Сейед Махмуд Реза Саджади был чрезвычайным и полномочным послом Исламской Республики Иран в России пять лет. В конце 2013 года он покинул Россию и продолжает свою политическую карьеру на родине. За время своей работы в нашей стране он приезжал и в Дагестан, но, несмотря на соседство по Каспию и братство по религии, полноценного сотрудничества между нашими странами пока не сложилось. Как наладить диалог, кто хочет поссорить мусульман, кому выгоден хаос на нашей земле, почему вспыхнула Сирия и чего ждать в регионе в будущем? Обо всём этом и многом другом мы поговорили с Саджади на его новом месте работы в Тегеране.
– Вы уехали из России несколько месяцев назад. Довольны ли проделанной работой? Как вспоминаете эти 5 лет работы в России?
– Я полагаю, что оценку моей работе должны дать МИД России и МИД Ирана. Что касается самого ценного, что я приобрёл, – это, конечно, мои друзья. Я приехал из страны, где 300 дней в году солнечные, и мне было трудно жить и работать в таком холодном, пасмурном городе как Москва. Только друзья делали моё пребывание в России теплее. Так что мои самые яркие воспоминания – это друзья в Москве и по всей России. Надеюсь, что я смог представить им более яркую, подлинную картину современного Ирана. А мои российские друзья смогли представить мне более яркий образ России и российского народа. Время, в которое мне выпала честь представлять мою страну в России, оказалось очень сложным. Вы наверняка знаете, как Исламская Республика Иран, посмевшая бросить вызов США, была зажата в жесточайшие тиски экономических санкций и едва не оказалась в международной изоляции. В этом бурлящем море политики и напряжённости я очень рад, что у меня получилось не допустить кораблекрушения российско-иранской политики. Ведь вы знаете, что я был в таком отрезке времени, когда международная напряжённость складывалась на российско-иранских отношениях. Россия проголосовала в выработке резолюции против Ирана, а потом заморозила процесс отгрузки комплексов С-300, которые мы купили у вас для защиты от возможной агрессии стран Запада. И я очень старался, чтобы наши страны не потеряли взаимопонимания в такой трудный момент.
– Я часто бываю на Северном Кавказе. Могу сказать, что это мой второй дом. Для меня всегда было удивительно, что присутствие Ирана в Дагестане минимально. Нет ни товаров, ни путешественников, ни торговых кораблей. Все исламские магазины в Дагестане, например, закупаются в Египте или Саудовской Аравии, но ведь древний исламский Иран гораздо ближе к нам. Но об Иране здесь говорят или плохо, или ничего. Как так получается?
– Кавказ, и в частности Дагестан, очень специфический и чувствительный район. Там присутствуют радикальные исламистские группировки, и потому я предпочёл, чтобы в это и без того сложное время Иран не вошёл в этот регион. Я знал, что антииранское лобби в России старается связать Иран с этими течениями, и, чтобы потом не было никаких обвинений в том, что наша страна поддерживает эти группировки, мы решили вообще не присутствовать в регионе. В своё время мы поддерживали Россию в вопросе Чечни и доказали, что никогда и никакой поддержки боевым группам нами оказано не было. Мы постарались, чтобы мирное время в Чечне наступило скорее, используя возможности Исламской конференции для того, чтобы воздействовать на арабские страны и убедить их не вмешиваться в дела России. Но, к сожалению, мы чувствовали некоторую враждебность в наш адрес, и потому всё сложилось так, как сложилось сегодня. Обе наши страны теряют огромные возможности сотрудничества. Благодаря морскому порту Махачкалы и торгово-экономическому партнёрству с Ираном Дагестан мог бы стать самым процветающим регионом на Кавказе, но, увы.
– В ноябре 2013 года в Дагестане были проведены Дни иранской культуры: с показом иранского кино, художественной выставки иранского искусства и даже иранской кухни. Так что будем надеться, что ситуация начнёт меняться. А пока я хотела спросить Вас: Вы, наверное, знаете, что Запад пытается втянуть Кавказ в очередной конфликт. Много боевиков из Кавказа, Чечни, Дагестана, вербуются в Сирию и едут туда воевать на стороне боевиков. Много молодых людей погибает с именем Аллаха на устах. Как Вы считаете, для чего и кому понадобилось вовлечение кавказского региона в эту дестабилизацию?
– Цель Америки – овладение всем миром. Они устраняют все барьеры на своём пути. Ваша страна тоже является барьером на этом пути. Америка не прочь нанести удар по России, по самым болевым её точкам, чтобы вывести её с орбиты мировых держав. Иран – другая страна. Она противостоит американской экспансии. Стратегия США в Сирии была в том, чтобы с поражением Хизболлы свергнуть Башара Асада, после чего должен был наступить кризис и в Сирии, и в Иране, и в регионе в целом. Это давняя стратегия господина Бжезинского о «Большом Ближнем Востоке». Им выгодно, чтобы регион был повергнут в хаос, кровь.
– Что, по-вашему, тогда остановило американские корабли у берегов Сирии?
– Мы считаем, что самый умный ход был со стороны России. Русские показали свои твёрдые позиции, что они не допустят второй Ливии в Сирии. Ливия стала уроком для России. И потому с затрагиванием вопроса о химическом разоружении они дали американцам отступить, но сохранить своё лицо. Для американцев было очень важно сохранить своё лицо и достоинство в этой ситуации. Это был мудрый шаг!
– Что будет в Сирии дальше?
– Более 50% населения Сирии поддерживают Асада, и они знают, что с его свержением будущее у страны станет очень мрачным. Поэтому мы считаем, что Башар Асад будет править до президентских выборов, которые состоятся в 2014 году, а после выборов ситуация улучшится и войдёт потихоньку в мирное русло.
– Что делать с боевиками в регионе? Они вряд ли разойдутся мирно по домам.
– Мы знаем, что некоторые из них погибают, и на это воля Божья. Многие разойдутся, рассеются, продолжая заниматься своими террористическими делами по миру. А часть, возможно, оставшись без материальной поддержки Запада, тех же США, Германии, разойдётся по домам.
– Не грозит ли Сирии и региону афганизация, очаг терроризма и непотухающий костер междоусобиц и терактов?
– Маловероятно. Считаю, что вероятность этого невелика. В Афганистане не было единого президента, каким является Асад, и не было такой мощной, сильной и монолитной армии как сирийская. Несмотря на то что часть боевиков продолжает оставаться в Сирии, мы думаем, что после президентских выборов в Сирию вернётся мир и спокойствие.
– Миновал ли для Ирана пик опасности в связи с сирийским вопросом? Ни для кого не секрет, что главной целью удара по Сирии было приближение хаоса к Ирану.
– Да. Территории, занятые боевиками, отвоёваны армией и возвращены под законный контроль страны, репутация армии восстановлена. Сейчас идёт конфронтация между боевиками, раскол, борьба за финансирование. Поборники террористов недовольны тем, что Запад не напал на Сирию и, по сути, бросил их. Они разозлены. Было три государства: два из них уже поняли, что ничего не добьются такими методами, осталась только одна империя, которая думает, что террористическими актами можно добиться своих целей.
– На днях состоится Женева-2, и, кажется, Иран всё-таки выходит из международной изоляции. Чего ждёте от конференции, где будет решаться судьба Ирана в какой-то мере?
– Мы вошли в эти переговоры с оптимизмом. Во-первых, рассчитывали на то, что американцы на самом деле хотят, чтобы вопрос был решён, во-вторых, что США навяжут свою волю трём европейским государствам. Мы надеемся, что будущее подтвердит оба наших предположения. Мы часто слышим о том, что среди европейских государств много разногласий, в том числе в отношениях с Америкой, а в самой Америке – в отношениях конгресса и сената, ну и так далее.
– Иран, как я поняла, уже научился мастерски играть на этих противоречиях?
– Но это не ставит под вопрос наши доброжелательные намерения. (смеётся).
– Возникло чувство, что США теперь видят в Иране своего главного партнёра в регионе. То есть после стольких лет яростной конфронтации президента Ахмадинежада с Америкой новый президент Роухани предлагает Иран в качестве едва ли не главного партнёра в регионе. Это возможно?
– Вы знаете, Иран доказал, что она самая умная и самая стабильная страна в регионе. Мы никогда не нападали ни на одну страну, у нас нет никакого экстремизма. Мы всегда исходим из конструктивных отношений с соседями. По населению мы одна из крупных стран региона, а по демократичности, что бы ни говорили наши недруги, мы – самая демократичная страна в регионе. У нас проходят абсолютно честные выборы, и выбор Роухани после Ахмадинежада – чувствительный ответ иранского народа и в некотором роде его запрос на перемены. Не каждая страна может похвастаться демократичной и честной процедурой выборов, согласитесь. Тем более в таком регионе. Поэтому естественно, что на такую страну можно рассчитывать, и США это понимают.
– Иран готов к этому?
– Было бы странно ожидать от нас любви. Они (США – «ЧК») думали, что можно влиять на ход иранской политики, но это невозможно, и мы не согласились на диктат в свой адрес. На односторонней основе мы никогда не играли. И у нас не было агрессии в адрес США, скорее оборонялись и доказывали наше право на независимость. Нашей политической истории более 2,5 тысяч лет. Поэтому считаю правильным, что страна, политическая история которой 200 лет, должна уважать страну, которая является государством 2,5 тысячи лет.
– Недавно Иран сделал заявление, что в случае снятия санкций готов начать экспорт нефти и обрушить мировые цены. Многие лидеры экспортозависимых от нефти стран пьют успокоительное. Что вы им скажете? Успокоите ли их?
– Мы считаем, что рынок определяет цену на нефть. И потому слишком высокая или слишком низкая цена не в пользу ни для потребителей, ни для производителей. Поэтому надо исходить из интересов и потребителей, и производителей.
– Вы настоящий дипломат! Виртуозно ответили на вопрос, не сказав ничего по сути! Спрошу о другом. Почему в Иране фактически нет сепаратизма и экстремизма? Проблема курдов, которые, в принципе, могли бы уже расколоть страну. Я смотрю на то, что творится в России, и не понимаю, как Иран решает свои национальные проблемы.
– Мы считаем, что если не будет дискриминации, то люди будут чувствовать, что это их страна, и всё будет нормально. В Иране никакой курд, турок или араб не чувствует себя человеком второго сорта. Или, наоборот, не может считать себя выше. Мы все считаем, что принадлежим одному государству, мы – иранцы. Мы считаем, что очень важную роль играет наше религиозное обучение, потому что по нашей религии все абсолютно равны перед Богом, у нас никто не может гордиться своей этнической принадлежностью, это не повод возвышаться над остальными и требовать признания своей исключительности. В исламе есть указание, что надо любить все творения Бога, даже цветы и деревья.
– Иран – шиитское государство. Мы наблюдаем, как некие силы пытаются расколоть ислам. Сначала на шиизм и суннизм. Потом суннитов раскалывают на ваххабитов, суфиев, салафитов и так далее. В итоге мусульмане, молящиеся Аллаху, оказываются вовлечёнными в кровавую братоубийственную войну. Как Иран противостоит этой пропаганде и политике раскола?
– В первую очередь это искусственный раскол. Мы едины, мы – мусульмане. Но да, конечно, мы понимаем всю опасность этой агрессивной пропаганды и работаем над этим. С некоторыми исламскими государствами ведём диалог, чтобы разъяснить им, в чём суть американской и израильской политики в регионе и стоит ли идти у них на поводу, объясняем, что такое ваххабизм и что он делает в регионе и мире. У нас есть и премия имени аль Хорезми, которая вручается учёным, исследователям, изобретателям-мусульманам за достижения в сфере науки и техники. Мы не можем сравнить её с Нобелевской премией пока, там призовой фонд премии – около 1 миллиона долларов, у нас – примерно 100 тысяч долларов, но это уже неплохое начало. Мы хотим развивать науку и технологии в исламских странах, исламскому миру нужен рывок вперёд. Мы также создали группу D8 – восемь исламских государств, объединённых общими целями и задачами. Ислам переживает непростые времена, и поэтому мы должны сближаться, искать пути для объединения и консолидации мусульман.
- 63 просмотра