[Большой деревянный ящик без намёка на вход] Большой деревянный ящик без намёка на вход. Что там, точнее, кто там? Понять невозможно. Только слышны звуки. Иногда оно дышит, быстро и неритмично, будто задыхается. Иногда чавкает, будто ест, хотя что можно там есть. Ведь ящик лежит здесь неподвижно минимум 10 лет, и никто даже не пытался его открыть. Судя по всему, существо в ящике большое и ему там тесно. Иногда оно пытается разместиться поудобнее, и ящик кряхтит, трещит, дрожит, но не ломается. Остаётся загадкой, как оно остаётся живым без воды и пищи, но мало ли на свете чудес. Есть и такое, как у нас дома. Большой деревянный ящик без намёка на вход.
Ящик находится в той комнате, где когда-то жил дедушка. В детстве я даже думал, что дедушка не умер, а заперся в ящике. Только потом я обнаружил, что залезть в этот ящик невозможно. Никаких намёков на вход или выход. Толстые, сильные деревья, идеально, без щелей подогнанные друг к другу. Конечно, никто не знает, что внизу. Может, вход снизу, ведь ящик такой тяжёлый, что его невозможно сдвинуть с места, и его низ, следовательно, никто не видел. Но даже если там и есть вход, то он бесполезно упирается в бетонный пол.
В любом случае существо никогда не покидает ящик с тех пор, как я поселился в этой комнате. Я всегда слышу его. Я настолько привык к его звукам, что слышу мельчайшие шорохи. Слышу, как его волосы касаются стен ящика, слышу, как его слюна течёт по горлу в желудок, слышу, как оно растёт. Мне даже кажется, что я слышу его мысли. Оно думает о том, как надоел ему этот ящик, и в этих мыслях столько ненависти к этим доскам, окружающим его, что у меня начинает болеть голова и в глазах вспыхивают молнии.
Мама всё время говорит, что ящик надо выкинуть, что он занимает слишком много места. Это правда. В комнате дедушки, кроме ящика, помещается лишь крохотная раскладушка, на которой я сплю, и стол со стулом, за которым я пишу.
Мама говорит, что ящик надо выкинуть, потому что он плохо влияет на меня. Это правда. Когда существо начинает думать о своей Родине и тихо плакать, у меня бывают приступы, о которых лучше не рассказывать. Они ужасны. Мама говорит, что ящик надо выкинуть, потому что он воняет. Это правда. Действительно, вонь стоит такая, что даже почтальон оставляет почту в ста шагах от нашего дома.
Но чтобы выкинуть ящик, нужно разрушить весь наш дом. Так говорит папа. И добавляет: «Или мы будем жить с ящиком, или на улице». Я тоже против того, чтобы ящик выбросили. Потому что я привык к существу в нём, оно поселилось в моём сердце, и оно любит меня, и я его люблю. Без меня оно может умереть от тоски. Ещё с раннего детства я читал ему вслух книги, и делаю это до сих пор. Когда я начинаю читать, оно затихает и всё напрягается, и волны блаженства проходят по кончикам его волос, и оно тихо скулит от счастья. Это единственное развлечение существа, и если мне по той или иной причине не удаётся почитать ему за день, оно впадает в депрессию и перестаёт думать. Наступает такая тишина, что, кажется, в ящике никого нет. В таких случаях обычно заходит мама и говорит: «Смотри, какая тишина, я же говорила, что ящик пустой, а ты всё выдумываешь своё существо». И покачав головой, уходит в темноту комнат. Мне становится не по себе. И я обследую ящик в стотысячный раз в поисках входа. Вдруг оно нашло его и убежало?... Но тщетно. Доски, тяжёлые, мощные, крепкие, плотно подогнаны друг к другу так, что нет даже щелей. А потом оно начинает думать.
Оно думает обо мне. Оно думает обо мне плохо, и мне становится стыдно. Я достаю любимую книгу существа и начинаю читать вслух: «Как упоителен, как роскошен летний день в Малороссии! Как томительно-жарки те часы, когда полдень блещет в тишине и зное, и голубой, незримый океан, сладострастным куполом нагнувшийся над землёю, кажется, заснул, весь потонувши в неге, обнимая и сжимая прекрасную в воздушных объятьях своих!..» И оно затихает и всё напрягается, и волны блаженства проходят по кончикам его волос, и оно тихо скулит от счастья. Прочитав пару страниц Гоголя, я засыпаю, а оно не может уснуть, и его мысли вторгаются в мой сон и, переполненные радости, раскрашивают его, переворачивают с ног на голову, уносят в неизведанные миры.
Однажды я спросил у папы, как ящик оказался у нас дома. Ведь я точно помню, что давным-давно, когда дедушка был жив, ящика не было. Его не было, когда я сидел у дедушки на коленях и слушал сказки. Его не было, когда дедушка, мёртвый, лежал на кровати, а рядом плакала мама. Его не было, когда дедушку похоронили, и в его комнату переселился я, потому что повзрослел и перестал спать с мамой. Его не было, но однажды вечером я зашёл и увидел его. Большой деревянный ящик без намёка на вход.
Папа посмотрел на меня и ничего не ответил, а потом его стошнило. И его рвало всю ночь, а потом весь следующий день, и ещё день, и так целую неделю. Больше я не спрашивал его о ящике. Иногда он сам ночами неслышно заходит в комнату и прикладывает ладонь к деревянной стенке ящика, и я слышу, как существо тоже прижимается к дереву, стремясь почувствовать тепло отцовской ладони. У них свои особые отношения, и папе не обязательно находиться в комнате, чтобы слышать существо.
Однажды, когда оно заболело, и я слышал, как кровь течёт у него из горла и его боль пронзает мой мозг, и я думал, что если оно умрёт, то и я умру, неожиданно с работы пришёл отец. Он всегда приходил ровно в 20.30, по нему можно было часы сверять, а тут вдруг посреди рабочего дня он заходит в комнату и прикладывает ладонь к ящику. И существу полегчало, и моя боль прошла, а отец пошёл на кухню и там напился в одиночестве. А существо стонало, но было слышно, что ему намного легче, и оно не умрёт.
Кроме нашей семьи, ещё один человек знает о ящике и существе. Это Луна, моя двоюродная сестра. Шесть месяцев назад она со своим отцом приехали к нам погостить. Сначала я жутко её стеснялся, потому что она была из города, вся такая красивая, модная. Я прятался в своей комнате, и существо думало обо мне и смеялось. Луна сама зашла в комнату на третий день. Видимо, ей стало ужасно скучно. Она удивлённо посмотрела на ящик и спросила:
– Кто в нём?
Я хотел что-то сказать, но слова застряли на подступах, а в это время существо зашевелилось, и ящик затрещал. Луна вздрогнула и снова спросила:
– Оно такое огромное?
Я кивнул. И тут существо стало залезать мне в мозг своими мыслями, и я до сих пор не пойму, это я говорил или оно. Я рассказал ей всё о ящике и о существе и даже шутил, и мы подружились, и я перестал её стесняться, и она всё пыталась услышать мысли существа, но у неё не получалось, и она расстроилось.
– Сразу не получится, – сказал я, – надо, чтобы оно к тебе привыкло.
И с того дня Луна всю оставшуюся неделю провела в моей комнате, пытаясь услышать существо, и в конце концов у неё получилось!
Дело было так. Наступил прощальный вечер. Мать накрыла на стол, и мы все сидели, ели, пили, смеялись, но Луна была не в настроении, она так и не услышала существо. Поэтому она налегла на виски и, не обращая внимания на гневные взгляды своего отца, сидевшего напротив, хорошенько набралась. И когда все встали из-за стола, она мне сказала:
– Пойдём, я попрощаюсь с ним.
Она была пьяная, но очень красивая. Её тонкие брови нахмурились, а в глазах были злость и озорство, и я заметил, что она украдкой взяла со стола большой кухонный нож. Я понял зачем, и знал, что бесполезно, но ничего не сказал.
Мы зашли в комнату. Луна села на колени перед ящиком и приложила к нему ухо. Я слышал, как существо затаилось, как оно изучает Луну, как чувствует пары алкоголя и всё понимает, но ещё не знает, как реагировать.
И вдруг Луна со всего размаху ударила ножом в ящик. Существо взвыло. Нож выпал из рук Луны, и она схватилась за голову.
– Уйди! Уйди! – закричала она.
Я стоял, как столб, не зная, что делать. Но тут вбежали взрослые, и её отец увёл её спать.
На следующее утро перед отъездом Луна подошла ко мне и сказала:
– Мы всю ночь с ним разговаривали. Оно такое хорошее. Я буду по нему скучать... И по тебе.
– Оно может говорить и на расстоянии. Так происходит с моим отцом. Может, и у вас получится.
– Будем надеяться. Потому что, если оно не захочет, я снова приеду, но на этот раз с топором.
И она засмеялась и поцеловала меня, и просила, чтобы я берёг существо и не забывал читать ему книги, особенно Гоголя. Потом они уехали, и мне стало так тоскливо и одиноко. Я пошёл к болотам и просидел там весь день. На закате я вернулся к существу и почитал ему немного, и сделал это так бездушно и невнимательно, путая слова, строки и абзацы, что оно обиделось и перестало думать. А тут, как всегда, зашла мать и сказала:
– Видишь, нету там никого, так что нечего выдумывать!
Мне совсем стало противно. Я как был, в одежде, плюхнулся на раскладушку и закрыл глаза. И вдруг мысли в голове, но не существа, а Луны: «Эй, обормот, я же тебя просила беречь нашего друга и читать ему Гоголя. Зачем ты его обидел, признавайся?»
«Луна, это ты?» – спросил я, мысленно, конечно.
«Нет, это Элвис! Кто же ещё? Наш общий друг соединил нас по самому дешёвому тарифу, так что скажи ему спасибо!»
Вот так благодаря существу я почти всегда могу связаться с Луной. Мы часто общаемся втроём, но Луна лучше понимает мысли существа, наверно, потому, что она женщина и она чувствительна и всё такое. Скоро Луна приедет к нам на целый месяц. Мы с ней решили пожениться. Но сначала надо сделать всё, чтобы узнать тайну ящика. Большого деревянного ящика без намёка на вход. ]§[