«Все, что меня не предает, подозревается в том, что не существует» Макс Фриш Мне говорят: «Ты сжигаешь себя. Пьешь, как не знаем кто. И прочее… разное». Они хорошо ко мне относятся. Им так кажется. Обычно я слушаю, киваю, отвечаю: «Да, это так. Знаю. Да, конечно», — прочее необязательное. Но не говорю главного.
Я сжигаю не себя. Вернее, не всю себя. Я сжигаю то, что не могу отдать. Просто никто не вмещает. И оно, неотданное, торчит из меня, как стрелы из святого Себастьяна. Оно — лишнее, инородное, мешающее жить. Если бы я не делала того, что так не одобряют мои близкие, не пила, не кололась, то просто сдохла бы от боли.
Слепой прыжок в детство. Между спящими еще родителями втискиваешь уютное маленькое тело, вертишься, отвоевывая себе место. Нигде и никогда, ни в чьих руках, даже в самых любимых, я не чувствовала себя такой защищенной. Я лежала и физически чувствовала их любовь, куталась в нее, грелась, нежилась. И думала, что любви может не хватить на всех и необходимо оттяпать себе побольше, чтобы выжить. А сейчас у меня ее так много, что она не вмещается в одного человека, и его уже рвет этой любовью, он отстраняется, отводит мои руки, как перекормленный ребенок. И бесполезно упрашивать: за маму, за папу. Во мне накопилось столько несъеденной любви, что тошно ноет сердце.
Я думаю о предательстве. О его потрясающей красоте и правильности. Оно, как мандала, которую, старательно, задерживая вдох, выкладывают специальные монахи, выстраивают из разноцветного песка. Днями, неделями трудятся, чтобы потом в единый миг перемешать цвета, сломать границы рисунка. И в этом действе такая отрешенность, такое понимание природы человека и сущности предательства, что от восторга захватывает дух.
А еще вспоминается детство, соленое, приморское. Замок со входами-выходами, украшенный ракушечными окошками, через которые никто никогда не сможет выглянуть. С крепостной стеной. И все из мокрого песка. Елозишь влажными трусиками, подставив солнцу острые смешные лопатки, строишь, похлопываешь ладошками. Роешь ходы, морщась от колкости под ногтями, но внутри себя, там, где стучит еще не прикрытое лифчиком сердце, знаешь сладко, что самое главное и значительное — впереди. Вот-вот мама потянется и скажет: «Пора домой», — и станет собирать банку с пластмассовой, желтоватой крышкой, ту банку, из которой кормила тебя особенным, страшно вкусным на морском берегу соусом, сморщенный, липкий пакет из под абрикосов, полотенца.
И тогда будет несколько минут перед тем, как влезть в сандалии. Время для того, чтобы разбежаться и прыгнуть обеими веселыми смуглыми ногами на самую высокую башню. И вовсе не будет жалко, потому что, в общем-то, для того ведь и строилась. Затем любовно и возводилась, чтобы потом — ПРЫГ!!! Здесь так очевидно родство с предательством.
Говорят: «Предают только свои». Люди, которые строят с тобой отношения. Выкладывают рисунок, возводят стены, формируют общий язык, сотворяют один на двоих мир. А после прыгают всеми своими ногами. И есть в этом красота и закономерность, потому что человек смертен. И когда тот, что был близко-близко, умирает — он предает. Ведь мир, выстроенный с ним заодно, без его физического присутствия ветшает и разрушается. В одиночку его не удержать и не согреть.
А ведь жили, ты подумай, жили так, будто бы все навечно. Будто что-то имеет непреходящую ценность. Будто родное тепло и дыхание — навсегда. Привыкнув к этому воздуху и обжитому пространству, — в одиночку задыхаешься.
ПРЕДАТЕЛЬ, КАК ТЫ ПОСМЕЛ УМЕРЕТЬ?!! ]§[
- 5 просмотров