Зарема Гасанова, работай она на независимом телевидении, всё равно была бы из ряда вон выходящим журналистом. Тем более удивительно, что она так долго работает на государственном телеканале.
Расскажи об эволюции твоего сознания как журналиста. Как менялось твоё мировоззрение?
– Моё мировоззрение начало меняться после того, как я приехала в Дагестан. В Самаре, где я жила и работала примерно до 2004-го, всего этого хаоса нет. Нет безразмерного милицейского беспредела и безграничного чиновничьего воровства и эгоизма, у них каждый день, как последний. Не было этого всего, когда я отсюда уезжала в начале девяностых. Был такой период в жизни, когда города менялись, как перчатки.
Выборы в Самаре в то время были песней, использовались все существующие пиар-технологии, и они имели влияние. Не знаю, как сейчас, может, процесс уже стал повсеместным и необратимым, и Дербент уже повсюду.
Дербент – это вообще такая красная роза, которой можно ткнуть в лицо лидеру любого уровня, и приличный человек задохнётся от этого аромата. Нашим же не привыкать.
– А почему тогда у нас ярче всего проходят выборы президента?
– Ярче, в смысле – ослепительно? Настолько ослепительно, что в буквальном смысле все ослепли? И не заметили, что мы уже давно ничего не выбираем, а просто два молодых невысоких человека решают, кто будет водить следующие четыре года?
– А степень аполитичности людей в Самаре и Дагестане одинаковая?
– Удивительно, но нет, там народ поактивнее будет. Да и не попирается там закон в такой степени, как здесь. Но если учитывать тенденцию общероссийскую, то Кавказ они догонят. Не мы до них поднимемся, а они спустятся к нам.
– У тебя нет чувства исчерпанности, ощущения того, что все темы в твоих передачах пошли по кругу, одни и те же эксперты и слова?
– Угу, как только это ощущение стало постоянным, «Эксперт-студия» была прикрыта и открыта «Зона влияния», где рассматриваются разные частные случаи, обычно – нарушения закона. Последний эфир был про смерть двух задержанных в Кизилюрте: повезли раненых в больницу, привезли мёртвых в морг, минуя приёмный покой. Все после программы шумели-возмущались, середина января и что? И тишина, и только мёртвые, причём – буквально. Таксисты часто спрашивают: вот вы всё это говорите, а потом что-то меняется? Нет, не меняется. А зачем тогда? Но ведь как-то нужно зарабатывать на жизнь! Я – журналист, вы – таксист. Всё честно. Но неправильно.
– У меня в последнее время появились грубые поклонники, смс шлют, звонят, пытаются угрожать. Мне как-то хочется, чтобы эти анонимы заткнулись и поняли, что на меня это не действует. Здесь вообще принято без сантиментов. Если хотят убить, то обходятся без этого. Вообще, не вижу смысла угрожать журналисту: что знал, он уже сказал, и смерть его ничего не изменит.
– Эти звонки начали поступать после каких-то конкретных передач?
– Не знаю, я как-то не отслеживала, не сопоставляла. Помню, был всплеск активности после программы про залы игровых автоматов, которые закрыли спустя год (!!!). Как-то сильно достали, позвонила знакомой даме в пресс-центр МВД, хотела получить ценный совет, что делать в таких случаях. В ответ услышала просто гениальную историю про одного журналиста, который сам милицию ругает, а как ему начали угрожать, в милицию же прибежал и потребовал круглосуточной охраны. И действительно, подумала я, чего это я расслабилась. Ну и на этом вопрос закрыт.
– Они – милиционеры, мы – налогоплательщики, они обязаны это делать.
– У нас ведь сейчас милиционеры преступников не ловят почти, они сейчас занимаются борьбой с экстремизмом и терроризмом. Почему не спецслужбы – непонятно. Есть такое выражение «лицензия на отстрел». Заметь, в последнее время как проводятся спецоперации: машину остановили для досмотра, но из неё открыли огонь, и все, кто в машине, был уничтожены ответным огнём. Работники правоохранительных органов не пострадали. Вот чисто теоретически: как это, боевики первыми начали стрелять и ни в кого не попали? Мы же все видели на Троллейбусном кольце, как это всё происходит: человек десять просто расстреливают машину. Это называется внесудебная казнь. Мне непонятно, почему народ безмолвствует. Все ведь читают, видят, но почему всем настолько всё равно? Вы себе задавали этот вопрос?
– Потому что нет коллективного сознания. Нет объединяющего людей компонента. Остались только тухумные связи, родственники, которые тоже не всегда высказывают свой протест, опасаясь дальнейших репрессий.
– Но это ведь не работает. В Дагестане люди мало того что аполитичны, они ещё и не добрые. Добрые реагировали бы на беды своих близких. Эти кошмарные истории все знают. Все знают, что зачастую убивают невинных людей. А бывает, что не только молчат сами, но и хотят, чтобы и другие молчали. После той передачи про Кизилюрт мне человек сорок сказали: «Зарема, ты доиграешься». А ведь в этой истории правоохранители настолько прокололись. Или им настолько наплевать на формальности? Они что, думают, что у них вообще никто ничего не спросит? Мне вообще сложно представить, чтобы министр МВД приказывал всех убивать и избивать без следствия. Мне кажется, это всё идёт снизу. Они совершают беззаконие, а потом все вместе думают, как бы это беззаконие прикрыть. И совершенно безотказный приём: на вопрос про законность каких-то действий тут же начинать перечислять погибших милиционеров. Всем становится стыдно, и все затыкаются немедленно. Но это не оправдание. Беззаконие в правоохранительной системе ничем нельзя оправдать. А после последнего теракта будет просто неприлично задавать такие вопросы. Какая законность, когда тут такое! Мочить в сортире! Ну, в общем, это уже было.
– Ты читаешь дагестанскую прессу?
– Да. «Черновик» и «Новое дело», каждый выпуск.
– А телевидение – это благо или зло?
– Телевидение – это зло, потому что, честно глядя в глаза, называет белое чёрным, а чёрное – белым. А люди ведь верят телевизору: что там сказали, то и правда. Мама моя искренне верит всему, что там есть, начиная от рекламы, заканчивая новостями. А сейчас и то и другое делают по одному рецепту. РГВК – это государственный канал. Вы на каком-то государственном канале, что-то видите? Тогда чем РГВК должна отличаться?
– Тебе наскучила журналистика?
– Мне наскучила безысходность. Вас это не напрягает?
– Кажется, что всё общество находится в подавленном состоянии, все понимают, что мы какие-то подопытные кролики большого политического процесса и худшее ещё впереди.
– Мы живём при диктаторском режиме. Ты понимаешь, что нынешний режим – это диктатура, но сколько ещё людей это понимают? Масса людей считает Путина красавцем. Процентов семьдесят не врубаются, что происходит. От свободы слова остался британский флаг. Пока есть еда, люди будут верить счастливой жизни в телевизоре, но как только еда закончится… Это как стадо коров, у которых есть сено, и они спокойны, но как закончится корм, они разломают коровник и побегут на свободные луга. Хотя, может, и не побегут, а тихо умрут в коровнике.
Вы слышали, как 31 декабря председателя Хельсинкской группы правозащитницу Людмилу Алексееву, бабульку 82 лет в костюме Снегурочки, замели в каталажку за то, что они, наивные, пытаются отстоять 31 статью Конституции. Ещё и дубинкой по старческим ножкам досталось. Но, заметь, какая всё-таки огромная разница. В Москве – по ножкам и – в каталажку, а в Чечне уже – пулю в лоб. Почувствуйте разницу... Вы почитайте Конституцию: там ведь что ни статья, то – призыв к экстремизму. Если её буквально воспринимать и вдруг решиться отстоять всё то, что в ней прописано... Одно равенство чего стоит. Коррумпированная власть и преступность, интегрированная с органами, видят в журналистах и правозащитниках назойливых мух, которые мешают им заниматься их делами. Они ведь совершенно искренне не понимают, зачем мы всё это делаем. И иногда публично проговаривают свои желания: один, как известно, сказал, что им нужна пуля в лоб, а другой, в более узком кругу, добавил, что будь его воля, то «всех – на дырявую баржу и – в Каспийское море».
– Что страшнее: клеймо «враг народа» или «ваххабит»?
– «Враг народа» страшнее, потому что их судили и расстреливали официально, а ваххабитов пока уничтожают внесудебными методами.
– Но у «врагов народа» ведь не было права на сопротивление.
– То, что происходит здесь сейчас, на мой взгляд, неправильно. Нельзя убивать просто потому, что человек в форме. В форме может быть очень хороший человек. Нельзя стричь всех под одну гребёнку. Карать можно только по решению суда. Убийство прямых противников как метод политической борьбы исключает любую возможность прийти к власти законным путём. Остаются незаконные. И так по кругу.
– Может, это оттого, что хороших людей в милиции искать намного сложнее, чем выявлять плохих? К чему мы приходим?
– К паническому страху обычных людей перед милицией.
– Но появляются люди, которые не боятся против неё идти.
– Нам нужны честные выборы. Иначе получается, что мы пришли к стенке, и никто не знает, что делать дальше. В принципе, нет такого выхода сейчас, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Кто сможет реализоваться за пределами Дагестана, – уедет. Сложно здесь хорошим людям жить, душно, страшно и неуютно. Опасно.
– Для чего эти хорошие где-то там?
– Не скажи, в хорошем государстве всегда будут рады хорошему гражданину, у них будет любовь и полное взаимопонимание. А здесь у всех мамаш сыновей от 18 каждый день невроз – не столкнётся ли чадо с милиционером зарвавшимся, не попадёт ли под взрыв, проходя мимо мусорного контейнера. Представляете, какая здесь начнётся веселуха, когда останутся только милиционеры и чиновники! Интересно, как они будут взаимодействовать?
– Жёны милиционеров и их матери не могут остановить мужей, сыновей, сказать им не ходить на работу, чтобы их не убили?
– Дагестанский милиционер перешагнёт и через жену. Остальные, видимо, уже уволились.
Знаешь, чего я не понимаю: откуда в людях такой садизм? Пытки почище гестаповских ведь. Откуда это у простых дагестанских парней?
– Если копнуть глубже, то это не садизм, а пассионарность в девиантной форме. Вот эта пассионарность сейчас по-разному и проявляется. Если милиционеры везде плохие, почему убивают их только в Дагестане? Потому что менталитет такой.
– Я говорю о садизме некоторых людей в форме.
– Это то же самое, только в другую сторону. Изначально человеческий материал в Дагестане хороший.
– Да вообще люди, наверное, хорошие. Изначально. В Америке проводили эксперимент: одну группу студентов сделали осуждёнными, а другую – надзирателями. И через две недели «надзиратели» стали вести себя очень жестоко. Абсолютная власть развращает абсолютно. Что у нас сейчас и происходит. На Кавказе в более острой форме. Но что может тормозить человека, что может служить сдерживающим фактором? Только вера в Бога. Хотя в нашем королевстве кривых зеркал и тут возможны варианты.
- 8 просмотров