"Все доводы обвинения развалились на наших глазах"

6 июля (2023 г.) в Южном военном окружном суде Ростова-на-Дону прошёл очередной судебный процесс по уголовному делу, в котором обвиняемыми проходят редактор отдела "Религия" газеты "Черновик" Абдулмумин Гаджиев, программист Кемал Тамбиев и юрист Абубакар Ризванов. В этом процессе со своей защитной речью выступил Абдулмумин Гаджиев и его адвокат.

Напомним, что Абдулмумина Гаджиева, Кемала Тамбиева и Абубакара Ризванова обвиняют по трём статьям УК РФ: участие в деятельности террористической организации (ч. 4 ст. 205.1 УК РФ), финансирование терроризма (ч. 2 ст. 205.5 УК РФ) и участие в деятельности экстремистской организации (ч. 2 ст. 282.2 УК РФ). Наказание по статьям предусматривает от 10 лет лишения свободы до пожизненного заключения.

Редакция «Черновика» считает данные обвинения незаконными и необоснованными, являющиеся результатом фантазии следственных органов.

На данном этапе суд находится на стадии прений сторон, на которой сторона обвинения и сторона защиты произносят свои речи, в которых обосновывают позицию по делу.

В судебном процессе уже выступили гособвинитель, прокурор Мурад Алиев и (на прошлом процессе) Кемал Тамбиев и его адвокат Руслан Нагиев.

Заранее предупреждаем, что упомянутые в речи и публикации такие террористические организации, как «Конгресс народов Ичкерии и Дагестана», «Высший военный Маджлисуль Шура Объединенных сил моджахедов Кавказа», ИГИЛ, ИГ, «Исламское государство» являются запрещёнными на территории России.

Выступление адвоката Абдулмумина Гаджиева можно посмотреть здесь. Выступление Абдулмумина Гаджиева, как всегда, было ярким. Приводим его тут полностью и от первого лица:

Прения. Речь Абдулмумина Гаджиева

Когда председательствующий просил нас начинать готовиться к прениям больше года назад, я спрашивал себя: о чем мне говорить, если все доводы обвинения развалились на наших глазах на этапе судебного следствия.

Однако сегодня мне есть о чём сказать. Потому что гособвинитель фактически проигнорировал судебное следствие. Вернее, это сделал не сам прокурор, а тот, кто написал для него текст выступления в прениях.

После изучения данного текста мы пришли к однозначному выводу, что его составил человек, не присутствовавший на судебных заседаниях. Этот человек очевидно не знал, какие свидетели были допрошены в зале суда, а какие в него не явились. Он не знал, какие материалы были здесь оглашены, а какие нет.

Гособвинитель фактически отбросил нас на два с половиной года назад, вернув в тот день, когда он зачитывал обвинительное заключение следователя.

Поэтому мне придётся кратко напомнить ему и всем нам, чем мы здесь занимались всё это время.

Но прежде чем перейти к опровержению доводов прокурора, я хочу чётко обозначить: мы опровергаем их не потому что считаем их состоятельными. Нет, они ничего из себя не представляют. Мы опровергаем их только потому, что нам на основе этих "доказательств" запросили 57 лет строгого режима на троих.

Наше уголовное дело не просто сфабриковано. За 4 года в заключении я видел много сфабрикованных дел. Но я не видел ни одного, которое было сфабриковано так безобразно. И после всего этого прокурор заявляет, что вместо признания вины мы выбрали тактику открещивания от вменяемых преступлений.

Честно говоря, звучит как оскорбление. Если бы меня не ограничивало воспитание, я бы сказал, что сторона обвинения выбрала тактику страуса, засунувшего голову глубоко в песок.

Фабула и тезисы обвинения

По версии обвинения я принял участие в деятельности трёх террористических организаций, а также вместе со своими "подельниками" организовал их финансирование:

1. ИГИЛ*,

2. "Конгресс народов Ичкерии и Дагестана"*,

3. "Высший военный Маджлисульшура объединённых сил моджахедов Кавказа"*.

Для этого мы якобы объединились в некую группу, которая учредила благотворительные фонды, якобы собиравшие средства для поддержки терроризма. При этом лично мне предъявлено только два конкретных пункта совершения преступления:

1. Написание статей в газете "Черновик" с целью пиара нашей преступной деятельности.

2. Отправка 16 тысяч рублей со своей банковской карты с целью поддержки ИГИЛ*.

Объединение

В материалах дела нет ни одного реального доказательства на то, что мы объединились в какую-то группу. Оперативники исследовали наши переписки, переводы с банковских карт, телефонные контакты - и не нашли ничего, что указывало бы на то, что мы вообще были знакомы, не говоря уже о каком-то общем деле.

Единственной реальной попыткой представить такое доказательство было обнаружение следователем Надиром Телевовым сообщения от Кемала Тамбиева в моём мессенджере в Facebook.

Однако следователь, очевидно плохо разбирающийся в социальных сетях, так и не понял, что он привёл довод против себя. Данное сообщение Кемала, как сообщение от пользователя, которого нет в списке моих друзей, попало в спам и на момент осмотра моего ноутбука следователем не было мной прочитано.

Содержание сообщения со всей очевидностью говорит нам о том, что Кемал обращался к незнакомому ему человеку, которого ему рекомендовали как специалиста в области исламских финансов.

Интересно, что названия двух из трёх террористических организаций, для участия в деятельности которых мы якобы объединились, не упоминаются ни в одном представленном гособвинителем доказательстве. Следователь попросту забыл их сфабриковать. Их наспех добавили в самом конце периода предварительного расследования. Следователь объяснял мне лично, что это понадобилось сделать для "соблюдения процессуальной чистоты".

Логика следователя была следующая: изначально он попытался вменить мне участие в ИГИЛ* посредством публикации интервью в "Черновике". Когда же выяснилось, что интервью было опубликовано до запрета ИГИЛ* на территории РФ, понадобилось приписать меня к более ранним террористическим организациям. Получается, я как бы занимался терроризмом в составе "Ичкерии…"* и "Маджлисульшура…"*, а потом добавил к этому соответствующую деятельность в рамках ИГИЛ*.

Я не знаю, как следователь себе всё это представляет, но называет он это "процессуальной чистотой".

Мы задавались вопросом, почему именно эти организации, ведь их идеология, как выяснилось, была враждебна ИГИЛ*. Ответ оказался очень простым. "Конгресс народов Ичкерии и Дагестана"* и "Высший военный Маджлисульшура объединённых сил моджахедов Кавказа"* - это две организации, которые идут первыми в списке террористических организаций на сайте ФСБ. Следователь просто открыл данный список и приписал нам две первые попавшиеся на глаза организации.

Как можно обвинять людей в участии в деятельности террористических организаций и при этом не только не привести ни одного на это доказательства, но и вообще ни разу их не упомянуть? Ладно, следователь забыл сфабриковать, но ведь задача прокуратуры - это надзор за законностью и состоятельностью обвинения.

Кемал Тамбиев, Абдулмумин Гаджиев и Абубакар Ризванов в "аквариуме" военного суда

Что касается ИГИЛ*, то оперативники при фабрикации дела не пришли к единому мнению в вопросе о том, зачем нам понадобилось финансировать эту организацию. Один из них заявил, что мы делали это, поддерживая идеологию ИГИЛ*.

Второй же посчитал, что боевики ИГИЛ* понадобились нам для того, чтобы защититься от назойливых плательщиков наших фондов, начавших подозревать, что мы присваиваем собираемые деньги.

Следователь Телевов тоже не стал останавливаться на одной из двух версий. В обвинительном постановлении он склонился к первой. А при фабрикации доказательств стал искать дома, квартиры, участки и автомобили, которые мы якобы приобретали на деньги фонда.

Ничего не найдя, он принялся арестовывать недвижимость наших родственников, которая принадлежала им ещё до нашего рождения. Но и этого ему показалось мало.

Следователь Телевов умудрился арестовать не имеющий к нам никакого отношения домик в деревне Свапущенское на берегу Селигера, заявив, что два квадратных метра из этого домика принадлежат нам и 35-ти нашим родственникам. Удивительно, но, согласно материалам дела, доля в этом домике была зарегистрирована на Абубакара Ризванова в тот момент, когда его паспорт находился у следователя.

Прокурор не постеснялся сослаться на этот домик в прениях в качестве доказательства нашей преступной деятельности, несмотря на то, что в ходе судебного следствия по запросу суда было установлено, что "домик в деревне" принадлежит совершенно посторонним людям, которые до сих пор недоумевают, на каком основании советский районный суд в далёкой Махачкале арестовал их имущество.

Гособвинитель озвучил сумму в 68 млн якобы собранных нами рублей, из которых не менее 204 тысяч долларов и 48 тысяч турецких лир якобы было передано для осуществления террористической деятельности. Только вот прокурор не привёл доказательств даже на один такой рубль.

Мы нашли ответ на вопрос о том, откуда взялась сумма в 68 млн. Оперативники просто посчитали и сложили весь оборот всех банковских карт 14-ти незнакомых друг с другом человек, о которых прокурор не смог сообщить суду ничего, кроме выражений "некий Тавалаев Ильяс", "некий Вахобов Робиджон". Действительно, "некие" - ведь за четыре года никто так и не понял, кто все эти люди.

На меня лично из этих 68 млн пришёлся один миллион за десять лет пользования картой. Итого около десяти тысяч рублей в месяц. Это как раз авансовая часть моей зарплаты за удалённую работу в "Черновике".

Перевод денег

Все переводы с моей банковской карты были досконально изучены оперативниками и имеются в материалах дела. Следователю пришлось немало поломать голову, чтобы выбрать из них наиболее подходящий для представления в качестве финансирования ИГИЛ*. Без такого перевода у него не получалось вменить мне организацию финансирования терроризма по ч. 4 ст. 205.1.

В итоге он остановился на оплате билетов на самолёт в размере 16 тысяч рублей в декабре 2015 года.

Сторона обвинения заявила, что я перевёл эти деньги некоему Багандову "с целью приобретения форменного обмундирования, боеприпасов, медикаментов и средств связи" для боевиков ИГИЛ*. Формулировка о "форменном обмундировании" была целиком списана следователем с постановления пленума верховного суда РФ. При этом он не привёл ни одного доказательства на своё утверждение. Ни чеков, ни выписок, ни показаний свидетелей, вообще ничего!

Однако сторона защиты не стала довольствоваться отсутствием доказательств у гособвинителя и нашла руководителя турфирмы, продавшего мне билет на самолёт. В материалах дела имеется его подробный опрос с копией проданного билета.

Что мы в итоге имеем по одному из двух ключевых доказательств моей виновности? Абсолютно голословное ничем не подкреплённое заявление гособвинителя с одной стороны и ясный довод, опровергающий это заявление с другой.

Статьи

Вторым ключевым пунктом обвинения - которых, ещё раз напомню, всего два - был тезис о том, что я якобы публиковал в общественно-политическом еженедельнике "Черновик" статьи, в которых призывал к деятельности террористических организаций.

Гособвинитель повторяя в прениях слова следователя Телевова, утверждал следующее:

"Абдулмумин Гаджиев, разделяя и поддерживая идеологию террористических организаций "Конгресс народов Ичкерии и Дагестана", "Высший военный маджлисуль шура объединенных сил моджахедов Кавказа", а также " ИГИЛ", активно распространяя идеи этих организаций и возрождая их деятельность на территории РФ, опубликовал в газете "Черновик" ряд статей.

В своих публикациях Гаджиев А.Х., акцентируя внимание аудитории на национальных, религиозных и социальных противоречиях современного мира, адаптируя к ним коранические стихи и хадисы, пытался воздействовать на сознание людей с целью их вовлечения к участию в деятельности террористической организации ИГИЛ" (конец слов прокурора Алиева).

Данное абсолютно голословное утверждение следователя и прокурора не нашло никаких подтверждений в ходе судебного следствия.

Выбранный следователем список моих статей не содержит ни названий указанных террористических организаций, ни призывов к ним, ни вообще ничего связанного с терроризмом. Прекрасно это осознавая, следователь не стал проводить по ним экспертизы, понимая, что её результаты будут против него.

Сторона защиты провела экспертизу по своей инициативе и представила её результаты в суд. Эксперты не обнаружили в статьях ничего незаконного. После этого мы ходатайствовали о том, чтобы суд повторно провёл экспертизу статей, направив их государственный экспертный орган. Прокурор, понимая, как и в своё время следователь, что результаты будут не в его пользу, категорически возражал.

Вторая экспертиза подтвердила результаты первой. Тогда раздосадованный гособвинитель пошёл ва-банк. Он затребовал третью экспертизу, поставив перед экспертами абстрактный вопрос, целью которого была попытка зацепиться хоть за что-нибудь:

"Содержится ли в статьях пропаганда каких-либо идей и взглядов?" - вопрошал гособвинитель.

Лучше бы он этого не делал, потому что на этот раз эксперты не просто не нашли ничего незаконного, но и, будучи вынужденными ответить на его абстрактный вопрос, обнаружили в статьях пропаганду образования, развития и современных технологий.

В итоге мы имеем три экспертизы против двух голословных заявлений следователя и прокурора.

Также сторона обвинения утверждала, что моей ролью в благотворительном фонде "Ансар" был пиар его деятельности в СМИ. Однако единственной статьёй за десять лет работы, в которой упоминается фонд "Ансар", является интервью, которое я взял у его работника после гуманитарной поездки по заданию редакции "Черновика", как это пояснил в суде учредитель газеты Магди Камалов.

Поскольку сторона обвинения сделала особый упор на двух интервью с Ахмеднабиевым, хотел бы прокомментировать их отдельно.

В первом интервью, взятом в 2009 году, больше всего внимания стороны обвинения привлекло упоминание школы хафизов в селе Новосаситли. Гособвинитель абсолютно голословно заявил, что в школе детям навязывалась радикальная идеология. Никаких доказательств на это он не привёл.

Практически каждому свидетелю, имевшему какое-либо отношение к школе, он задавал вопрос о том, учились в ней дети участников НВФ, и ни от кого не получил утвердительного ответа. И мы не знаем, что бы это дало стороне обвинения, если бы он такие ответы получил.

В результате многочисленных ОРМ оперативники нашли двоих таких детей. Однако, во-первых, было установлено, что их отцы стали участниками НВФ в 2015 году, то есть уже после закрытия школы. А во-вторых, учитывая общее количество учеников школы хафизов, двое таких родителей - это примерно такой же показатель, как и для любой другой среднестатистической дагестанской школы. Он абсолютно ни о чём не говорит.

Единственное негативное упоминание школы хафизов в допросах свидетелей фигурировало в допросе Ильяса Умалатова. В тексте допроса упоминается, что дети изучали арабский язык, а значит они могли начать своевольно толковать Коран, что в свою очередь может привести к тому, что они станут экстремистами.

Такое вот тройное предположение, которое очень характерно для риторики стороны обвинения. Однако самое интересное, что в ходе допроса во время судебного заседания Ильяс Умалатов пояснил, что никогда не говорил таких глупостей.

Что касается второго интервью, то, не зная, до чего в нём можно докопаться, следователь Телевов писал, что "истинные цели в нём не раскрываются, уточняющие вопросы не задаются". Это примерно как заявить, что человек не совершил преступление с целью скрыть его.

Напомню суду, что в этих двух интервью эксперты вообще не обнаружили никакой пропаганды, даже пропаганды образования и развития.

Оба интервью были взяты в те годы, когда двух террористических организаций, упомянутых стороной обвинения УЖЕ давно не существовало, а третьей - ЕЩЁ не существовало. Как и отсутствовала в законе вмененная нам ч. 4. ст. 205.1.

Для доказательства на моё отношение к терроризму следователь выбрал статьи, которые предельно далеки от данной тематики. При этом он аккуратно обошёл вниманием мои публикации, в которых упоминается и терроризм, и террористические организации. Суду была представлена одна из таких публикаций, которая недвусмысленно говорит о моей позиции в отношении ИГИЛ*, в финансировании которой меня обвиняют.

Также суду были представлены мои заверенные нотариусом публичные ответы в социальной сети аск.фм вместе с заключением эксперта, в которых я ясно выражаю своё мнение об ИГИЛ* и подобных организациях.

Если бы оперативники хотели узнать мою настоящую позицию относительно терроризма, им бы это не составило никакого труда: нужно было просто прочитать пару-тройку моих статьей или немного полистать страницы в соцсетях.

За оперативников и следователей это сделали эксперты. Их выводы мы все слышали.

Показания свидетелей

Что касается показаний свидетелей, на которых сослался в своей речи гособвинитель, то о них, думаю, детально выскажутся наши адвокаты. Я не буду сейчас отнимать много времени и коротко остановлюсь на некоторых важных моментах, которые юристы могут упустить.

В материалах дела есть не мало страниц, полных фантазий следствия. 

У нас есть протокол допроса Кемала Тамбиева следователем Мамаевым и есть полностью противоречащий ему допрос Кемала здесь в суде. Да, согласно законодательству, суд вправе выбрать как последние, так и первые показания свидетеля. Однако при выборе судьи должны опираться на доводы, убеждающие их в правдивости выбираемых показаний. Доводов на несостоятельность первого допроса, на наш взгляд, более чем достаточно.

Когда мы слушали Кемала здесь, в здании суда, его никто не бил, не морил целый день голодом и жаждой, ему никто не угрожал, на него никто не давил, рядом с ним был его адвокат. Его никто не принуждал подписывать против своей воли заведомо ложные показания, которые он даже не читал. Кемала с ветерком привезли сюда в автозаке, после того, как он хорошенько позавтракал в камере тюремной баландой.

В своём выступлении в прениях он рассказал, что допрашивался следователем, будучи лишённым права на защиту, что подтверждается приобщенными к делу материалами.

Чтобы устранить данные претензии стороны защиты, мы заслушали в суде двух следователей: Телевова и Мамаева. То, что согласно указанному в допросе времени, рядом с Кемалом не было адвоката, оба следователя объяснили сбитыми на компьютере Мамаева часами. Однако, согласитесь, объяснять сбитыми часами около 60 протоколов следственных действий, разница во времени между которыми доходит аж до года - аргумент довольно сомнительный и глупый.

Что касается протокола допроса свидетеля Махачева, то сторона защиты считает, что он был оглашён в нарушение требований ч. 2.1 ст. 281 УПК РФ, поскольку в суд свидетель не явился, и в ходе предварительного расследования нам не было предоставлено возможности оспорить предоставленную им информацию.

Также допрос Махачева содержит многочисленные нестыковки, свидетельствующие о том, что он был сочинён оперативниками. В частности, Махачев утверждает, что он с Ахмеднабиевым заезжали ко мне на работу в "Черновик". Как пояснил в суде учредитель газеты Магди Камалов, у меня не было в редакции рабочего места, я не посещал здания "Черновика" и работал удалённо.

Засекреченный свидетель Магомедов Магомед Магомедович всю информацию по делу преподносит от третьего лица - Ровшана Алиева. В материалах дела есть прямой и непосредственный допрос самого Ровшана, который опроверг домыслы "Магомеда".

Что касается допроса свидетеля Папушиной, в котором она причисляет к ИГИЛ список из сотни человек, то сама свидетель отказалась от своих показаний в суде, пояснив, что подписать их её вынудил следователь Пашков, угрожавший ей длительным сроком заключения и расставанием с грудным ребёнком.

Также необходимо отметить, что всю информацию Папушина передавала от гражданки Вахаевой Амины, которая в свою очередь ссылалась на Ахмеднабиева. Местонахождение Вахаевой было установлено следствием, адвокаты подавали ходатайство о её допросе, однако следователь отказался.

Прошу суд признать все эти допросы недопустимыми доказательствами. Я остановился на фактологии. Что касается более точечных юридических нарушений, допущенных при допросе свидетелей обвинения, то на них укажут наши защитники.

Заключение

В последние дни мы наблюдали не самые лучшие примеры правосудия и работы правоохранительной системы. Мы видели, как люди, сбившие кучу самолётов и вертолётов вместе с их экипажами, остались безнаказанными.

И видели, как взрослая женщина, страдающая от сахарного диабета, была осуждена за "насилие над сотрудником полиции".

Окончания нашего дела на этом фоне многие ждут. Особенно его ждут оперативники и следователи Дагестана.

Если сторона обвинения добьётся своего, это откроет новые возможности для откровенных преступников в погонах, которые смогут выйти на новый уровень: им не нужно будет даже фабриковать доказательства, они просто будут отправлять уголовные дела в Ростов, а прокурор будет требовать для подсудимых наказания в виде 19 лет лишения свободы только на основе своих голословных заявлений.

На основании вышеизложенного считаю позицию гособвинителя мягко говоря несостоятельной.

Прошу снять с меня все обвинения, оправдать полностью и снять аресты с имущества моих родственников. Прошу вернуть мне все мои вещи, упомянутые стороной обвинения в качестве вещественных доказательств.

Также очень прошу снять, наконец, арест с многострадального домика в деревне Свапущенское, бедные владельцы которого терпят беззаконие дагестанских следователей уже больше трёх лет.

Спасибо, у меня всё. ]§[

*Все указанные организации являются террористическими и запрещены в РФ