[ Ислам выбрал меня... ]

Характерной чертой современной цивилизации является выраженный дуализм: человек, полностью погружённый в материальный мир, всё время мечется в поисках душевных и жизненных ориентиров. Одним из таких людей, но уже нашедшим себя, является мой сегодняшний собеседник Джаннат-Сергей Маркус, москвич, руководитель отдела культуры Национальной организации русских мусульман, ведущий передачи «Голос Ислама» на государственном радиоканале «Радио России». – У каждого своя дорога к Истине Всевышнего. Сергей, расскажите о своём... – Родился я в обычной советской семье. Папа – военный, мама – фармацевт. Оба коммунисты и атеисты. Формирование личности происходило и в рамках октябрятской, пионерской и комсомольской организаций, в которых, естественно, тоже не было места для Бога. Короче говоря, моё детство и юношество прошло в твёрдой убеждённости, что «живу в лучшем строе, что религия – опиум для народа». Шок и прозрение настало на историческом факультете Педагогического института, куда поступил после десятилетки. Всепроникающая ложь, прикрытая коммунистической демагогией – вот фон, царивший в альма-матер (впрочем, схожая картина наблюдалась повсеместно). Даже если речь шла о древнейших временах, то обязательно нужно было соизмерить эпоху с оценками «всезнающих» Маркса, Энгельса или Ленина. Именно подход с таких идеологических штампов в дальнейшем обеспечивал приемлемую работу, карьеру и финансовый достаток. Крутясь в этой явно аномальной системе, видя, что так живут и уважаемые мною преподаватели и друзья, я пришёл в полное отчаяние.

Всё чаще и чаще в голову прокрадывались мысли о самоубийстве. Тем паче, что на это отважилась и моя любимая девушка. Однажды вечером почти принял решение, но внутренний голос постоянно внушал мне: «Не делай этого». Я спрашивал: «Почему? Вокруг сплошной мрак, жизнь не имеет смысла, ушла в мир иной и моя любовь. Вот она смелая, я должен последовать за ней». Голос возражал: «Что бы ни творилось вокруг, ты должен нести свет, существующий за пределами твоего нынешнего понимания».

Я заснул, а на следующее утро проснулся верующим человеком. Правда, не ведал, во что или в кого верую. Конечно, как историк, студент-атеист я знакомился с Евангелиями, Торой, Священным Кораном и прочими мировоззренческими доктринами, но мой интимный внутренний порыв не был связан ни с одной традицией и конфессией. Через несколько дней поделился собственными впечатлениями со знакомыми православными конспиративными прихожанами отца Александра Меня. Они случившееся охарактеризовали как «мой путь к Господу, к которому можно идти только через Иисуса Христа». Таким образом, я стал православным последователем отца Александра в Новодеревенском приходе.

– При советском строе запрещалась любая религиозная, не контролируемая КГБ активность. Чем же вы тогда занимались?

– Работы хватало. Организовал в Коломенском фольклорный фестиваль, читал лекции о древнерусском искусстве и об иконах. Встречался с иностранцами, получал от них религиозную литературу для распространения и, самое главное, вёл занятия в небольшой группе христиан. Дело в том, что отец Александр был знаковой фигурой того времени. К нему тянулись многие. И настал момент, когда число жаждущих превысило его возможности. Тогда отец Александр подготовил группу ближайших помощников, которые под его попечительством вели маленькие общины в братских традициях раннего христианства. Я стоял во главе такой общины около пяти лет, людей в ней становилось всё больше, поэтому стал насущным вопрос о подготовке нового человека для руководства ещё одной группой.

В этот момент 9 января 1984 года меня и арестовали. Уголовный процесс последователей отца Александра контролировал 4-й отдел КГБ во главе с полковником Владимиром Сычёвым (ныне преподаватель Высшей школы ФСБ). В период следственных мероприятий вновь подтвердилось убеждение, что в СССР всё прогнило насквозь, что всё заняты халтурой и имитациями. Удивляла чудовищно безграмотными вопросами дознаватель Ольга Леонтьева, а некий Дмитрий Гаркавенко, доктор философских наук из Киева, меня через «религиоведческую экспертизу» аж на двухсот машинописных страницах охарактеризовал «агентом международного экуменического центра по объединению религий», якобы находящегося в США. По его мнению, «Маркус исповедует и распространяет среди советской молодёжи идеи православия, католицизма, лютеранства, баптизма, монархизма, западной демократии и антисоветчины». Фантастически бредовый текст: до сих пор не могу понять, как можно совместить демократию с монархией, православие с баптизмом? Правда, позже адвокат объяснил, что экспертам обычно платили и платят постранично.

Во время следствия я отказался от дачи любых показаний. Из изолятора временного содержания умудрился обратиться с посланием к «мировой общественности, Папе Римскому, в ООН». К адресатам письмо не попало, а легло аккурат на стол к следователю. И мне на процессе припомнили: не прекратил, мол, свою антигосударственную деятельность даже в тюремных застенках.

Скорый суд тогда приговорил меня к максимальным 3 годам по статье УК РСФСР 190 (1) – «Распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй». Я мог бы избежать и этого срока, если бы согласился работать на спецслужбы...

– А вам предлагали сотрудничество?

– Прямо – нет, косвенно – да. Вообще-то чекисты грамотно наседали на меня. В их представлении я был диссидентом, хлюпиком-историком, отцом четверых детей, которого можно без проблем сломать. Один вид КПЗ производил на некоторых незабываемое впечатление. Но у меня уже была отработанная «программа мужественности»: я спал на голой земле, голодал, вышагивал без отдыха многие километры с полным рюкзаком – это поддержало и в изоляторе, и в шести тюрьмах, и на месячном железнодорожном этапе, и в кызыльской колонии рядом с величественными Саянскими горами, где и пришлось отсидеть срок.

– Если не секрет, поделитесь тюремными впечатлениями.

– Тюрьма, конечно, не дом родной, но можно адаптироваться и к ней. На первоначальном этапе мне, как ни странно, большую моральную помощь оказал стих великого японского поэта-романтика Исикава Такубоку о крабе, давшем понять одинокому и тоскующему страннику, что и среди мёртвых камней на берегу бесконечно чужого и холодного океана тоже теплится жизнь. А в тюрьме какой-нибудь троюродной брат краба типа клопа или муравья непременно обитает – они здесь по-своему счастливы, у них есть чему поучиться.

Помогает, что зеки – люди творческие. Из любого подручного материала они умеют делать замечательные фигурки. Иногда верёвки становятся струнами, табуретка – гитарой. Если бы кто-то реально захотел гармонизировать тюремный мир, он должен делать упор на искусстве. Но на это нужны энтузиасты, деньги и желание государства, чего нет и поныне, поэтому тюрьма – загон, где временно блокированы все преступные инстинкты человека. Кроме прочего, за высоким забором с несколькими рядами колючей проволоки, в учреждении, именуемом ЯФ-306/1 и расположенном на правом берегу Енисея, я получил первый бесценный опыт радиожурналистики.

– Как сложилась жизнь после освобождения?

– Выпустили меня на волю досрочно 27 апреля 1986 года. Не могу забыть, с каким мучением переходил тогда Енисей через мост. Оказывается, отвык от ходьбы. Страшно тяжёлыми казались великолепные, недавно выданные кирзовые сапоги. Жаль, что оставил их в Кызыле, а не привёз домой на память. Зато у меня есть деревянная вырезанная ложечка в виде ладьи – подарок на день рождения зека-белоруса. Храню и две бирки с надписью «восьмой отряд» и собственной фамилией. Есть ещё одна память о местах не столь отдалённых: скоро выйдет в свет первый «Словарь культуры Тувы»...

После освобождения работал каменщиком и белокаменщиком на реставрации московских и подмосковных церквей и усадеб. Далее старый приятель Яков Кротов устроил научным сотрудником музея в Звенигороде. Пытался делать бизнес в кооперативах – быстро понял: не моё. Один раз попал на диспуты, устраиваемые главным комсомольским идеологом Москвы Игорем Деминым с целью «лучшего ознакомления с немарксистской молодёжью». Я там выступал по вопросам веры. Видимо, Демину понравилось, так как он предложил вести религиозные программы на создаваемом «Радио России». Дьякон Андрей Кураев (пресссекретарь РПЦ) организовал встречу с Патриархом всея России, длившуюся полтора часа. И Алексий II лично благословил «на создание православной программы, а также передач, информирующих о других религиях, на государственном «Радио России».

На третий день вещания 13 декабря 1990 года я начал вести программу «Верую», одновременно организуя встречи в эфире с православными, мусульманами, протестантами и буддистами. Сергей Давыдов, тогдашний директор «Радио России», ничего не запрещал, но ошарашенными глазами смотрел на приглашённых ещё вчерашних противников режима. Перестройка!

Когда из редакции ушёл человек, ведший исламскую программу, его нагрузка легла на меня. Выступил под псевдонимом Андрей Хасанов. Делал передачу достаточно формально. И вдруг сон. Я в незнакомой мечети встаю с молитвенного коврика в удивительно блаженном состоянии... ]§[