[Ничего личного] Вот радость-то, слыхали? На REN TV задумана и уже даже проанонсирована «новая интеллектуальная игра на выживание». Называется «Естественный отбор». А вести всю эту прелесть будет Александр Абдулов. Что-то совсем плоха стала наша постаревшая звезда экрана и подписывается на что ни попадя. Впрочем, дело не в том. Не в личности самого Абдулова, а в том, что он произнес. Накатанную, затертую в общем-то фразу.
В завершение телеанонса Абдулов эдак проникновенно, подавшись вперед корпусом, говорит прямо в глаза зрителю: «И ничего личного!» Это, очевидно, по задумке создателей должно как-то успокаивать и расслаблять. Однако меня не успокоило ничуть, а совсем даже наоборот. Моментально по ассоциации вспомнился обобщенный образ киношного наемного убийцы. Вот он, направив на оцепеневшую жертву положенный киллеру ствол, произносит ту же отнимающую всякую надежду фразу.
А ведь это страшно, господа, когда ничего личного, и человек человеку даже и не волк никакой, а так, бревно. Особенно, когда это бревно в отношении тебя совершает какие-нибудь действия. Хладнокровно и отстраненно, как машина. Даже маньяк мне понятнее, террорист какой-нибудь. Там — либо болезнь, либо одержимость идеей, что, по существу, тоже своего рода недуг. Это, хоть с трудом, но осмыслить можно. Но палач, который выполняет свое палаческое дело методично и равнодушно, для меня — чудовище!
Плохо, если к вам применяют какие-нибудь репрессивные меры. Но, если уж этого не избежать, то пусть хотя бы эта экзекуция будет согрета эмоцией. Хотя бы гневом и яростью. Тогда остается возможность переубедить и разжалобить, в конце концов, обмануть, запутать в объяснениях. «Личное» подразумевает «человеческое», а оно переменчиво. Ведь ссоримся же мы с душевными друзьями и миримся с заклятыми недругами.
Но (вы тоже заметили, признайтесь) все меньше между нами этого самого «личного». Переняв американскую практику увольнений, наши тоже начинают подсовывать нерадивому работнику конвертики с уведомлением, что в его услугах фирма больше не нуждается. Так практично и стерильно. Без слез и истерик. Все понятно, начальник не желает включаться в чужой эмоциональный водоворот, выслушивать оправдания, жалобы на обстоятельства и прочее.
Бережем себя, даже женимся и в постель ложимся так же. Чтобы без «личного». Отправление естественных функций организма. Поэтому, кстати, и бегут мужики к профессионалкам, в сауны и другие эмоционально необременительные места. Не хотят платить эмоциями, желают деньгами.
Я не могу никому навязать свое видение, не могу принудить к другому пониманию взамен привычного. Но ведь имею же право хотя бы желать, чтобы меня лично если и увольняли, то с негодованием, если колотили, то с наслаждением, если занимались любовью, то с африканской страстью, а потом пусть будет несколько минут тихой ночной нежности. ]§[