Техника следствия

В четверг, 22 сентября, в Южном окружном военном суде в Ростове-на-Дону продолжилось рассмотрение уголовного дела в отношении журналиста «Черновика» Абдулмумина Гаджиева, а также Кемала Тамбиева и Абубакара Ризванова. На этот раз суд допросил следователя следственной группы, расследовавшей данное уголовное дело, – Рустама Мамаева.

Именно Рустам Мамаев допрашивал Кемала Тамбиева 14 июня 2019 года. Все показания, заявил следователь, давались добровольно, физическое и психическое воздействие не оказывалось, а оперативные сотрудники в кабинете не присутствовали. Правда, немного позже он сказал, что «может быть, присутствовали сотрудники ФСБ, которые обеспечили его явку».

Мамаев на вопрос прокурора ответил, что допрос проводил в присутствии адвоката по назначению, с которым в начале заседания даже позволил переговорить Тамбиеву. Однако в протоколе допроса указано время более раннее, чем прибытие адвоката. Это Мамаев объяснил «технической неполадкой».

Напомним, что на предыдущем заседании свидетель Арслан Джарбаев заявил, что к следователю ходил не на допрос, а на беседу, а протокол подписал только через 10 дней, не прочитав его внимательно.

«То, что он заявил на суде, не является действительностью. Он – человек с высшим образованием, он свои показания перечитывал, подписывал», – утверждал свидетель-следователь.

На вопрос, как следствие вообще вышло на Джарбаева и почему решило допросить именно его, Мамаев ответил: «Я в уголовном деле был следователем следственной группы. У нас был руководитель группы, который поручал следователям провести определённые следственные действия, сам ход расследования я ни в какую сторону не направлял, мне ставилась задача, и она мною выполнялась».

Ризванов спросил, были ли у Тамбиева следы на теле. Мамаев ответил, что был кровоподтёк под глазом, но в протоколе задержания это зафиксировано не было. «По-моему, это не должно фиксироваться, там нет такой графы… Позже я узнал, что он получил синяк при проведении обыска у него дома», – сказал свидетель. Он также добавил, что на момент допроса у него не было ордера защитника Тамбиева, а сам он якобы не сообщал, что у него есть адвокат по соглашению. Напомним, что в протоколе задержания указано время 23:15, а в протоколе допроса – 22:50. По словам следователя, снова «техническая неполадка».

Адвокат Абдулмумина Гаджиева, Арсен Шабанов, заявил, что ходатайство адвоката Джафарова (защитника Тамбиева) о том, чтобы он не проводил следственные действия без его участия, зарегистрировано 14 июня 2020 года – в день проведения допроса.

– До какого времени Следственный комитет мог зарегистрировать это ходатайство? – спросил Шабанов.

– Тут время подачи не указано. А работу канцелярии я не знаю. После 6, кажется, не работает, – ответил Мамаев.

– То есть он мог сдать его только до начала допроса Тамбиева?

– Наверное, да…

– А как так получилось, что следователю Надиру Телевову только 17 июня передали это ходатайство вместе с ордером?

– Не знаю.

Мамаев также добавил, что если ордер сдаётся в канцелярию в дневное время, то к вечеру он приходит следователю. Из этого можно сделать вывод, что, допрашивая Тамбиева ночью 14 июня, следователь уже знал об ордере его адвоката, но всё равно не допустил его к подзащитному.

Ризванов рассказал на заседании, что в протоколе осмотра указывается, что предметом этого осмотра является сайт «Живое сердце», но в поисковике, согласно этому протоколу, вводится текст «фонд помогай…». Ответ Мамаева снова повторился – «какая-то техническая ошибка».

Там же указывается, что в результате поиска было обнаружено 6 млн результатов, из них была выбрана одна группа, Ризванов спросил: почему именно эта из такого количества результатов? Мамаев не смог ответить, но ему на помощь пришёл судья Роман Сапрунов: «Ну… вы частично уже ответили, осмотр проводили по указанию руководителя следственной группы, да?»

«Так точно, по указанию руководителя…» – ответил следователь.

 

«Я противостоял идеям этой организации»

 

Далее суд приступил к допросу Абдулмумина Гаджиева. Шабанов попросил его сообщить по поводу предъявленного обвинения то, что он желает.

«В 2006 году я окончил математический факультет ДГУ, сразу стал работать старшим преподавателем экономического факультета. Преподавал высшую математику, экономику и математические методы, теорию оптимального управления, программирование, эконометрику и другие предметы. Ещё через какое-то время я устроился в газету «Черновик», вёл полосу, писал в основном на социальную и религиозную тематику. Работал 10 лет, не было никаких нареканий со стороны правоохранительных органов. Более того, некоторые мои статьи получали премии. Например, от Комитета по делам религии в конкурсах по противодействию экстремизму.

Обвинение стало для меня неожиданным. Насколько я понимаю, меня обвинили в террористической деятельности, и участвовал я в ней, по версии обвинения, двумя способами. Один из способов – перевод денег для ИГ*, второй, фактически, – моя журналистская деятельность, статьи, которые я писал 10 лет.

Что касается перевода денег, оснований никаких нет, тут комментировать даже нечего. Если есть вопросы у обвинения, я готов ответить. Что касается моих публикаций. Им не была дана какая-либо правовая оценка, следователь не проводил никаких действий. Когда мы его допрашивали, он сказал, что «были свидетели, которые оценили мои статьи как экстремистские».

Единственный свидетель, который так сказал в протоколе (речь о свидетеле Джарбаеве, подробнее в номере №35 от 15.09.2022 «ЧК»), на суде заявил, что никогда меня не знал, мою фамилию не слышал и мои статьи не читал. Кроме него, о моих статьях никто ничего подобного не говорил. Само уголовное дело я считаю сфальсифицированным, необоснованным, не имеющим никаких доказательств.

Когда я пришёл работать в газету, то часто брал интервью у религиозных деятелей, которые вели какую-то социальную деятельность. Так, например, я взял интервью у муфтия Карелии, муфтия азиатской части России, я брал у многих интервью. Моя полоса была очень популярной, потому что сама газета была читаемой. Как-то после пятничной молитвы ко мне подошёл молодой человек, который представился как Исраил Ахмеднабиев. Он рассказал, что учится в одном из вузов Сирии, тогда Сирия была мирным регионом и сложно было представить, что там дальше такое произойдёт. Большинство деятелей официального духовенства обу-чались именно в Дамаске. Он рассказал, что собирается писать научную работу по исламскому браку под руководством одного из известных богословов, которого часто приглашает официальное духовенство в Дагестане. Мне всё это показалось интересным, я принял его предложение, чтобы записать интервью. Это 2009 год, тогда он не был так известен. Мы поговорили на разные темы. Ничего такого, что могло бы вызвать какие-то обвинения, в интервью не было. Прошло много лет, мы не контактировали, у нас не было никаких связей. Следователи видели мой ноутбук, мою почту. Единственный контакт был на следующий день после взятия этого интервью, и всё.

Я продолжал работать в газете. В 2013 году обострилась ситуация в Сирии, было много беженцев. Была сложная ситуация с палаточными городками на границе Турции и Сирии, там было много женщин и детей. Ахмеднабиев тогда уже был общественным деятелем, контактировал с духовенством, выступал на телевидении. Никаких проблем с законом у него не было. Он был одним из тех, кто занялся благотворительностью. Он организовал сбор посредством фонда ‘‘Ансар’’. Я сам в этом сборе участия не принимал, потому что к фонду ‘‘Ансар’’ отношения никогда не имел. Достаточно масштабный фонд был на тот момент не только по республике, но и по стране. Ахмеднабиев в итоге посетил палаточный городок на границе Сирии и Турции, раздал гуманитарную помощь и вернулся.

В 2013 году, после того, как он вернулся оттуда, я по заданию редакции взял у него интервью. Лично мы не встречались, говорили по скайпу. Фактически это интервью с его стороны было отчётом перед населением о том, как он распорядился теми деньгами, которые собрал в ходе своей благотворительной акции. В этом интервью нет ничего особенного, никаких нареканий ни с какой стороны к нему не было», – рассказал суду Гаджиев.

После этого с Ахмеднабиевым был один единственный контакт, продолжил Гаджиев. Тогда про него вышла негативная новость в «Черновике», которую он попытался прокомментировать, написав Гаджиеву в социальных сетях, но тот перенаправил его сообщение одному из корреспондентов. Уже позже на Ахмеднабиева было заведено уголовное дело. За 6 лет никаких вопросов к журналисту у правоохранителей не было.

Гаджиев также кратко рассказал суду о десяти своих публикациях, фигурирующих в деле как «экстремистские». Все они в основном просветительского характера. «Например, статья ‘‘Монголы против халифата’’ это просто исторический очерк о том, что происходило много веков назад, там указан источник. Я думаю, следователь просто увидел слово ‘‘халифат’’ и решил включить материал в дело», – предположил Гаджиев. В данный момент, напомним, защита ожидает результатов лингвистической экспертизы по всем указанным статьям.

Гаджиев также перечислил свои статьи, в которых даётся строго негативная оценка экстремизму, терроризму и, в частности, ИГ*. Среди них статья под названием «Сергокалинская трагедия».

«С кем согласовывали темы публикаций?» – спросил подсудимый Ризванов.

«Я был достаточно самостоятельным в газете, такое, чтобы мне давали задание, было редко, так было со вторым интервью 2013 года. Там была известная общественная акция, она заинтересовала газету. В целом статьи я писал сам. Работал дистанционно, рабочего места у меня не было».

Адвокат Анна Сердюкова попросила Гаджиева выразить отношение к указанным в деле экстремистским организациям. Две из них ему вообще никогда не были известны. А вот ИГ* тогда активно обсуждалось в Дагестане, было много молодёжи, готовой в то время отправиться в Сирию. Этих людей Гаджиев всегда пытался остановить. «Также у меня есть много публикаций и ответов на вопросы об этой организации. В итоге, как обнаружили журналисты, эта организация внесла меня в список своих врагов», – рассказал суду Гаджиев. «Я противостоял идеям этой организации», – добавил он.

Следующий вопрос касался отношения подсудимого к студии «Худа-медиа». «Студия ‘‘Худа-медиа’’ не имела никакого отношения вообще ко мне. То, что в материалах дела указано, что я там работал, я думаю, это ошибка тех, кто фальсифицировал этот допрос Тамбиева. Оперативникам надо было как-то включить меня в него, чтобы на основании этого задержать. Однако с «Худа-медиа» был связан Ризванов, но они просто всё перепутали и указали меня», – считает Гаджиев. Он напомнил суду, что допрос был произведён в 23 часа ночи, а его задержали на основании якобы этого гораздо раньше – в 6 часов утра.

Гаджиев рассказал, что аккаунта в «Фейсбуке» не вёл с 2011 года, а во «Вконтакте», где, по версии следствия, он осуществлял свою «террористическую деятельность», он вообще никогда не вёл свой аккаунт.

Кроме того, он никогда не был с Ахмеднабиевым в мечети, не посещал его лекции, даже не сидел с ним рядом. «Эти ролики с лекций есть в Ютубе, ни на одном видео нельзя меня увидеть», – объяснил Гаджиев суду.

Он также сообщил, что указанная в деле якобы принадлежавшая ему недвижимость в Тверской области к нему на самом деле никакого отношения не имела. В деле указано, якобы ею совместно владеют подзащитные и их родственники. Причём была зарегистрирована эта недвижимость на них, когда все трое были уже в СИЗО.

Гаджиев также опроверг показания секретного свидетеля по фамилии Махачев о том, что к нему в редакцию приходил Ахмеднабиев, повторив, что рабочего места у него там никогда не было.

Следующее заседание назначено на 29 сентября. ]§[

Номер газеты