[ ЖЖизнь ]

[собссна вчепятления от столицы нашей родины...]

Да нет никаких особенных впечатлений.
Москва как Москва – абсолютно оправдала ожидания. Даже погоду выдала именно под тот гардероб, который я с собой захватила.
Как вопил мой спутник: «Такое ощущение, будто ты не по Садовому кольцу идёшь, а по Магомедгаджиева!!!»
Честно говоря – да, где-то так и было. Я постоянно вспоминала слова своего братишки, которого в пятилетнем возрасте привели на Красную площадь:
– Ну где?! Где Красная площадь?!
– Вот она.
– Эта?! ТАК Я ЖЕ ЕЁ ПО ТЕЛЕВИЗОРУ ВИДЕЛ!
Ну вот так и со мной, всё это я видела по телевизору, а экспозицию Третьяковки к ужасу своему знала немногим хуже гида.
Было только два момента, когда я подумала: о да, я в Москве, – когда мы случайно заглянули в какую-то подворотню на Большой Садовой и наткнулись на пиротехническое шоу (подворотня оказалась домом-музеем Булгакова) и когда увидела обычную городскую крысу, которая спокойненько так вылезла из помойки и подошла к луже попить водички)))))
Не поняла я тут двух вещей: почему во всех обувных магазинах туфли 35-го размера мне большие на целый сантиметр?! И где в Москве эти пресловутые торговцы зеленью?! Не видела ни одного пучка зелени в продаже.
Что мне на самом деле в Москве нравится, так это метро. Ооооооо! Идеальный вид транспорта, только кафе в вагонах не хватает)))))
21.08.2008

[чему снится президент? У инаугурации!]

Снится мне, в общем, что я иду по заснеженной тёмной улице. Меня кто-то догоняет. Оборачиваюсь, вижу – Уау, Владимир Владимирович!
Он мне говорит: «Здравствуйте, Яна. Я надеюсь, вы будете на завтрашнем мероприятии? Я всегда проверяю, есть ли ваша фамилия в списке журналистов...» Я успела только кивнуть в ответ. А он уже обогнал меня.
Коллега сказала, что Путин – это к рождению ребёнка.
05.05.2008

Застряла я, в общем, между Востоком и Западом. Точнее, между Югом и Севером, потому что Дагестан, несмотря на стремительную исламизацию, это никакой не Восток. Тот, говорят, – дело тонкое, а у нас сначала рубят, потом думают...
Нет, ну как же так случилось, что я не растворилась, не вписалась в ландшафт? Вон, даже моя русская мама очень удачно мимикрировала – залихватски торгуется на рынке и с акцентом, но трещит на лезгинском не хуже моего...
А мне здесь тесно, а мне здесь душно. В родном, казалось бы, краю, в обожаемом некогда городе, которому даже любовные письма писала.
Просто не мой это город! Мой город был уютной провинцией, зажатой между морем и горами. В моём городе были старые дома и нелепо-трогательные совковые названия улиц. В моём городе были деревья... Ну да, треклятые тополя, от пуха которых в мае все на стенку лезли! Но это были деревья, а не редкие ёлки между многоэтажек.
Говорят, Родина – это то место, куда ты возвращаешься. Не нашла я такого клочка земли в этой республике. В родном ауле, конечно, может быть, хорошо при условии, что оттуда исчезнут все его жители. Он не очень-то и красивый, но достаточно крупный и достаточно древний, чтобы последнее тысячелетие упрямо претендовать на статус города. Он тоже одержим внутренним конфликтом, здесь тоже бьются Запад и Восток, Север и Юг... 
28.06.2007


[Секреты]

Так и быть, Матильда, расскажу тебе всю правду о своём тёмном прошлом. 150 лет назад, как раз в это время года поехал я со своим хорошим другом, которого зовут Вера Михайловна Агошкина, на Неделю высокой моды в Москве, у меня были знакомые, которые сделали нам аккредитацию там забесплатно. Вера Михайловна – дагестанский модельер, и ей там было интересно. Мне не очень, но она всё ж таки мне друг, тем более что там Пако Рабанн обещал показать свою последнюю коллекцию в последний раз. Если ты ещё не пропила свои мозги, Мася, то должна помнить. Это когда он напророчил, что станция «МИР» свалится куда-то в Париж. Поэтому, думаю, съезжу, мало ли. Будет потом что детям рассказать.
То, что будет нам весело, я понял, ещё когда мы ехали в аэропорт. Мы опоздали, потому что кое-кому надо было купить какие-то спецколготки, которые не дают попе мёрзнуть. А искали их по всему городу. Пришлось нам позвонить по дороге в аэропорт и наврать про бомбу в багаже, чтоб самолёт задержали. Успели, слава тебе, Господи. По дороге разбили бутылку коньяка, по дороге из аэропорта ещё одну, поэтому, когда ехали в метро, то от наших сумок воняло так, как будто мы алкаши, которые сбежали из ЛТП, чтоб не лечиться.
Холод тогда был адский. Я в те времена был юноша совсем не богатый и у меня было одно демисезонное пальто на весну, осень, зиму, и иногда даже на лето – надевал его, если я постирал единственную футболку. Сидел в пальто и говорил всем, что у меня озноб. Чтоб меня не жалели за то, что я бедный. Но когда ехал в Москву, мне Агошкина говорит: «Не переживай, я была в Москве зимой ещё студенткой, поехала в трикотажном плаще и не мёрзла. Просто там не влажно. Климат такой. Мороз переносится легко». Но, видимо, у меня было влажно. Потому что мне мороз переносить было нелегко. Хорошо что мне друг дал дублёнку, я её и надел. Сама Агошкина простудилась, так как поехала опять в трикотажном пальто. А на показы ходить хотелось. И вот подруга, у которой она жила, придумала хороший выход. Она одевала Веру в длинный свитер до колен. Лосины мохеровые с начёсом, пальто, ещё пальто. Сверху оренбургский платок. Красиво? А то! Вот в таком вот виде мы заходили в «Россию», доковыливали до гардероба и раздевались. Посмотреть на это собирались все гардеробщицы. Потому что под всем этим счастьем была красавица Вера Михайловна в вечернем платье и старинных серебряных украшеньях с каменьями.
Потом мы ходили кругами по залу, и когда выключали свет, занимали быстро места поближе, если кто не пришёл. Как-то мы встретили там знакомого одного из Махачкалы. Это был как раз показ Пако Рабанна, и настрой у нас был особенно духовный. У приятеля – наоборот. Он имеет некоторое отношение к модельному бизнесу и имеет к нему некоторые претензии тоже. Это мы поняли быстро. Он заманил нас на самый верх. Такой балкончик там был. И начал шуршать пакетом. Знаешь, бывают такие мерзкие шуршащие пакеты. Вот такой был у него. И пластиковые стаканчики. Из них он пил коньяк и закусывал «Дамским капризом», который ломал руками. Захмелел он быстро. Но обиды к модельному бизнесу не забыл.
«Пидаарсы!» – кричал он. Оборачивалась почему-то половина мужчин из тех, кто был в зале. «В этом бизнесе все пидарасы и евреи! Нормальным мужикам тут не дают дороги! Мне не дают дороги!» – уточнял он.
Вера была в этом бизнесе, но была не «пидарас» и не еврей, поэтому сильно удивлялась. Внизу ходили девушки в пакетах от Пако Рабанна. Все на нас цыкали. Нам стало стыдно, потому что против «пидарасов» и евреев мы не имели ничего против, но кричать об этом было неудобно, потому что приятель кричал громче. Надо было что-то делать.
– Так ты не пидарас? – удивлённо спросила Вера у друга с пакетиком.
Он задумался так, как будто что-то вспоминал. Мне даже кажется, он вспомнил то, о чём мы подумали, но вслух сказал:
– Конечно, нет. И даже не еврей… то есть он хотел сказать, что шансов у него нет совсем. Но мы-то знали, что шансов у него нет по совсем другой причине.
– Если хочешь, я тебя познакомлю с такими – не унималась Вера. – Многие потом втягиваются. Ты ж не старый ещё.
Он опять задумался. Но, видимо, трезво взвесив свои шансы и вспомнив, как выглядела та половина мужиков, которая оглянулась, пошёл шуршать пакетом в бар.
Пако Рабанна мы посмотрели и даже старались смотреть на него изо всех сил, чтоб запомнить, если, не дай боже, его убьёт орбитальной станцией «МИР». Оказалось, что волновались зря.
 P. S. Эй, кое-кто! Ты щас сама поймёшь, кто. Обращаюс к тебе! Слушай! Слушай! Если, прочитав как я мёрз и про то, что я был легко одет, ты опять начнёшь вспоминать по секрету про мои красные вязаные кальсоны, из-за которых ты ушла в тот вечер, то я тогда всем расскажу, что у тебя кальсоны сшиты их твоего детского байкового одеяла с медвежатами. Не заставляй меня раскрывать тут секреты. Ты же знаешь, что я порядочный и умею держать язык за зубами. Надеюс на твоё благоразумие, на моё – надежды опять нет.
27.11.2007