[ Россия не готова к кризису ]

Речь пойдёт именно об устойчивости перед лицом кризиса, а не о показателях экономики. Это далеко не одно и то же: скажем, в США перед Великой депрессией ВВП хорошо рос – но тем глубже было последующее его падение. Поэтому важно выяснить, каковы же основные угрозы, которые несёт кризис дефляционного типа, и, соответственно, какими должны быть «встроенные стабилизаторы» общества, желающего успешно сопротивляться этим угрозам.

Ясно, что универсальной надобностью перед лицом любых проблем является отлаженная система национальной обороны, безопасности и охраны правопорядка. Ясно также, что здоровое народонаселение – это тоже весьма позитивный фактор при любых неприятностях. Но что ещё стране нужно иметь в первую очередь? Давайте порассуждаем.

 

В общем

Итак, дефляционный кризис подобен «спирали сжатия»: разоряются компании в проблемных отраслях, это вызывает рост безработицы и урезание зарплат – тем самым снижается совокупный спрос, и, как следствие, уже уцелевшие предприятия вынуждены сокращать производство, увольнять персонал и т. д. Для России это означает, что в первую очередь трудности коснутся ныне самых удачливых отраслей, работающих на экспорт; после этого они распространятся на тех, кто кормится на заказы от этих секторов, – и далее по цепочке.

Стало быть, сразу очевидна острая необходимость в развитой и отлаженной социальной системе: многим пострадавшим от кризиса придётся какое-то время жить на пособия по безработице или даже на родительские пенсии. Далее, необходима система переподготовки специалистов – чтобы рабочая сила перетекала из ставших аутсайдерами отраслей в более живучие секторы. Разумеется, нужна система обеспечения кадровой мобильности – зачастую работу можно будет найти лишь в других городах, так что без запасов свободного и доступного жилья не обойтись. И – по тем же причинам – особое значение приобретёт инфраструктура обеспечения территориальной связности внутри России: дороги, почты, телефонные сети, Интернет.

Возможности многих людей по ремонту жилья, частым поездкам на личном автомобиле и т. п. заметно уменьшатся – отсюда безусловная важность общественного транспорта и нормально работающей жилищно-коммунальной сферы.

Разумеется, и в самой экономике должны быть здоровые ключевые элементы – к примеру, сильная финансовая система: ведь дефляционный коллапс чреват массовым банкротством банков благодаря «эффекту домино», когда разорение одних учреждений порождает неразрешимые проблемы у других.

Очень важен мелкий и средний бизнес – он, как правило, работает на местный спрос и поэтому в наименьшей степени подвержен влиянию перепадов спроса глобального.

Таким образом, в общих чертах ясны основные факторы, которые способны позволить обществу успешно сопротивляться натиску мирового кризиса. Давайте посмотрим, что же в этих сферах мы «нажили» в последнее время.

 

Пройдёмся по пунктам

Безопасность. Вопрос о национальной безопасности выходит за пределы главных тем этого материала, поэтому просто приведём несколько чисел и фактов, сравнивающих то, что было в бедные 1990-е, и что «мы нажили» в богатые нефтедолларами 2000-е.

Стратегические ядерные силы России к началу 2000 года насчитывали 1084 баллистические ракеты с 4916 боевыми частями и 81 самолёт с 926 крылатыми ракетами (всего 5842 заряда). К началу 2007 года их значения упали соответственно до 681 и 2460, 79 и 884 (всего 3344 заряда).

В 2000-е годы в войска было поставлено баллистических ракет в 3,5 раза меньше, чем в 1990-е, танков – вдвое, кораблей и катеров – в пять раз, самолётов – в тридцать раз.

Можно ещё упомянуть сообщения экспертов о том, что ключевые военные технологии стремительно утрачиваются и часть из них уже не может быть воспроизведена – именно этим объясняется наметившаяся тенденция отказов иностранных заказчиков от российского оружия (или претензий к оружию).

Здоровье. Политика в этой области – как, впрочем, и во всех прочих – делится на две части: демонстративную и реальную. Первую легко найти в официальных статистических сводках. Между тем понятно, что реальный результат работы системы здравоохранения – не число койко-мест, а реальное укрощение болезней, – и вот тут-то дела обстоят весьма печально. Уровни заболеваемости по ключевым группам болезней выросли с 2000 по 2006 год на 18–56 %.

Но ещё хуже обстоят дела в сфере болезней детей – тут за 2000–2006 годы рост по всем направлениям просто катастрофический. При этом государство проводит в системе здравоохранения какие-то истерические реформы – например, резко поднимает зарплаты одним категориям работающих и оставляет их прежними у других, после чего приходится срочно решать, как исправить «неожиданные» последствия. Наконец, вся система обеспечения бесплатными лекарствами весьма коррумпирована и в содержательной части представляет собой издевательство над стариками и инвалидами.

Таким образом, народ становится всё более больным – «отличное» подспорье в условиях грядущего кризиса, когда конкуренция на рынке труда изрядно вырастет и людям придётся и на работе, и в поисках оной вести себя весьма энергично.

Социальная сфера. Ключевой момент тут – это трансферты и, прежде всего, пенсии. Казалось бы, золотой дождь нефтедолларов пролился на казну – однако на положении пенсионеров это никак не отразилось: согласно официальным данным Росстата, отношение средней пенсии к прожиточному минимуму пенсионера после кризисного провала 1999–2000 годов вернулось к уровню середины 1990-х, но не выше – а ведь этот уровень равняется всего лишь 100 %. Только вдумайтесь в этот факт: средняя (не минимальная, а средняя!) пенсия в стране, экспортирующей сырьё, на пике цен этого сырья всего лишь равняется прожиточному минимуму пенсионера.

Даже не говоря о крайне негативном влиянии на совокупный спрос (свыше четверти населения России – пенсионеры), это просто стыд и позор власти. Частный бизнес вполне почувствовал взлёт экспортных доходов – зарплаты росли быстрее инфляции, а вот на пенсионеров власти пожалели денег. Отношение средней пенсии к средней зарплате в течение всех 2000-х годов непрерывно снижается, в целом упав с 31 % до 23 %, что уже почти вдвое ниже, чем значение середины 1990-х (около 40 %). Небезынтересно отметить, что расходы Пенсионного фонда в 2006 году составили 5,6 % ВВП, тогда как за 10 лет до того они равнялись 6,0 %. При этом в фонде постоянный дефицит, а реформа с треском провалена. Однако и вне трансфертов социальная политика государства ниже всякой критики – несмотря на широко разрекламированные повышения минимальных зарплат и окладов бюджетников, в реальности «коэффициент фондов» (отношение доходов 10 % самых богатых к доходам 10 % самых бедных) с 2000 по 2007 год вырос с 13,9 до 16,8. Но зато в списке 500 богатейших людей России аж 101 долларовый миллиардер.

Транспорт и связь. Инфраструктура транспорта и связи – ещё одна важная тема, регулярно порождающая непонимание у людей. Например, все слышали про отлично обустроенные федеральные трассы «Дон» или «Амур» – однако куда большую значимость имеют те дороги, что соединяют различные города в провинции: областные центры между собой, районные центры с областными и т. п.

А вот тут дела обстоят весьма печально – особенно если взглянуть на показатели динамики общей протяжённости автодорог общего пользования с твёрдым покрытием: уверенный рост 1990-х сменился в начале 2000-х годов инерционной стагнацией, за которой начиная с 2005 года последовало снижение. На самом деле всё ещё печальнее, поскольку «дорога с твёрдым покрытием» – это лишь официальная формула, за которой скрываются в основном гравийные и щебёночные дороги (около половины от общей длины дорог с твёрдым покрытием). Кстати, замечание об этом обстоятельстве содержалось в официальной сводке Росстата ещё год назад – но из новых материалов уже исчезло. Ну и, наконец, того, что можно назвать приличной дорогой – шире 7 метров и с покрытием, допускающим движение со скоростями свыше 100 км/ч, – в России меньше, чем даже в любой из соседних скандинавских стран.

    Проблема, однако, не только в том, что хороших дорог мало, – в случае кризиса даже по ним, возможно, не на чем будет ездить. Перевозки пассажиров, худо-бедно державшиеся до начала текущего столетия, затем стали резко валиться – и к нынешнему моменту в среднем уполовинились по сравнению с уровнем 2000 года.

Помимо наличия элементов инфраструктуры транспорта и связи, большое значение имеет и доступ к ним для максимально широкого круга потребителей. Например, развитие сельской инфраструктуры весьма красноречиво: по сравнению с 2000 годом в 2006 году ввод в действие автодорог с твёрдым покрытием на селе сократился в 3,5 раза, а газовых сетей (что особенно удивительно на фоне официозных фанфар на тему славных деяний «Газпрома») – в 1,5 раза. По сведениям Росстата, свыше четверти сёл вообще не имеет выхода в дорожную сеть общего пользования с помощью дорог с твёрдым покрытием. Число почтовых отделений, почтовых ящиков, погрузочно-разгрузочных машин и транспортных средств почты постепенно сокращается.  

Жильё. Нечто похожее имеет место и в жилищной сфере – многие читатели могут привести примеры регулярных отключений воды и электричества в их доме и городе. Объективное состояние систем подачи горячей воды, отопления и канализации, а также электрических сетей проконтролировать невозможно: весь сектор ЖКХ до крайности закрыт и коррумпирован.

О состоянии жилищного фонда кое-какой намёк на реальность можно отыскать в официальных данных Росстата, согласно которым с 2000 по 2006 год удельный вес ветхого и аварийного жилья вырос на треть – с 2,4 % до 3,2 %.

Что же касается доступности жилья для массового покупателя, тут дела обстояли невесело всегда – но национальный проект «Доступное жильё» довёл их до фантасмагорического состояния.

В середине 2008 года индекс доступности жилья (отношение медианной цены единицы жилья к медианному доходу домохозяйства) достиг 9,4 для вторичного рынка и 11,2 для первичного – это означает, что Россия в среднем (!) уже почти достигла уровней Санта-Моники и Санта-Барбары, на очереди Вест Холливуд и Беверли Хиллз; Нью-Йорк с Лос-Анджелесом и даже Силиконовая долина отстали. Для сравнения приведём рекордные уровни означенного индекса в самых проблемных районах Запада по данным Четвёртого ежегодного международного обзора доступности жилья от Demographia: Лос-Анджелес – 11,5, Сан-Франциско – 10,8, Сан-Диего – 10,0, Силиконовая долина – 9,3, Южная Англия – 8,9, Сидней – 8,6, Ванкувер – 8,4, Лондон – 7,7, Перт – 7,6, Мельбурн – 7,3, Майами – 7,1. После достижения этих уровней там начался кризис рынка недвижимости. Но это рекордные высоты, а средние по странам значения составляли 6,3 по Австралии и Новой Зеландии, 5,5 по Великобритании, 4,7 по США и 3,1 по Канаде. В целом же считается, что хороший уровень индекса доступности жилья ниже 3,0, а если он выше 5,0, то жильё считается «чрезвычайно недоступным».

Финансовая система. Обратимся теперь к финансовой системе России. Отношение широкой денежной массы к узкой стремительно растёт – только для России это М2/М0, а не М3/М1, более уместное в Штатах. Сам по себе этот рост на текущих уровнях денежного мультипликатора (меньше 4) – явление вполне позитивное, однако темп роста в 2007–2008 годах столь велик (благодаря резкому росту кредитов – особенно потребительских и строительных), что генерирует изрядную инфляцию. Говоря же об устойчивости финансовой системы, обратим взор всего на два отношения: резервов к депозитам до востребования и иностранных активов к иностранным пассивам.

Первое говорит об устойчивости банковской системы перед паникой вкладчиков – т. е. о способности избежать «внезапной смерти» из-за невозможности платить по текущим обязательствам: как видно, эта величина снижалась в середине 1990-х (усугубив кризис 1998 года и породив банкротства многих банков), затем резко выросла – но после 2004 года она вновь отправилась вниз, уверенно превзойдя к нынешнему моменту даже минимумы 1998 года. Второе отношение иллюстрирует валютные риски. Показатель перекрыл антирекорд 1997/98 годов, опустившись до отметки 0,5. Это означает, что, если рубль сильно упадёт, это будет катастрофой для многих банков. Чтобы не допустить подобного развития событий (а заодно и для борьбы с инфляцией), Банк России обязан держать курс рубля относительно высоким – разумеется, с самыми печальными последствиями для всех отраслей реального производства.

Малый бизнес. В России работает приблизительно 1 млн малых предприятий, т. е. примерно 7 на 1000 человек населения. Это число незначительно увеличилось в течение 2000-х годов. Во всех объектах малого предпринимательства, включая зарегистрированных индивидуальных предпринимателей, работает около 9 млн человек – это примерно 12 % рабочей силы страны; малый бизнес производит чуть больше 10 % ВВП России.

Для сравнения: в США 74 малых предприятия на 1000 человек населения, в Италии – 68, в Великобритании – 46, в ЕС в целом – 45, в Японии – около 50. В малом бизнесе занято 80 % рабочей силы Японии и свыше 50 % в США и ЕС.

В Штатах именно в малом бизнесе трудится около 40 % специалистов в области высоких технологий и новейшего оборудования – в России такого нет и близко, зато есть национальный проект «Нанотехнологии» (надо полагать, не менее успешный, чем «Доступное жильё»). Наконец, доля малого бизнеса в ВВП в развитых странах уверенно превышает 50 %, а в ЕС – даже 60 %.

Между тем локальный бизнес создаёт разветвлённый каркас общественной стабильности. Это местные магазины и кафе, общества взаимного кредита, ремонтные мастерские и телерадиостанции, бытовой сервис и пищевое производство, мастерские, мини-электростанции и газовые службы, организации водоподачи и вывоза мусора, автобусы и такси, дорожные строители, службы канализации и домостроители, а также локальные производственные ячейки общенациональных сетевых корпораций. То есть всё, что способно работать почти исключительно на местный же спрос.

Если с малым бизнесом в целом дела обстоят просто плохо (кстати, представьте себе, какой ценой даются ему 10 % ВВП, если дань «проверяющим органам» составляет половину этой величины – по официальным оценкам Минэкономразвития), то с местным вообще никак – по существу его просто нет.

 

Итоги

Так что же мы «нажили» в последнее время? Национальная безопасность не улучшается, здоровье людей продолжает ухудшаться, социальная система остаётся беспомощной, неравенство усиливается, дорожная инфраструктура активно деградирует, общественный транспорт исчезает, доступность жилья стремительно снижается, местный бизнес отсутствует напрочь.

В свете вышесказанного остаётся предположить лишь, что «нажили» мы китайский спрос на сырьё и американскую инфляцию, благодаря которым цены на товарных рынках взлетели в небеса, тем самым нарастив российский ВВП и валютные резервы. Однако манна небесная не бесконечна – и позитив начал улетучиваться. Среднесуточная добыча нефти в России показывала годовое снижение каждый месяц в текущем году – и хотя бы стабилизировать её уровень будет непросто, ибо для этого нужны время, огромные инвестиции (для них нужно будет даже при нынешних ценах полностью по сути убить весь бюджетный профицит) и специальные разработки (которых нет): никакие госфонды сами по себе тут не помогут (что в действительности представляет собой поддержка финансовых рынков – читайте на 27 стр. – Прим. ред.).

В промышленности агрессивно росли экспортные отрасли, а за ними пошли те, что ориентированы на держателей крупных денежных потоков, взлетевших благодаря неф-тяному дождю. Остальные же не блещут.

В сельском хозяйстве характерная картина – экстенсивное производство (хлеба и некоторые другие области земледелия) прибавляет само по себе, но в основном в частном секторе. В интенсивных отраслях земледелия (картофель, овощи) доля частного сектора подавляющая (85–95 %), а в животноводстве явный успех лишь в птицеводстве, дающем самую быструю отдачу вложений; производство мяса и молока всё ещё продолжает падать. В общем, растёт то, что может «расти само», в то время как отрасли, требующие создания инфраструктуры, стагнируют.

Более того, уже и сам ВВП в целом начал заворачивать вниз. Во втором квартале темп роста составил 7,5 % (в первом было 8,5 %).

В заключение хотелось бы отметить также фактор общественный и просто человеческий. Пресловутая «вертикаль власти» породила, в сущности, феодальную систему, в рамках которой крупные денежные потоки контролируются и облагаются данью кланами приближённых к должностным лицам людей.

Частный бизнес находится в почти полной зависимости от местных властей. Феодализм, как известно, в качестве главной ценности в отношениях между людьми признаёт верность – поэтому в его рамках почти абсолютной становится логика: «да, он сукин сын, но это наш сукин сын». Вассал, верно служащий своему сеньору, не только может быть вопиюще некомпетентным – но ещё и имеет негласное право на своей территории творить почти всё что угодно.

Поэтому нынче общественный контроль над любыми органами и структурами власти отсутствует. При этом службы, занимающиеся основными сферами жизни, включая суды и чиновничество, до крайности коррумпированы.

Российское общество, сталкиваясь с серьёзными вызовами, почти безоружно: как мы убедились выше, «общественный каркас», удерживающий государство при любых коллизиях изменчивой рыночной конъюнктуры, весьма ослабел – и все гибкие механизмы реагирования гражданского общества подмяла под себя «вертикаль власти» жадной, некомпетентной и бесконтрольной бюрократии.