С тех пор как в Дагестане появились воинствующие исламисты (лесные, джамаатовские, вахи), официальные власти и обыватели выдвигали различные предположения о природе их происхождения и мотивах, побудивших молодых дагестанцев взять в руки оружие и убивать представителей федеральной и республиканской власти. Основная версия, выдвигавшаяся ранее властями, – «меркантильная», гласившая, что боевики воюют за деньги арабских стран и Запада. Сейчас, правда, от этой гипотезы постепенно отходят, хотя народ всё так же вторит уже вчерашней правительственной версии. Что касается государства, то в данный момент оно зависло между вопросом «чего они хотят?» и утверждением о том, что боевики воюют за идею построения всемирного исламского халифата.
Передовик в деле противодействия мировому терроризму в его кавказском проявлении Рамзан Кадыров в своём последнем интервью газете «Завтра» заявил о боевиках следующее: «Это не борцы за свободу – это блестяще обученные террористы. Мы воюем в горах с американскими и английскими спецслужбами. …Им дают наркотические таблетки, зомбируют – и они идут себя взрывать». Если бы Кремль видел в чеченском президенте не только мышцы, но и способность к адекватному анализу, то его тезисами уже давно оперировали бы первые лица государства.
Сейчас же Дмитрий Медведев во время своих встреч с представителями лояльного властям духовенства пришёл к тому, что для российской молодёжи следует установить ограничения на обучение в ряде исламских вузов Ближнего Востока и определить, в каких университетах можно получать религиозное образование, чтобы оно в последующем не обернулось против государства. Всё-таки причины вооружённого конфликта, по мнению власти, в религии. Конкретно – в исламском фундаментализме, или «чистом исламе», чуждом для России и «не имеющем ничего общего с традиционным исламом».
Поэтому-то родители боятся за детей, которые увлекаются религией, а не рок-музыкой. Поэтому именно эта категория молодёжи, а не дети из неблагополучных семей или наркоманы, является группой риска, базой для боевиков.
Не будем ещё и ещё раз вдаваться в тонкости религиозных норм, тем более что для этого у нас нет соответствующих знаний, попробуем просто на нескольких примерах понять, что толкает человека взять в руки оружие и противопоставить себя режиму.
Как правило, о личностях убитых боевиков бывает мало информации, только сухие данные правоохранителей: был в розыске, подозревался в том-то. Да и родственники стараются не выносить сор из избы и не рассказывают о своих убитых сыновьях и братьях, так как обычно не разделяют их взглядов. Общая характеристика для убитых боевиков в период их мирной жизни – не пил, не курил, молился. Исключение составляют случаи, когда в числе боевиков оказываются известные широкому кругу личности, которые были на виду. Но их, не желая рушить теорию о том, что «в лес» уходят оболваненные молодые люди, не сумевшие ничего добиться в жизни, обыватели стараются представить действительно как исключение и всячески оправдывают их решение взять в руки оружие. Или наоборот: человека, пользовавшегося авторитетом и уважением в мирной жизни, после того, как он присоединялся к вооружённому подполью, делают изгоем для тех, кто только вчера им восхищался. Так было с Махачом (Ясином) Расуловым, Абузагиром Мантаевым, Саидом Бурятским (Александром Тихомировым). У всех них очень похожие судьбы. Сначала увлеклись исламом настолько, что стали примером для молодёжи, которая с жадностью слушала их религиозные проповеди или читала статьи. Они стремились больше узнать о религии, совершенствовались в вопросах шариата, пытались распространять Слово Божье. Затем происходит в них что-то необъяснимое для общества, о чём знают, наверно, только они и Всевышний – и они берут в руки оружие, уходят в подполье, участвуют в убийствах правоохранителей и диверсиях.
Этнограф Ахмет Ярлыкапов (научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН), приводя пример Расулова и Мантаева в своей работе «Проблема сепаратизма и исламского экстремизма в этнических республиках Северного Кавказа», пишет: «Эта тревожная тенденция говорит о том, что среди части интеллектуальной элиты дагестанской молодёжи также распространяются экстремистские взгляды. Есть определённый круг молодых интеллектуалов в республиках Северного Кавказа, особенно в Дагестане, которые убеждены, что в сложившейся ситуации, когда везде господствует несправедливость, коррупция и т. д., наилучшим решением будет введение шариата. Отметим, что подобные идеи достаточно популярны среди молодёжи не малообразованной, как было раньше, а интеллектуально развитой и получившей хорошее светское образование. Конечно, это в том числе отражение социально-экономических и политических проблем. Тревожно, что пути их решения некоторые молодые интеллектуалы Северного Кавказа стали искать в религиозной сфере» (другие оценки учёного – на 21 стр. – Прим. ред.).
Как же так получается, что людей, образованных не только светски, но и религиозно, зомбируют с помощью чуждой идеологии? Или как получилось, что обеспеченный человек, бизнесмен Абдулгафур Закарьяев, уходит в лес воевать за арабские и западные деньги?
В конце позапрошлой недели спецслужбами был убит Абдулла Саадуллаев (Дауд, абу Яхья), который выполнял в дагестанском исламистском подполье функции шариатского судьи. Достоянием общественности стали распространённые правоохранителями сведения, что Саадуллаев вымогал с дагестанцев-бизнесменов крупные суммы денег, разыскивался за нападение на милиционеров и т. д.
Нам удалось поговорить с людьми, близко знавшими Абдуллу. Из их рассказа стало понятно, что Саадуллаев начал своё религиозное обучение в Кизилюрте у довольно известного алима, но, не удовлетворившись этими знаниями, поехал на обучение в Сирию и другие страны, где в том числе посещал лекции учёного с мировым именем – аль-Альбани. После учёбы в конце девяностых переехал в Ульяновск и на базе исламского центра, основанного в своё время выходцами из Ближнего Востока, вёл проповеди. Вокруг него собиралось большое количество молодёжи как из числа кавказцев, так и местных жителей (чувашей, башкир, русских), которые принимали ислам после его наставлений. Там организовался крепкий джамаат, по всем исламским канонам. Среди обратившихся в религию были и члены местных преступных группировок, в том числе и криминальные авторитеты Валерий Ильмендеев и Сергей Сандеркин, которые также вошли в религиозную общину, сменив воровские понятия на исламские. Когда джамаат Ильмендеева арестовали, правоохранительные органы пытались к былым преступлениям приписать ему ещё и терроризм – благо новые взгляды арестантов и масса религиозной литературы, изъятой в доме Ильмендеева, по версии следствия, вполне укладывались в канву этого обвинения. Уже тогда, попав в поле зрения силовиков, Абдулла Саадуллаев уезжает из Ульяновска в Дагестан.
Особое внимание Саадуллаев уделял вопросу закята – обязательного налога для мусульман, одного из столпов ислама, который, по его мнению, был предан забвению теми, кто регулярно совершал намаз и хадж, держал пост. И вот он оказывается в подполье, и мы узнаём, что он и оттуда пытался обязать некоторых бизнесменов выплачивать «налоги».
Когда говорят, что молодые люди оказываются «в лесу» из-за невозможности реализоваться, то в этом есть доля правды. Но в общепринятом понимании они в этой жизни реализовались уже давно. Не могли они реализоваться только в рамках ислама. Российское законодательство зачастую идёт вразрез с нормами шариата, поэтому, чтобы полноценно, а не «умеренно» и «традиционно» исповедовать ислам, эти люди выходят из правового поля государства.
К тому же многие, оказавшиеся в рядах боевиков, по природе своей – максималисты. Будь это Абузагир Мантаев, который стремился превзойти других в знаниях и поэтому усердно учился, или Камал Устарханов – чемпион РФ по вольной борьбе, про которого товарищи по ковру говорят «дерзкий, всегда стремившийся к победе». Война для них – это возможность проверить себя на прочность.
В числе боевиков часто можно встретить и лиц с криминальным прошлым, как, например, уже упомянутый Ильмендеев. Возможно, таких людей сначала в ислам, а потом в джихад толкает то, что они как никто другой почувствовали вкус жизни, «прохавали» её, а в исламе увидели возможность покаяния за былые грехи. Но та же склонность к максимализму и экстремизму привела их и в джихад.
Это тот самый дагестанский максимализм, который проявляется в наличии огромного количества спортсменов и чемпионов в основном в единоборствах, стремлении быть первым в бизнесе, а сегодня – и в гуманитарных науках, что ранее считалось зазорным. Это качество, присущее дагестанцам, помноженное на исламскую идеологию (максимализмом в которой, её высшим проявлением является пожертвование жизнью ради Аллаха), приводит людей в подполье, где, по их же утверждению, они ждут, когда «Всевышний окажет им милость и дарует шахаду (смерть на пути ислама. – Прим. ред.)».
Кстати, среди убитых боевиков почти никогда не встречаются люди, которые в мирной жизни были госслужащими. Возможно, из-за специфики самой госслужбы, где нужно обладать максимализмом совсем в других качествах (подхалимство, карьеризм, раболепство, интриганство).
Естественно, не только личные мотивы толкают людей брать в руки оружие, есть здесь влияние и внешних факторов. Например, последняя волна похищений приверженцев салафизма с последующим обнаружением их трупов на месте проведения «спецоперации» спровоцирует ещё больший отток «в лес» сочувствующих молодых людей, которые не станут ждать, пока люди в масках придут за ними, а захотят нанести удар первыми. И для них неважно, кто станет их жертвой: ППСник или «шестовик».
Кроме того, чиновники справедливо в числе причин, толкающих людей «в лес», отмечают низкое социально-экономическое положение населения, но сюда следует добавить ещё один критерий оценки – моральный. Низкое морально-социально-экономическое положение, но не самих потенциальных боевиков, а всего общества, о непричастности к которому они заявляют, уходя в подполье со своими законами, налогами и даже судом.