(Продолжение. Начало монолога модельера Шамхала Алиханова в №11, 18.03.2004.) Вернувшись на родину, я обнаружил здесь какие-то проблески культурной жизни. Устраивались всевозможные концерты-показы. Однако пришлось «пробивать» нашу стадную ментальность (я первый «вытащил» на подиум ребят). Но со временем все это умерло. Почему сейчас не проводится ни одного модного показа, почему «умер» фестиваль моды «Кавказский стиль»? Потому что организацией такого рода мероприятий должны заниматься профессионалы. У нас же это было просто «развлекаловкой», показухой и легким способом заработать.
Шить легче потихоньку, подпольно, отдавать на рынок с биркой «made in Italy», минуя налоговые и другие инстанции. (А изучить, что нужно нашей публике, не составляет никакого труда, потому что у нас все cразу «выряжаются» в одно и то же.) Что, в общем-то, и делается — большая часть того, что продается на рынках, шьется у нас в городе. Да и это неплохо, по крайней мере, люди моей профессии хоть чем-то заняты. Но как-то заявить о себе, будучи модельером, у нас практически невозможно.
Я уже лет двадцать работаю и до сих пор не могу себе позволить основать свою марку, вдоволь заниматься творчеством, выпускать одежду. Потому что нет никакой поддержки малого предпринимательства, о котором так много говорят. Все средства, которые должны идти на поддержку структур, подобных моей, идут на развитие тех же бензозаправок. Чтобы получить помощь , обязательно надо идти к кому-то на поклон и быть при этом либо чьим-то родственником, либо работать по системе отката. У нас имя мастера, заработанное двадцатилетним трудом, ничего не значит.
Дагестан всегда славился своими мастерами. Не было сферы, в которой у нас не было бы мастеров-прикладников, будь то златокузнецы, гончары или обувщики. Еще в недалекие советские времена практически на любых выставках призовые места занимали мы — дагестанцы. А что мы имеем на сегодняшний день? Полный упадок! Полный застой какого бы то ни было производства. Наш край — край мастеров — превратился в край «купи-продай». Полный упадок экономики, культуры и духовности, несмотря на обилие мечетей. Но это не вина людей, а вина системы.
Молодой человек, пытающийся реализоваться, все время натыкается на преграды. Отсутствие возможности заработать и каких бы то ни было перспектив порождает отчаяние, апатию, безысходность, агрессию, толкает его на поиски других, как правило, незаконных путей или бегство из республики. А выезжая за ее пределы, молодой человек неизбежно сталкивается с произволом правоохранительных органов. Получается, что дагестанец не может реализовать себя здесь, потому что здесь движение вперед никому не нужно, а за пределами Дагестана хоть фронт работы огромен и возможностей больше, он существует на правах человека второго сорта. В российских регионах Дагестан прочно ассоциируется с криминалом. Там СМИ упоминают нас только в связи со взрывами, убийствами. Вот наш портрет.
Выезжая на показы куда-нибудь за пределы Дагестана, я как художник несу совсем иную информацию, нежели СМИ, я ломаю стереотипы. Я показываю, что Дагестан гораздо шире и богаче криминальной сводки. И главное — эта новая информация воспринимается в России адекватно. И хотя там огромное количество талантливых и реализующих свой талант модельеров, мне удалось найти свою нишу на этом огромном рынке. Мой конек — современная мужская одежда с вкраплениями традиционных дагестанских элементов. То есть я не похож ни на европейцев, ни на кого бы то ни было еще. Хотя поначалу все удивлялись — как, на Кавказе еще и одежду шьют? — сейчас все уже давно привыкли, и мое направление вызывает огромный интерес.
Меня все время приглашают на показы в разные города. Вот и сейчас готовлю в апреле новые показы. И опять же все делаю за свой счет, у меня нет никакой материальной поддержки. Просить помощи у кого-то, кто по долгу службы обязан этим заниматься, — пустой номер. У меня был однажды опыт общения с чиновниками, и я увидел их отношение. Эти структуры живут только ради самих себя. Бюрократов совершенно не волнует, какая ситуация у нас здесь, в республике, и какими нас видят в России. Представители власти заняты только набиванием своих карманов. Просить этих хапуг, чтобы они сделали что-то для своего народа, не просто бесполезно, а смешно. Всем на все плевать.
Посмотрите, что заполонило наше телевидение, эстраду! Сплошная турецкая, узбекская эстрадная самодеятельность. Забыты наши композиторы. А в каком положении находится наш Государственный филармонический оркестр! Люди работают за мизерную зарплату. «Уходит» наша культура. Мы вообще скоро растворимся как этнос во всем турецком, узбекском... Потому что, когда теряется культура, исчезает и нация в целом. В нас уже развиты такие качества, которые никогда не были присущи дагестанцу. Нынешняя система работает так, чтобы человек кланялся. В нас уже проявляется рабское угодничество.
Мы живем в таком богатом крае! У нас есть море, горы, богатые культурные традиции, но ничего из этого мы не используем. Ничего не несет благо народу. Почему меня это волнует? Почему я еще здесь? Потому что я — дагестанец. Здесь растут мои дети. И что я могу им передать? Я не вижу здесь никаких перспектив. Отсюда и безысходность в молодых людях. А на что им ориентироваться? Если не ведется никакой работы, никакого диалога с ними. Они не знают своей истории. Не знают никого, кто внес и продолжает вносить свой вклад в развитие Дагестана (где бы он ни жил — в России ли, за рубежом ли). Если бы об этом говорилось постоянно, у нации появилось бы чувство гордости. А когда муссируются только лишь спортивные достижения… да, это всегда было, есть и будет, но на первом месте должна быть культура. Потому что культура — это суть, стержень, основа любой нации. Складывается впечатление, будто кто-то намеренно ее гасит. Нас разделили по национальным лагерям. Практически на любом предприятии коллектив набирается по национальному принципу. У нас, дагестанцев, уже нет былого единства, сплоченности.
Еще во время первых моих выездов Вячеслав Зайцев спрашивал, для чего я приехал, кого представляю, кто меня подпитывает? Он удивился, когда узнал, что я приехал сам как художник, без чьей-либо поддержки. «Как сам? Ты же республику представляешь. Понятно, у вас есть борцы, «Анжи». Но как они не понимают, что одежда несет гораздо большую информацию? Ты же видел, как реагирует публика? Это же ломает стереотипы о дагестанцах». Он предлагал мне остаться в Москве. У меня не возникло бы никаких проблем с производством, финансированием. Тамошние коммерсанты сами заинтересованы вкладывать деньги в «производственников от культуры». Потому что в таком случае с них снимается определенное количество налогов. И они ищут таких, как я. У нас это почему-то не принято. Понятное дело — чиновники, но почему у наших коммерсантов (и даже «наших» москвичей) такое отношение к культуре?
При Госдуме есть Комитет по национальностям, который ежегодно проводит конкурс современного национального костюма. В нем принимают участие представители всех стран бывшего Союза. Я и там постоянно побеждаю в своей номинации. И, как правило, у всех, кроме меня, есть поддержка на государственном уровне, на уровне республики. И тут то же самое — меня спрашивают: кто мне помогает? И когда им говоришь, что я все делаю на свои средства: от пошива костюмов до поездок на фестивали, в ответ опять же — удивление. «Объясните же там у себя, что одежда — это культурный аспект». Но они все-таки решили помочь, чем могли, в рамках своих полномочий. И поскольку это не коммерческая структура, а государственная, они от лица комитета написали несколько писем с объяснениями значимости для республики проведения различных конкурсов, фестивалей. Договорились, что я устрою здесь показ, приглашу их сюда, и они сами все увидят своими глазами. Я и устроил. Организовал все сам, вплоть до пригласительных. Старался «не ударить в грязь лицом», сделал все на уровне. Разослал пригласительные и в Правительство, и в Министерство, и в мэрию. Приехали сюда представители Комитета по национальностям ГД РФ и первым делом посетили мою мастерскую. И тут их, конечно, постигло разочарование. Про отношение к культуре в Дагестане они все поняли. Потом был показ. Я надеялся, что, может быть, туда придет наша «верхушка», но не было практически никого.
Тогда не только комитетчикам из Госдумы, но и мне стало окончательно ясно, что культура в Дагестане никому не нужна. Но пока я вынужден находиться здесь, чтобы быть рядом со своей матерью, семьей. Я давно понял, что здесь нет никаких перспектив, и в свое время сагитировал многих своих друзей уехать. Все они давно уже устроились и реализовались, кто в России, кто за рубежом, и все зовут меня к себе.
Выходит так, что мы здесь себя хороним, как и свою культуру. Простой пример. У каждого народа есть свой характерный инструмент, вроде армянского дудука, к примеру. Так вот, есть такой известный старый музыкант — Мутай, которого я всегда приглашаю на свои показы. Он играет на старинном дагестанском инструменте — киманча. Я спросил как-то, а есть ли у него ученики. Он ответил: «Нет, потому что никому это не нужно». Оказалось, Мутай в свое время предлагал услуги нашим муззаведениям, но везде ему отказали, сказали, что в Министерстве культуры нет разнарядки или чего-то вроде этого. И вот, нет у него ни учеников, ни продолжателей.
И это типичная для Дагестана ситуация в любой области. И опять же повторюсь, такое отношение к культуре приведет к вырождению нации. Мы уже не являемся чем-то цельным. Мне неприятно и обидно за то, что творится у меня дома. Вместо того, чтобы всячески поддерживать, мы стараемся придавить друг друга. Талантливые люди, не способные реализоваться здесь, покидают республику. Их попросту выдавливают, как это ни горько осознавать. Вот такие дела, брат. А ты, наверное, хотел поговорить о моде, о современных тенденциях и прочее?
Не то, чтобы… но вообще-то хотелось бы. Но я так и ушел, не задав ни одного вопроса, с двумя полными кассетами его монолога, с невеселыми мыслями о почти неминуемой участи, о современных тенденциях и прочее. И даже зеленый чай, к которому мы так и не притронулись за все время беседы (ну, в смысле — монолога), выглядел как-то скучно, уныло и обреченно. ]§[