мифа», назвав её «Дополнением». Там должны были найти место категории Рая и Ада, но вместе с тем и укоренение в повседневной жизни, и объяснение социально разных типов относительной мифологии: христианской, греческой, римской, иудейской, индийской и других, каждая из которых имеет своё понятие о Боге. Лосев написал такое «Дополнение», большой том, от которого осталось несколько сот страниц, найденных частью в главном архиве ФСБ, частью в следственном деле, частью в его домашнем архиве. Есть прекрасное издание 2001 года «Диалектики мифа» и «Дополнения» в одном томе. Вот его надо читать любознательному человеку.
– Алексея Фёдоровича посадили в 1930 году ведь именно за «Диалектику мифа»?
– Да, да. «Диалектику мифа» разрешила цензура, хотя потом оказалось, что разрешила зря, конечно. В его книге там рассматривалась мифология общества, мифология социализма, мифология коммунизма и к чему это всё ведёт в конце концов. Так что развенчание было полное. И раньше гораздо, чем на Западе. На Западе об этом напишет Оруэлл, но это будет через тридцать где-то лет. А Лосев уже в «Диалектике мифа» всё это предвидел и всю губительность мифологии коммунизма раскрыл. В конце концов эта публикация и стала поводом для его ареста. Потому что хотя цензура разрешила «Диалектику мифа», но цензор выкинул самые острые вещи. А Валентина Михайловна Лосева умудрилась вставить эти места обратно. Это был очень смелый поступок. И всё напечатали. После этого Лосева и его жену посадили. А вот замечательное «Дополнение», о котором я говорила, цензура не разрешила. В 95-м году мне выдали из ФСБ рукописи Алексея Фёдоровича, а там, слава Богу, было 2350 страниц огромного формата. Страницы старинные, большие. Они у меня здесь хранятся, в архивном шкафу. А когда в ФСБ рукописи смотрели, и не только я, но и представители архива ФСБ, оказалось, что там находится рукопись «Диалектики мифа». И вдруг мы увидели «Дополнение», и архивист ФСБ с восторгом говорит: наконец-то теперь удастся выпустить в свет и это «Дополнение». Посмотрели внимательно, а там только обложка. Представляете, какое разочарование – текста нет. Потом всё-таки текст «Дополнения» был обнаружен в других местах.
– А как пересеклись пути ваш и Лосева?
– Это длинная история. Мой отец родился в Дагестане, учился в Московском императорском университете и окончил его в 1916 году. Учился у известного историка права, князя Евгения Николаевича Трубецкого. Мой отец стал тоже правоведом. И получив такой мощный заряд русской культуры, он старался, будучи после революции народным комиссаром просвещения в Дагестане, приобщить Дагестан к русской культуре. Он же привозил в голодающую Москву в 20-м году поезд «Красный Дагестан». И Ленин принимал у себя в Кремле моего отца и его двух товарищей. Этот факт зафиксирован в ленинских собраниях сочинений. А поскольку отец был членом ЦИКа, то он был хорошо знаком со многими выдающимися личностями, в частности, с Серго Орджоникидзе, с Надеждой Сергеевной Аллилуевой, с Иосифом Виссарионовичем Сталиным.
Когда обсуждался вопрос, каким должно быть будущее Кавказа – союзом или федерацией, этим Сталин занимался, – отец приезжал в Москву на совещания.
В 29-м году ему пришлось из Дагестана уехать в Москву, потому что он был против быстрого приобщения крестьян страны гор к колхозной жизни. Он считал, что совершенно неправильно требовать быстрого перехода к колхозам, особенно для Кавказа. В Москве в Центральном комитете ВКП(б) он заведовал отделом школ. Вы знаете, что тогда ЦК всё на себя брал, все решения всех комиссариатов.
– В выборе вашего творческого пути ваш отец какую-то роль сыграл?
– Может быть, частично. Он любил рассказывать, как он учился в классической гимназии во Владикавказе, которую он кончил с серебряной медалью, и в университете. А я заинтересовалась филологией, потому что брат моей матери Нины Петровны – а мама-то у меня русская – из терских казаков, профессор Леонид Петрович Семёнов был известным филологом. Отец мне приносил книги из библиотеки ЦК партии, а там была очень хорошая библиотека. Причём были некоторые, знаете, уникальные издания, чуть ли не XVIII века. И когда встал вопрос, куда поступать, то мне хотелось обязательно, чтобы это была литература и чтобы это было что-то такое красивое, старинное, античное. Это всё под влиянием, конечно, моего дядюшки. И родственники мои очень мой выбор приветствовали, считая, что античность далека от современности и никто не будет мне препятствовать. Однако в 1937 году, когда я кончила семь классов, арестовали и расстреляли отца. Хотя мы не знали, что он расстрелян, это уж после всё выяснилось. А на расстрельном списке была резолюция Иосифа Виссарионовича.
Когда это всё произошло, то меня, кончившую школу в 1940 году, никуда не принимали. Удалось поступить только в третьесортный, как тогда считалось, Пединститут имени Карла Либкнехта на Разгуляе, да и то только потому, что там был заместителем директора по научной части бывший заместитель моего отца по Институту народов СССР, директором и организатором которого был мой отец. Это был научный институт и своеобразная аспирантура или даже докторантура для тех, кто уже имел высшее образование. Конечно, человек, который меня принял в институт, был благородным и смелым. Многие отшатнулись от нас после ареста отца. Даже целый ряд родственников. В дальнейшем этот Институт имени Карла Либкнехта соединился с Педагогическим институтом имени Ленина. А в Институт имени Ленина, как известно, перевели из МГУ Алексея Федоровича Лосева из-за доносов его коллег по философскому факультету университета: обвиняли его в идеализме. Подумаешь, новость какую раскрыли потрясающую. И так всем было известно – Лосев последний и единственный идеалист. А я как раз училась на классическом отделении в институте, и Лосева тоже перевели именно на классическое отделение. Он у меня принимал экзамены. Таким образом мы познакомились. Такая вот судьба. Это был 44-й год. Давно. Не верится даже, что столько времени прошло (…)
– А с вашей точки зрения, сегодня миф ушёл из нашей жизни?
– Мифов и сейчас сколько угодно. Относительных мифов, если употреблять определение Лосева. У американцев есть свой великий миф об американской мечте. У нас был миф о социализме и миф о грядущем бесклассовом обществе.
– У этих мифов только нет Гомера.
– Гомера и не будет, наверное. Гомер может быть только после больших катастроф.
– А Вторая мировая война разве не такая большая катастрофа?
– Это ещё не катастрофа. Для греков то время, о котором мы говорим, было, конечно, полной катастрофой. А что касается нашего времени, то я почитала в вашем журнале интервью физиков, математиков, инженеров, и хотя я ничего не соображаю ни в физике, ни в математике, ни в других подобных науках, но поняла одно: нас ожидают невероятные катастрофы.
– Будем надеяться, что нас минует…
– Нечего надеяться, нечего. Я в ожидании катастрофы. Да, да, конечно, катастрофа нас ожидает невероятная. Это точно. Стоит только выключить свет во всей Москве – это уже будет предвестие конца. Тут всё можно ожидать, что хотите. Я лично пессимист. Поэтому я всегда ожидаю какие-нибудь невероятные катастрофы, после которых человечество сможет обновиться. Посмотрим, если доведётся, будет оно обновляться или не будет.
«Эксперт», № 48, 2008
Аза Алибековна Тахо-Годи – филолог-классик, доктор филологических наук, профессор.
Список научных работ Азы Тахо-Годи включает не менее 300 наименований. Она редактор и автор учебника «Античная литература», вышедшего в 1963 году, а затем выдержавшего еще три издания в России (последнее – в 1986 году) и переведённого на несколько языков. Под редакцией и с комментариями Тахо-Годи вышло полное собрание сочинений Платона на русском языке (1990–1994).
Автор монографий «Греческая мифология» (1989), «Платон. Аристотель» (в соавторстве с А. Ф. Лосевым). Автор более трёхсот статей для энциклопедии «Мифы народов мира». Автор биографии А. Ф. Лосева в серии ЖЗЛ. А. А. Тахо-Годи ведёт издательскую деятельность по публикации трудов А. Ф. Лосева.
- 3 просмотра