Однажды, когда страна ещё называлась Советским Союзом, мы, семеро человек, решили взять и продвинуть идею об альтернативной службе. Понаписали плакатов, вышли из дома и порулили в центр города. Не дошли. Кто-то настучал, и ещё на подступах к площади нас повинтили резвые кегебейские люди. А потом неприлично ясноглазый человек в штатском спрашивал меня в отдельном кабинетике: «Они-то, остальные шестеро, понятно. Родине долг отдавать не хотят, -мерзавцы! А вы же, Светлана, женщина, как я замечаю. Вам-то чем наша армия не угодила?» Пришлось врать что-то про пацифизм и свободу выбора. Не могла же я товарищу правду сказать! А всё началось, когда стали возвращаться из армии наши мальчики. Уходили они такие свои, такие чёткие, а вернулись совсем посторонними. Вернее, потусторонними. Инопланетяне, да и только. Вот представьте себе,звонит человек, которого как-то даже ждала, которому писала, и приглашает зайти. Причём уже на первой минуте разговора становится ясно, что предки куда-то девались и как минимум на пару часов мы будем предоставлены сами себе и друг другу. Надо ли говорить, что через 15 минут я тарабанила в его дверь, вся из себя нарядная, как праздничный корабль. В общем-то, я немного по-другому видела нашу встречу... Но не ладонь властная и настойчивая опустилась на мои обтянутые нейлоном призывные колени, а плюхнулся на них альбом. Дембельский. Кошмарный. Бархатный. Красный, как моя ярость. С медными уголками, от которых (кто бы сомневался!) тут же вверх и вниз по колготкам побежали стрелки. С массой мутных тупых фотографий, на которых одинаково мутные и тупые стриженые люди напряжённо смотрели в объектив, выпятив подбородки.Но хуже всего, что это был Очень Толстый Альбом. Так что когда предки вернулись, мы ещё не всё посмотрели, едва перевалили за середину. Никогда ещё я так не радовалась чужим родителям! Мне бы тогда уже всё просечь, ведь явлены были знаки! Но по наивности и молодости лет я знамения не распознала. Решила – случайность! Досадное недоразумение. Типа, парень только вернулся, свежи ещё воспоминания и может, правда, брому им там во всё подряд наливают. Рассосётся. Не рассосалось. Спросите у мужчины про армию – и на часа два он будет совершенно потерян для общества. Пока не выложит всё, пока не припомнит в точности фамилию ротного – погоди, погоди, как же его... а, Носопыркин! Или всё-таки Носоглоткин? – не угомонится. Что-то не замечено, чтобы с той же страстью говорилось о любимой, ребёнке или спорте. Даже эротика по REN-TV не способна отвлечь его от темы. А попробуй прервать! Вздрогнет, как от предательского выстрела u1074 в спину, и скупая мужская слеза заскользит по его небритой щеке. Странно мне, как человеку сугубо штатскому, отчего всё так замысловато происходит? Казалось бы, армия – абсолютно негативный опыт. Вроде тюрьмы. Опыт несвободы, подчинения, стадного проживания, унижений, муштры, паршивой кормёжки, в конце концов! И никакого героизма, ведь не всем же в ВДВ довелось, некоторым – в стройбате. И девушки любимые каждого третьего бросали, так почему такой шалый блеск в глазах и неостановимый, как рвота, поток воспоминаний? И ещё куча загадок с армией связано.
Ну, например, взять хотя бы пресловутую дедовщину. Ни разу не слышала, чтобы кто-то из знакомых признался, что его прессовали деды. Нет, все, умнички, с самого начала «сумели себя поставить» и их «зауважали».
Мало того, они всю дорогу были суровые, но справедливые и когда уходили на дембель, их провожали «молодые». Со слезами. С причитаниями. С просьбами не забывать и писать, а то и захаживать. Обзавидуешься.
Или вот привилегии эти нищенские. Хотя тут всё как раз понятно. Человеку ведь часто хочется не самих прав, а чтобы их было на ноготь больше, чем у другого. И если в нормальной жизни для фиксации этого разрыва между собой и остальными нужны яхты, депутатские льготы и машины со спецномерами, то в армии достаточно малого. Картошки, беззаконно пожаренной и стресканной после отбоя, ремня на этих… как бы поделикатнее… на тестикулах или «блатной» должности, что позволяет не мчать поутру вместе со всеми на зарядку. А если кто позволял себе домашние кальсоны вместо положенных армейских или шерстяные носки вместо портянок, то это уже как бы высший класс!
А теперь попытайтесь представить, что должна чувствовать женщина, строем активно не ходящая и хором петь не приученная, когда на её бедную голову обрушивают эти гнетущие подробности? Я вам скажу, что. Она начинает подозревать, что мужчина – существо неполноценное (кстати говоря, часто оказывается недалека от истины), а армия – механизм, u1082 который эту неполноценность выявляет и культивирует. Нет, не спорю, может быть, есть дамы, что с замиранием сердечным слушают о марш-бросках и походной кухне, которым по душе добрый казарменный юмор (допускаю, что Полина даже углядела бы в этом особую мужественность), но мне не повезло. Меня даже «Швейк» раздражает, хотя приём, с помощью которого из обычного офицера и селёдочного хвоста мастерится русалка, сам по себе интересен. Но в общем и целом, по глубокому моему убеждению, армия для женщины – есть штука чуждая и враждебная («Солдат Джейн» как-то не убеждает). И обе они, и женщина, и армия это очень хорошо понимают. Вот в сериале «Солдаты», между прочим, так и поётся с пренебрежительными интонациями: «Здесь не то, что на гражданке, на какой-нибудь гражданке...». И гражданка, то есть я, ещё до всяких «Солдат» сообразила, что к чему. А, сообразив, отправилась митинговать за альтернативную службу. Чтоб спасти для себя хоть нескольких!
Хоть одного! Но не могла же я это всё рассказать тому самому ясноглазому в штатском, что меня допрашивал. А потому сначала врала, а затем, устав, перегнулась через стол, чтобы поближе, и задала товарищу страшно важный вопрос: «Скажите, а у вас дембельский альбом есть?» И он аж зарумянился от удовольствия. ]§[
- 3 просмотра