[ Изменение климата на Кавказе ]

– Тогда, сразу после своего назначения, отвечая на вопрос, как собираетесь управлять регионом, вы заявили, что не знакомы с тонкостями Кавказа. Успели познать эти тонкости?

– Я же лукавил, когда говорил, что не знаю Кавказ. Скромничал. Всегда лучше быть скромнее.

– То есть вы про Кавказ всё знали и неслучайно пошли туда?

– Дело в том, что те задачи, которые были поставлены по нормализации ситуации на Северном Кавказе, – это задачи, которые требуют огромной подготовительной работы. К сожалению, такая работа отрывает большое количество времени, в том числе требует моего долгого пребывания в Москве. Главное, что сделано на первом этапе, во всяком случае для меня, – мы консолидировали элиты на Северном Кавказе как минимум руководства республик. Сегодня мы говорим с ними на одном языке и понимаем, какие задачи перед собой ставим. Все субъекты СКФО, это очевидно, уже сделали для себя определённый вывод, что иждивенческой политики по отношению к бюджету быть не должно. Кавказ – это не бедная территория, которая должна стоять с протянутой рукой, а бюджет Российской Федерации – это не то, что должно откупаться от проблем Северного Кавказа, выделяя огромные, гигантские суммы непонятно на что.

– Такие настроения были у руководителей?

– У отдельных руководителей действительно такие настроения существовали: мол, скажите спасибо, что мы такие спокойные, поэтому выделяйте деньги, это ваша прямая обязанность – создавать условия. Они складывались исторически, накапливались.

– Одна из тонкостей Кавказа – клановость. Вы сталкивались с этим уже?

– Что вы называете клановостью? Ты приезжаешь в какой-то отдалённый населённый пункт, к примёру, в этом пункте одни Магомедовы живут, ну всё село Магомедовых. Это клан? Вы предлагаете, что теперь в этом селе на должности надо ставить не Магомедовых, а другую фамилию? Раздули тему клановости. Когда люди объединены родственными связями, национальными связями – это не всегда плохо.

– А если этот клан Магомедовых прибрал все престижные должности, создает только своим хорошие условия для бизнеса? Например, считается, что в Дагестане война идёт именно потому, что кланы не могут поделить власть, влияние.

– Ещё раз говорю, что есть национальная специфика. Вы прекрасно понимаете, что нельзя взять и, например в той же Карачаево­Черкесии, просто сказать, что мы исключительно по профессиональным качествам будем выстраивать систему отношений, да? Потому что есть национальный вопрос, потому что есть взаимоотношения между двумя коренными национальностями, есть русские, представители других национальностей, и надо учитывать все интересы и особенности. Хотя, в моём понимании, это атавизм. В моём понимании, мы должны в будущем от этого уходить. Просто это не делается вот так – взять росчерком пера и перечеркнуть. Вот с этим я буду бороться. Но я никогда не буду против того, что если у человека на Кавказе есть талантливый родственник, чтобы он состоял на государственной службе.

– А от подношений на Кавказе дистанцироваться возможно? Не было таких попыток?

– Каких попыток?

– Денег, например, вам дать.

– Мы в России борзыми щенками всё предпочитаем... Честно говоря, вкусно поесть и выпить рюмочку вкусного дагестанского коньяка я не откажусь. Всё остальное в моём случае не даст эффекта.

– Почему на Кавказе так дерутся за власть?

– Я сам задаюсь этим вопросом. Почему, например, все так хотят стать главами муниципальных образований? Это же тяжелейший труд. Это низкая заработная плата, большое количество недофинансированных объектов, огромное количество прокурорских проверок, а всё равно маниакально рвутся! Это что, патриотизм?

Горские народы и государственность – это очень сложная система взаимоотношений. К сожалению, есть факты коррупции, но они есть везде. Победить это зло можно, во всяком случае создав два ключевых фактора для решения этой задачи. С одной стороны, независимая судебная система, с чем пока что беда, в том числе на Кавказе, очень большая…

– Вы говорите о курортных зонах, а между республиками округа административные границы охраняются бронетехникой – местным проехать непросто, не то что туристам. Кто поедет?

– Конечно, это плохо. Мы с нашими главами республик тоже эту тему обсуждаем. И есть вообще идея сделать трассу М29 федеральной. Для меня, кстати, важен не только человеческий фактор, но и перемещение товаров и грузов через блокпосты. Это же мобильность! Мы хотим развивать агропромышленный комплекс, здесь произвёл прекрасный продукт, хочешь продать на рынок, а как ты это довезёшь? Но, к сожалению, тропы миграции для преступников пока не перекрыты. Это можно делать тогда, когда мы будем получать информацию от населения. Когда люди будут информировать правоохранительные органы: слушайте, у нас появилась какая-­то машина незнакомая, а правоохранительные органы не будут внутри заниматься предательством и раскрывать информацию. Когда население начнёт диалог с властью, когда мы поймём, что сегодня не кордонами надо защищаться, а диалогом с населением, тогда, конечно, мы эти кордоны потихонечку будем снимать.

– Такая обстановка на Кавказе останавливает, судя по всему, и инвесторов, которых вы планируете привести в округ.

– Первыми, кого мы приведём, будут свои. Давайте начнём с кавказцев, которые сейчас в Москве.

– Под своими вы понимаете известных предпринимателей вроде Сулеймана Керимова и Михаила Гуцериева?

– Я в ближайшее время планирую провести очень серьёзный разговор с ними, с каждым в отдельности. Я хочу перестать слушать разговоры о патриотизме, сидя в Москве, и всё-­таки верю, что эти люди наконец первыми покажут потенциальным инвесторам, что в Кавказ можно вкладывать деньги. Когда я общаюсь с крупными международными инвесторами, они вот-вот готовы, но спрашивают: а почему ваши не идут? Это очень серьёзно отталкивает. Я и с Гуцериевым общался, и с Керимовым много раз, эти люди готовы. Просто у них есть определённые сомнения в том, что в их республике всё пойдёт нормально. Был и негативный опыт. У того же Керимова, когда он заплатил свои налоги в республике, а потом не увидел результатов этого.

– А как вы сами устроились на Кавказе?

– Выражение «ну ты устроился» для меня какое-то такое странное…

– Вы строите себе дом там или на казённых квартирах живёте?

– У меня большая мечта с семьёй – на Кавказ приезжать отдыхать. Но это дело будущего. Сегодня на Кавказе надо работать. Когда я работаю, то мне очень бы хотелось, чтобы семья находилась рядом, но, наверное, до строительства дома ещё рано.

– Всякий кавказский лидер, получая такой пост, сразу начинает себе строить дом.

– Я не кавказский лидер. Я представитель федерального центра.

– Кавказ самая болевая точка России. Как недавно выразился президент, это тот камень, тот фундамент, на котором стоит Россия. И вам поручили укреплять этот фундамент.

– Это один из ключевых столпов государства российского. Но прежде всего это граница, прежде всего это территория, которая сегодня охраняет наши интересы, наши рубежи на Кавказе и на Ближнем Востоке. Но для нас точно таким же фундаментом являются и Сибирь, и Дальний Восток, и Калининград, и наши Севера. Поверьте, каждый из них имеет свой пласт проблем.
На Кавказе человек не пойдёт жаловаться и писать письма в общественные организации, если его оскорбили. Он в лучшем случае даст в морду, в худшем случае это кончится серьёзной дракой и кровью. На Кавказе от кровной мести только женщина спасёт. И дай бог, чтобы те платки, которые женщины носят на Кавказе, как раз были для этого предназначены. Да, я очень не хочу видеть кавказскую красоту в хиджабах. Но я не верю в тотальную исламизацию Кавказа, я чёткий сторонник того, что Кавказ толерантен и Кавказ признаёт любые религии, вероисповедания. Я за то, чтобы на Кавказе был ислам, я уважаю девочек, которые ходят в платках. Я считаю, что это правильно. Хочется, чтобы этот платок служил для того, чтобы бросить между мужчинами, прекратить драку.

– Из рассказа о Стратегии как-то выбивается план по созданию миграционного агентства, которое будет трудоустраивать кавказскую молодёжь где-то в российских регионах. Может быть, имеет смысл их на месте трудоустраивать? Вы же знаете, как порой в России относятся к выходцам с Кавказа?

– Если сделать так, чтобы сегодня демографически успешный и прирастающий молодёжью Кавказ сохранился только для Кавказа, тогда вообще ради чего государство российское существует? Наше общество должно прирастать молодыми талантливыми людьми. Может быть, для этого существует такой уникальный регион, который должен на самом деле сегодня осваивать новые территории, заниматься новыми технологиями, новыми разработками. И что в этом плохого? Почему все пытаются ассоциировать эту задачу с процессом...

– …чуть ли не депортации?

– Со сталинской депортацией. Сумасшедший дом. Самому даже смешно. Идея в другом. Мы говорим о том, что, если сегодня есть возможность у компаний, в том числе зарубежных, разрабатывать новые интересные месторождения на шельфах, давайте мы на Кавказе в училище будем готовить наших ребят – пусть они едут, пусть зарабатывают. Весь мир так двигается. Если этого не делать, то сокращается демография в России, мы с кем будем страну­-то осваивать?

– А русские под каким предлогом туда поедут?

– Как минимум под предлогом того, что сегодня есть дефицит кадров на Кавказе, тех же преподавателей русского языка и литературы. Почему нет?

– К слову, о национальном вопросе. Время от времени возникает тема, причем с подачи официальных лиц Ингушетии и Чечни, о возможном слиянии двух республик.

– Знаете, я очень рад, что мы всё-­таки живём в XXI веке. И всё-­таки наша Конституция декларирует в решении подобных вопросов волеизъявление граждан. И что этого нельзя сделать росчерком пера или желанием Хлопонина, Евкурова или Кадырова. Так этот вопрос не решается. Во всяком случае, таких задач я не получал ни от президента, ни от председателя правительства. Давайте пока с Россией объединимся до конца. Я очень хочу, чтобы на Кавказе мы почувствовали себя частью России.

 

«Коммерсантъ», 12 ноября 2010

(Полную версию интервью читайте на сайте www.kommersant.ru.)