С 24 июня жительницы Дербента Елена Барзукаева и Шаганаз Рабаданова объявили голодовку у здания городского отдела полиции и намерены проводить одиночные пикеты с требованием освободить их задержанных сыновей Ислама и Гасана. По данным правоохранительных органов, они незаконно хранили оружие и боеприпасы. Родственники уверены, что оружие им подкинули, а после задержания – пытали.
Об исчезновении трёх жителей Дербента – Ислама Барзукаева, Гасана Курбанова и Миразали Миразалиева – родственники заявили 15 июня. На следующий день им удалось узнать, что они задержаны за незаконное хранение оружия.
В МВД Дагестана заявили, что при проведении оперативно-поисковых мероприятий ночью 15 июня в Дербенте были задержаны трое подозрительных мужчин, при проверке у них обнаружено и изъято оружие, сигнальный пистолет, переделанный под стрельбу боевыми патронами, обрез охотничьего ружья и боеприпасы к ним. 17 июня пресс-служба МВД по РД распространила на официальном аккаунте в «Инстаграме» видео допроса, где Барзукаев признаётся, что хранил целый арсенал оружия и боеприпасов на берегу моря.
24 июня в министерстве сообщили, что после информации о пытках, применяемых полицейскими в отношении задержанных, руководство МВД назначило проверку, по результатам которой она не подтвердилась. При этом пресс-секретарь МВД по РД не уточнила, когда и каким образом проводилась проверка и есть ли акты медобследования в ИВС или медэкспертиза.
У родственников задержанных есть заключение общественной наблюдательной комиссии Дагестана, подтверждающее следы от пыток электротоком. Представитель ОНК Шамиль Хадулаев рассказал, что виделся 18 июня с задержанными в ИВС и заметил у всех троих характерные точки на пальцах рук, а также кровоподтёк на спине у Барзукаева. Хадулаев пояснил, что, несмотря на это, парни заявили, что у них нет претензий к сотрудникам. Всё увиденное представители ОНК отразили в протоколе и направили прокурору Дагестана.
Барзукаева заявила, что через представителя ОНК сын ей передал, что у него ситуация как у Пати из Ингушетии. Она пояснила, что это означает: «У Пати из Ингушетии брата запытали сотрудники ЦПЭ до смерти. Правда, она добилась того, чтобы полицейских посадили. С этой женщиной знакомы я и Ислам, так как она приезжала к нам домой с адвокатом, чтобы сын признался, что его заставили под пытками дать показания против этого парня».
Проведению одиночных пикетов дербентские полицейские не препятствуют. Мать третьего задержанного Миразали Миразалиева не выходит на акции, так как её сына подозревают в менее тяжком преступлении – хранении патронов.
Побег из Сирии
Матери признаются, что Ислам и Гасан действительно с уголовным прошлым, но как и сейчас, тогда они тоже подвергались пыткам со стороны сотрудников правоохранительных органов, оговаривая себя и других. Барзукаева считает, что очередное задержание её сына и фабрикация уголовного дела в отношении него – это месть сотрудников ЦПЭ Дербента.
«В 2012 году Ислам стал ходить в аэропортовскую мечеть, которая имела нехорошую славу. Я отправила его в Чечню к родственникам отца, по возвращении он перестал ходить в эту мечеть, но его стали преследовать. Тогда была волна профучёта: многих находили якобы в лесу погибшими в спецоперациях. В октябре 2014 года сын решил уехать вместе с беременной женой жить в Турцию, где жила его тётя. А потом выяснилось, что они в Сирии – в лагере боевиков», – пояснила женщина.
Как ей рассказал сын, через 10 дней он понял, что там живут не по религиозным нормам и шариату, а они для боевиков – лишь пушечное мясо. 1,5 месяца его обучали на штурмовика, по подтверждению Интерпола, он так и не участвовал в боевых действиях и не получал никаких денег. Чтобы выжить, Ислам с беременной супругой распродали всё, что у них было. Когда в июле 2015 года ребёнку исполнилось шесть месяцев, Барзукаевым удалось перейти границу и сбежать в Турцию.
«Я не знала, как найти информацию, возбуждено ли в отношении моего сына уголовное дело. Один знакомый мне посоветовал обратиться к сотруднику ФСБ из Красноярска, который работал в Дагестане. Он доложил своему начальству, и было получено разрешение на вылет Ислама в Дагестан. Мы встретили его в аэропорту, и там я узнала, что на него возбудили уголовное дело», – отметила Барзукаева.
Она подняла шум в аэропорту, пригрозив самосожжением, если её сына арестуют. Исламу оформили явку с повинной. Через два дня сотрудники ЦПЭ привезли его домой.
По её словам, сына постоянно вызывали на допросы, она вместе с ним ездила и в ЦПЭ, и в ФСБ. На одном из допросов от него требовали подписать документ, где указывалось 25 человек, которых якобы Барзукаев видел в Сирии. Также он должен был отказаться от явки с повинной. После отказа подписать документ его задержали. Шесть месяцев он находился под домашним арестом, два месяца – в СИЗО в Махачкале.
Мать Ислама, с его слов, рассказала, что в Махачкале его пытали, угрожали посадить супругу и таким образом заставили подписать документ с 60 фамилиями, которых он никогда не знал. Потом против этих людей возбудили уголовные дела об участии в террористической организации в Сирии.
Зампрокурора Дагестана Беляков на основании этих документов пришёл к выводу, что если Барзукаев видел этих людей в Сирии, значит сам участвовал в боевых действиях. Его осудили на 4,4 года, из них 2 года испытательных и 1 год строгого режима он провёл дома с браслетом на ноге. 1 июня 2018 года завершился срок.
«В декабре 2016 года его вызвали в Ахтынский суд как свидетеля по одному из дел из этого списка. В машине он мне признался, что ему надоело врать. На суде он стал говорить, что его под пытками заставили подписать против этого человека показания и что он впервые видит подсудимого. На протяжении года из Ингушетии, Астрахани и других регионов к нам домой приезжали следователи и упрашивали меня, чтобы Ислам повторно подтвердил показания против этих людей. Но мы отказались», – пояснила Барзукаева.
Если один раз подбросили...
Зейнаб Рабаданова – тётя Гасана Курбанова – сообщила «ЧК», что её племянника уже задерживали подобным образом в 2015 году, подбросив патроны. По её словам, они предполагали, что когда-нибудь подобное может повториться. «Если один раз подбросили, то подбросят и во второй, и в третий раз… Первое задержание произошло в Касумкенте. Тогда он поехал туда устанавливать клиентам карнизы, а в этот день там была КТО. Гасан разговаривал с клиенткой, когда остановили машину сотрудники полиции и проверили его документы. После этого он на связь не выходил. Мы поехали вечером в касумкентский РОВД, но нам там ничего не ответили. На третий день нам сказали, что он здесь и во всем признаётся», – пояснила Рабаданова.
Уже после задержания они узнали, что с 2014 года он состоит на профучёте. По словам тёти, в то время он не молился и работал в кальянной в Махачкале. Парень рассказывал, что однажды ночью в районе ул. А. Султана, когда он возвращался с работы, к нему подошёл участковый и сказал, чтобы прошёл с ним в отдел полиции. Оказалось, что тогда он и поставил его на профучёт. После этого он посещал аэропортовскую мечеть, и родственники замечали изменения в его поведении. Его тётя недоумевает, почему столько времени эта мечеть существовала, ФСБ следила за её деятельностью, там всё снималось на камеру, но никто не вмешивался.
«Когда Гасан вышел из тюрьмы, у него были отбиты почки, на затылке гематомы. Он постепенно вспоминал, что били его дубинками, обвязывали проводами и подвешивали, затем подключали к току. От него требовали подписать показания, что связан с каким-то Ясиром, что с ним контактировал, собирался к нему ехать в лес. Не подписал сразу только потому, что в сознание не приходил. Чего они добиваются? Даже если наших мальчиков прибьют, мы не отступим», – заявила Зейнаб Рабаданова.
На момент выхода номера в печать Елене Барзукаевой, несмотря на разрешение дознавателя, в СИЗО запретили свидание с сыном.]§[
26 июня, в Международный день в поддержку жертв пыток, Левада-центр провёл социологическое исследование и выяснил, что каждый десятый опрошенный россиянин подвергался пыткам со стороны силовиков.
Социологическое исследование проводилось в январе-феврале 2019 года в рамках опроса «Пытки в России: распространённость явления и отношение общества к проблеме», выяснялось также отношение россиян к правоохранительным органам, оценка их деятельности и доверия к ним. В группе риска – мужчины 25–39 и 40–55 лет.
В среднем по выборке 66% опрошенных допускают саму мысль, что они могут пострадать от произвола правоохранителей (исходя из общих соображений), а у тех, кто оказывался в ситуации конфликта с ними, вероятность быть пострадавшими от сотрудников подскакивает до 85%, только 10% считают это предположение маловероятным, а 3% – полностью исключают такой вариант развития конфликта.
51% опрошенных считает, что произвол со стороны правоохранительных органов «вполне может случиться», а 31% считает такой вариант маловероятным или не допускает самой мысли он нарушении ими законов. В Левада-центре отмечают, что вера в нормативную значимость правовой регуляции очень слабая, что никакого серьёзного давления коллективные нормы и представления о справедливости и возможности защиты на отдельного человека нет.
В пересчёте к числу респондентов, имевших конфликтный опыт взаимодействия с сотрудниками правоохранительных органов, доля ответивших утвердительно составляет 35%. Другими словами, каждый третий конфликт гражданина с «сотрудниками» перерос в более серьёзную ситуацию, в которой сотрудники полиции, ФСБ, СК, ГП и других ведомств применяли насилие или угрожали его применением.
Среди четырёх оснований для пыток с огромным отрывом лидирует применение пыток для унижения и запугивания – на это указали 75% из подвергшихся пыткам (сумма ответов «один или несколько раз» и «часто, многократно»). Чуть больше чем в половине, в 37 случаях, сотрудники полиции применяли пытки для получения признательного показания или информации от задержанных (53% и 54% соответственно, сумма ответов). В трети случаев (35%, сумма ответов) задержанных пытают в целях наказания.
По результатам опроса применялись пытки «при допросе как свидетеля» (31% ответивших), «при задержании» (30% ответивших) и «при допросе в качестве подозреваемого» (28% ответивших). Давление или пытки на родственников или других третьих лиц также является распространённым явлением.
Около 60% опрошенных считают пытки недопустимыми, но лишь треть готова отстаивать свои права. Почти 30% допускают применение пыток в исключительных случаях ради спасения чужой жизни и по отношению к совершившим тяжкое насильственное преступление, а 39% считают, что борьба с пытками ударит по раскрываемости преступлений.
- 1 просмотр