Понимая, что это не очень хорошо меня характеризует, признаюсь — политика мне не интересна. Но к одному политическому деятелю я прониклась нежнейшей признательностью после единственной его реплики. И никакие дальнейшие события, прыжки и гримасы истории, отношения этого не изменили. Потому, что Горбачев Михаил Сергеич в одном из интервью ответил на вопрос журналистов о книгоиздательских делах: «Да мне все равно. Печатайте, что хотите. Хоть «Лолиту»!»
Это лирическое воспоминание инспирировала статья, размещенная в газете «Махачкала» (№2 от 16.01.04г.). В ней ветеран здешней журналистики Феликс Бахшиев вспоминает о книжном раздолье 70-80-х годов и сокрушается, что книжных магазинов в Махачкале стало меньше. На этой фразе я впервые насторожилась. Может, мы с Феликсом живем в разных городах? В пяти минутах ходьбы от моего дома, к примеру, два очень неплохих магазина: «Эрудит», «Библиоглобус», да еще возлецумовские книжники раскинули свой товар. Рядом с работой еще два. А курсируя между работой и домом, я рысью пробегаю по скверу, вдоль аллей которого в ожидании замерли книжные (опять-таки!) торговцы. Ну, ладно, может быть, у Бахшиева свои маршруты, пролегающие по безкнижным улицам. Отогнав страшную догадку о параллельных и перпендикулярных реальностях, я углубилась в чтение статьи с патетическим названием «Нищие духом созидать не способны». И тут отогнанная было догадка вновь набросилась на сознание ядовитым василиском.
Потому что Феликс Бахшиев пишет: «…15-20 лет назад литературу…. «отсекли» от общества, и это было заказное действо». Батюшки мои, да ведь это как раз то время, о котором я с благодарностью вспоминаю! То самое время, когда надо мной перестала тяжелым брюхом нависать угроза загреметь на кичу за распечатку запрещенных книг (в частности, антисоветчика Ерофеева, чью «Москву — Петушки» сейчас изучают студенты-филологи). Когда самиздатовскую «Лолиту» не надо было больше ныкать под матрац, появился в продаже «буржуазный паралитик, злобный психоаналитик» Фрейд и вышел 2-томник Ахматовой с включенным в него крамольным «Реквиемом». Когда, извините за патетику, стал невозможным судебный процесс, подобный процессу Даниэля и Синявского. Одним словом, время, когда для меня и моих друзей подняли шлагбаум, отделявший нас от собственной и мировой культуры, когда перестали изымать опальные книги из библиотечных фондов, для кого-то, оказывается, было «концом литературы».
Желание разобраться в причинах такого дикого противоречия принудило меня, вооружившись маркерами двух цветов, усесться за статью с азартом препаратора. Уж я ее, бедную, кромсала и резала, вскрывала ей брюшину и распиливала черепную коробку, после чего кабинет стал похож на прозекторскую, а я сумела составить медицинское заключение.
Покойная статья давно и тяжело болела. Плохо ориентировалась во времени и пространстве, была подслеповата, глуха на оба уха и страдала от несварения желудка. Помимо того, по причине родовой травмы у нее не работали те органы, которые должны были обеспечивать ей жизнь. То есть язык, которым написана статья о книгах (!), оставляет желать…
Не торопитесь гневно хмурить брови и заявлять, что у каждого свое видение времени и себя в нем. Разобраться не так уж сложно. Приступим?
Итак, по колено в ностальгии Феликс Бахшиев бредет по улицам Махачкалы, констатируя, что раньше интерес к литературе был не в пример нынешнему, высок, и «самыми уважаемыми людьми были директора книжных магазинов». Очень показательно! Не за человеческие качества, не за профессионализм, не за красивые глаза уважали! За табличку на двери, за должность. Потому что немногие хорошие книги до прилавка не доходили, и купить их можно было только вооружившись нужными знакомствами. Фактически, книга в тот момент приобрела не свойственные ей раньше качества. Она стала свидетельством пронырливости ее обладателя, подтверждением его умения найти общий язык с теми, кто распределял блага. Тоска по книжному «буму» прошлых лет — на самом деле тоска по касте «избранных».
Сейчас нет необходимости уважать или не уважать директора книжного магазина. Нет необходимости даже думать о его существовании. Иди, голубчик, и покупай, что душе угодно. Если чего-то не найдешь на прилавках и развалах — лезь в Интернет и заказывай либо скачивай оттуда необходимое. С этим, вроде, разобрались.
Поехали дальше. Стоп, приехали! Это что за казус? «Серьезную, глубокую литературу отсекают, отмежевывают от человека.» Только что мы выяснили, что магазинов меньше не стало, а книг сделалось во много раз больше. Если верить словам Феликса Бахшиева, то нам, дорогие товарищи, оказывается, впаривают туфту, «осетрину второй свежести», не допуская к Эверестам и Джомолунгмам словесности, которые были вполне доступны в раньшие времена!
Написала про «вторую свежесть» и вспомнила, что Булгаков, насчет которого понятно, что он — Эверест, стал доступен именно в 80-х. А до этого времени ходил по рукам в журнальном, «оттепельном» варианте. Так кого же от нас пакостно отсекают? Ага, вот нашла зацепку: «Школьные и вузовские программы по литературе обеднены». Еще как! Изъяли из них гениальный роман Ф.Гладкова «Цемент» о трудных буднях цементного завода, «Целину» и «Малую землю» бровеносца Л.И.Брежнева, что, конечно, подкосило учебную программу на корню. Зато том из собрания сочинений Достоевского с романом «Бесы», который был далеко не в каждой библиотеке, сейчас вернулся на полку. И вообще, когда я слышу, что «классика» не находит больше дрожащего от восторга читателя, хочется завыть от тоски.
Внесем ясность. Что Феликс Бахшиев подразумевает под классикой? Судя по всему, она для него заканчивается Шолоховым, то есть по сути 1965 годом, когда тот заграбастал Нобелевку. А с тех пор, что, никто не тронул сердце Феликса Бахшиева? Не буду перечислять имена, только замечу, что классиками писателей делает время. А следовательно, и сейчас среди нас бродят они, уже любимые, уже читаемые, просто, покуда без звания. И еще. Антиох Кантемир — классик? Безусловно. Вы читаете его с наслаждением? Вряд ли, если вы, конечно, не филолог. И это так понятно, ведь изменился язык, ритм, мироощущение человека. Уходят даже жанры, вот роман понемногу отчаливает, и нечего по этому поводу причитать. Темп жизни стал иным, и в исполнении современного писателя невозможны описания, подобные знаменитому толстовскому «Дубу» из «Войны и мира».
Внимательно проглядев сочинение Бахшиева, я пришла к выводу, что заявленная им любовь к «высокой и серьезной» литературе осталась неразделенной. Не порхали над ним музы, извлекая мелодичные звуки из положенных музам инструментов. Слово выворачивается у него из рук и мстит за надругательство. Особенно впечатлил оборот: «учебник познавать добро и зло».
Возможно, и не стоило бы так агрессивно набрасываться на статью и ее автора, мало ли нелепостей печатают. Но уж слишком часто стали повторяться в прессе знакомые мотивы о прекрасной империи, сильной руке, скудной, но гарантированной пайке. И, конечно, о духовности, которая тогда, понимаешь, была, а теперь куда-то подевалась. Есть мнение, что особенный расцвет литературы и искусств, происходит в условиях тоталитаризма, что это своего рода сублимация, в том числе и гражданской активности. Выходит, нужно опять загнать всех в подобие концлагеря, и вот тогда всплеск будет необыкновенный, народ «Белинского и Гоголя с базара понесет». Если так, то при всей любви к печатному слову скажу: «К черту!» Слишком высока цена. Я не хочу подменять книгой, даже самой прекрасной, настоящую, сильную, свободную и живую жизнь. ]§[
- 3 просмотра