[ Подарок ]

Профессор теоретической физики Саймон Прискетт рассуждал примерно так: «Время течет, значит, находится в постоянном движении, следовательно, мы, простые смертные, плывем по его течению; пространство стоит на месте, это мы движемся по нему и, следовательно, им управляем. Если пространство пассивно, а время активно, то, значит, первое меняется с течением второго — это и есть декартовая зависимость. Опять получается какая-то чехарда.

Говорят, что если посидеть какое-то время возле воды, скажем, на берегу моря, то мозг начинает лучше соображать и способен решить, казалось бы, неразрешимые задачи.

Чепуха! он отчаянно отказывается работать. Мне даже кажется, от этого только хуже».

Профессор сидел на берегу летнего сине-зеленого моря, едва колыхающегося. Сидел на сером, покрытом засохшими водорослями камне и смотрел на золотой путь, состоящий из множества солнечных бликов. Солнце стояло невысоко над горизонтом, и этот путь пролег до самого берега, ослепляя своим блеском глаза, отчего профессору думалось только хуже и хуже. Он пустился в абстракцию.

«Я чувствую, что здесь должен быть какой-то ключ, который открывает все замки. Мы ведь испробовали уже все, подбирались к этому со всех сторон, пытались пространство и время свернуть, извернуть, растоптать, вывернуть наизнанку, чтобы свести их вместе. Все впустую. Я уже чувствую, как это просто — управлять пространством и временем. Но как?»

На берегу не было ни души. Это было дикое место. Еще с детства Прискетт знал, что здесь обычно никого не бывает.

«Мы уже объели края этого научного пирога, причем, надо сказать, не самые вкусные края, а до середины так и не можем добраться, словно нас отделяет одна деталь — бесконечно большая и бесконечно маленькая, гениальная и простая. Да-да, это как... как заклинание! Мы его еще попросту не знаем. И мне кажется, тот, кто его узнает, не только сможет управлять временем и пространством, но и способен будет понять иные основы мироздания», — так думал профессор Саймон Прискетт, сидя на берегу живописного моря.

Внезапно солнце как будто засветило ярче, и в том месте, где морская вода блестела от его лучей, начал складываться ослепляющий белым светом ореол. Профессор не видел этого, потому что был погружен в свои мысли, а взгляд его был опущен в песок. Тем временем ореол в нескольких метрах от его головы претерпевал метаморфозы: яркий, ослепительный круг света превращался в силуэт мужчины. От него исходило такой силы свечение, что, казалось, день вокруг превратился в ночь; были видны только контуры его головы, светившегося лица отчетливо видно не было, можно было разобрать лишь неясный овал. Мужчина висел высоко над профессором и плавно покачивался, руки его были безмятежно опущены, и он молча наблюдал.

«Вон, мне уже шестой десяток пошел, — думал профессор, — а я все с этим вожусь. Видно, мне уже не судьба, чего зря беса тревожить».

Бог подслушал его мысли и сказал: — Почему же ты так думаешь, Саймон Прискетт, тварь земная, профессор теоретической физики?

Тот вздрогнул и, подняв глаза к верху, тут же заслонил их рукой, потому что ни один смертный не мог прямо смотреть на божественный свет.

— Кто вы? — закрывая голову рукой и сутулясь, спросил Прискетт.

— Господь Бог твой. Однако ты не ответил на мой вопрос. Может, ты думаешь, если стар, то тебе не дано познать тайну времени и пространства, думаешь, это дано лишь молодым умам?

— Зачем ты пришел, Господи, — ошеломленный и как будто не слыша вопроса, произнес профессор, — неужели за моей беспокойной душой?

— Саймон Прискетт, ты рано списываешь себя, — ответил Бог. — Я пришел, чтобы дать тебе то, что беспокоит тебя — секрет науки, тайну мироздания. Прими же божественный дар!

Бог вспыхнул и дал ему Знание.

Знание изменило выражение лица профессора: он засиял, заулыбался от счастья. Соскочил с камня и, распрямившись, стоял на песке, почти без боязни глядя на светящийся силуэт.

— Этого… не может быть, — улыбаясь, кричал Богу Прискетт, — это… слишком просто!

— Может, может… — отвечал силуэт.

— Да это гениально!

— Гениально? Гм… — Бог задумался, — …называй это божественным…

— Господи, чем я могу заплатить тебе за этот бесценный дар?

— Одно условие, — сказал Бог. — Я открыл тебе одну из тайн мироздания — секрет управления пространством и временем, но ты не имеешь права делиться этой тайной с другими людьми. Только для тебя это Знание, не говори о нем никому ни сейчас, ни в день своей смерти, никогда.

— Но почему? — спросил пораженный профессор.

— Я не распространяю Знание, — ответил Бог. — Я не сеятель, не учитель, я знаю все, но не разбрасываюсь знаниями где попало. Это мой подарок лично тебе. Спуститься на Землю и рассказать людям — преступление: Знание посеет хаос. Я никогда этого не делал и не сделаю. То же советую и тебе. Если нарушишь правило, в адской преисподней всегда найдется место для тебя.

Бог взглянул на помрачневшего профессора.

— Я вижу, ты не счастлив? м — Счастлив, — ответил Прискетт, — но зачем мне счастье, которым я не могу поделиться с другими? Эти знания принесут мне только горе. Бог, задумавшись, молчал.

— В таком случае забери их у меня, — продолжал профессор, — мне не нужно Знание, о котором я не смогу рассказать другим людям! Забери его! — кричал он, воздевая руки к небу. — Я не хочу этого больше знать.

— Это твое последнее слово, Саймон Прискетт?

— Да.

Бог вспыхнул, а через секунду профессор навсегда забыл великую тайну науки.

— Дурак, — сказал Бог и исчез. ]§[