В обществе со здоровой, а не с суверенной демократией кандидаты в главы административно-территориальной единицы страны, будь то мэр или губернатор, представляют избирателям свою предвыборную программу, а также подкрепляют её конкретными фактами-поступками из своего политического прошлого. Опираясь на эти данные, электорат принимает решение о возможности занятия тем или иным кандидатом соответствующего поста и либо выбирает его, либо нет.
Для того чтобы оценить актуальность предвыборных обещаний кандидата, необходимо владеть информацией о происходящих в обществе процессах, об угрозах и вызовах, которые существуют в данное время и назреют в будущем. Кроме того, нужно оценивать ресурсы самого кандидата, реальность возможности воплотить его программу в жизнь. Но это всё в обществе со здоровой, а не с суверенной демократией.
Отсутствие реальной поддержки народа, каким бы железным психологически ни был президент, может привести к ощущению собственной нелегитимности. А это серьёзный барьер для решительных действий и зачастую причина отсутствия мотивации для них.
Введение в России принципа назначения губернаторов президентом России (хотя в этом случае более подходит называть его другим титулом – верховный главнокомандующий) как раз-таки говорит о том, что населению субъектов не доверяется выбор своего руководителя. Негоже, видимо, рабоче-торгово-менеджерскому классу определять человека, который должен проводить политику центра на местах.
Ведь там, в центре, лучше знают проблемы фрезеровщика из Магнитогорска и доярки из Краснодарского края. Последнее предложение не стоит воспринимать с иронией: россияне действительно настолько абстрагировались от политики, что неспособны самостоятельно принять решение о курсе своего дальнейшего развития. Россиянин может твёрдо знать, чем отличается предвыборная программа Обамы от программы Маккейна, как развивается политическое противостояние в Верховной Раде Украины и даже какие требования выдвигают сомалийские пираты, а в каком направлении нужно развивать свой регион и страну – ему неизвестно. Во многом такому положению вещей способствовала и внутренняя информационная политика государства (о ней см. предыдущий номер «ЧК». – Прим. ред.). На этой неделе в интервью «Новой газете» Дмитрий Медведев очень чётко охарактеризовал отношение населения к выборам: «На мой взгляд, многие муниципальные выборы грешат однообразием: людям не из кого выбирать, им неинтересно». Поэтому некая справедливость в назначении губернаторов всё-таки есть. Дагестан – неотъемлемая часть России, значит, этот справедливый принцип распространяется и на наш субъект.
Сегодня люди, которые видят себя будущими президентами республики, в первую очередь предлагают свою программу не дагестанскому народу (он ничего не решает), а федеральному центру. Хотя вряд ли можно назвать программами подковёрные игры и откровенные провокации, целью которых является очернение политических конкурентов и подача себя на их фоне в лучшем свете.
Итак, есть два подхода к выбору будущего президента: внутридагестанский и кремлёвский. Согласно первому подходу следует определить ключевые проблемы региона (угрозы для дагестанского общества) и подобрать человека, обладающего необходимыми для их решения качествами. Второй подход предполагает определение проблем, которые регион может принести для федерации в целом (угрозы для российского общества), а также подбор соответствующего человека для их если не ликвидации, то хотя бы консервации. В реальности действует только второй подход. Но всё же попробуем начать с первого…
Первый подход
Проблем в Дагестане больше, чем кажется на первый взгляд. Даже для обозначения их (не то что решения) потребуется не один день и группа серьёзных специалистов из различных отраслей народного хозяйства. Есть, однако, проблемы политического характера, без решения которых невозможно будет преодоление всех остальных.
На наш взгляд, сейчас перед республикой стоят две масштабные задачи:
1. Удержание дагестанского общества от самоуничтожения.
2. Достижение самодостаточности региона (после реализации первой задачи).
Участившиеся в последнее время спецоперации по уничтожению и задержанию дагестанцев, вставших на путь религиозно-политического экстремизма, никак не говорят о том, что идеи эти не находят отголосков в обществе. А череда последних конфликтов между представителями традиционного ислама и ваххабитами говорит о том, что компромисс необходим, но до сих пор не найден. Радость президента по поводу того, что в результате республиканской политики достигнута главная задача – народ в абсолютном большинстве не приемлет идеологию насилия и войны – НЕ ОБОСНОВАНА!
С одной стороны, в республике есть целый пласт людей, придерживающихся норм нетрадиционного ислама («джамаатовские»). Их авангардом являются боевики, которые в противостоянии действующему конституционному строю избрали противоречащий законодательству РФ путь. На каждого из них приходится в среднем по три пособника, которые всячески помогают им, а потом и сами берут в руки оружие. Ещё большее количество составляют люди, которые оружие не берут, противоправной (с точки зрения российского законодательства) деятельностью не занимаются, однако действующую власть легитимной не признают. Топорная работа милиции: «Эй, ты чё с бородой ходишь, а ну-ка пройдём в отделение. Сын тоже с бородой? Его тоже приводи» (см. статью «Соприкосновение норм» в прошлом номере «ЧК». – Прим. ред.) – никак не вяжется со словами президента РД и министра ВД по РД о том, что «пусть молятся как хотят, никто их трогать не будет, пока оружие в руки не возьмут». Поэтому предвзятое отношение к этой категории граждан России всё же есть. В Дагестане неприязнь к ним подогревается ещё и официальным духовенством. Конфликт идеологический уже несколько раз приобретал физические формы, когда традиционалисты громили магазины «джамаатовских». (Боевиков в этом противостоянии в расчёт не берём: они исключены из правового поля, в рамках которого можно прийти к согласию между традиционалистами и «джамаатовскими».) И та и другая группа имеют родственников, а это приводит к втягиванию в конфликт всех граждан республики.
Теперь к тезису о неприемлемости населением насилия. Про боевиков уже сказано: насилие – это априори их метод. Но с другой стороны, народ тоже жаждет насилия. В с. Гурбуки местные жители уже выселяли семьи боевиков, а недавно просили для себя оружие для патрулирования улиц. 10 апреля в с. Дылым состоялся двухтысячный митинг, на котором имам района Казим Темирбулатов призвал выселить из района лиц, подозреваемых в причастности к подполью или ранее осуждённых за участие в НВФ. Также имам призвал не здороваться с ваххабитами, а наиболее горячие головы предложили поджечь их дома. Разве это не насилие? Уже не говоря о правоохранителях, для которых насилие стало способом выживания и заработка. И как после этого говорить, что народ насилие не приемлет? Или напомнить ситуацию с УФНС, где была толпа вооружённых людей, а они, наверно, тоже не для насилия оружие носят? Молодёжь из горных районов вместо того, чтобы заниматься земледелием и животноводством, едет в города и поступает на опасную службу в ППС разве для созидания? А спикер парламента, который предлагает оппозиционному журналисту выяснить отношения на борцовском ковре, тоже против насилия?
Прекратить это буйство страстей нынешняя дагестанская власть не способна, приложи она хоть максимум усилий. Нет в ней людей с авторитетом, равным для всех. Тем более когда проблемы носят религиозный оттенок, а большинство первых лиц понятия не имеют о религии. Что говорить о религии, если даже земельные вопросы власть решает с трудом, всякий раз вызывая недовольство широкого круга дагестанцев (см. 4 стр. «ЧК»). А самое главное – людей с такими качествами, которые помогли бы им консолидировать общество, нет даже на горизонте. Само общество сделало так, чтобы они гибли в зародыше.
Второй подход
Как было сказано выше, согласно второму подходу Кремль делает выбор в пользу такого кандидата, который способен если не решить, то хотя бы законсервировать проблемы Дагестана. Сегодня первоочередной проблемой является религиозно-политический экстремизм, и в этом плане в Москве не делают различий между Чечнёй, Ингушетией и нашей республикой. Для Кремля в этих субъектах, скорее всего, стоят следующие задачи:
1. Подавление экстремистских проявлений.
2. Переход республики на самофинансирование в условиях финансового кризиса.
Поэтому форматы управления, избранные в двух соседних республиках, скорее всего, будут образцом и для Дагестана, с учётом местных особенностей. В Чечне Рамзан Кадыров – это президент-мама, отношение к нему может быть неоднозначное, но он фактически удержал нацию от уничтожения (способы сейчас не обсуждаются). Однако его заявления о том, что он человек лично Владимира Путина, не могут не настораживать Кремль: цели Путина-человека не всегда могут соответствовать целям Путина-премьер-министра. Кадыров всё-таки добился отмены режима КТО в республике (приказ об этом вступил в силу 16 апреля), а значит, теперь у него отпали преграды для экономического развития субъекта. Хотя выход на международный уровень путём открытия таможни и аэропорта и приобретения некой самостоятельности также не могут не настораживать федеральные власти. Думается, что это предоставление Чечне возможности для самофинансирования в условиях дефицита российского бюджета. Хотя и с задачей подавления экстремистских проявлений в Чечне до конца не справились.
В Ингушетии ставка на Юнус-Бека Евкурова была также сделана как на силовика, преданного федеральным властям. Однако и при нём напряжённость в республике не снизилась. Поэтому вполне возможно, что перегруппировка войск после снятия КТО в Чечне повлечёт их перемещение в Ингушетию, а если ситуация в Дагестане будет оставаться напряжённой, то и в нашу республику.
Вопрос о типе руководителя Дагестана, видимо, для Кремля остаётся открытым. Неисключено, что и Муху Алиев имеет все шансы остаться на второй срок при последующей неофициальной власти силовиков в регионе. Таким образом, задачи 1 и 2 Москва попытается решить одновременно. Получится ли?
О вероятных кандидатах на пост президента, приемлемых для Дагестана и Москвы, читайте в одном из следующих номеров ЧК.
Номер газеты
- 7 просмотров