– Палимасул ТIинав, по словам предков, был человеком отчаянной храбрости. Но в этой храбрости было больше безрассудства, нежели трезвого ума и воли. Некоторым его поступкам нет объяснения, – говорит отец.
– Что он не так делал?
– Из того, что я слышал, всё не так делал. Много людей пострадало от его набегов. Не только со стороны грузин, но и с нашей стороны. Как рассказывают, он шёл на чаб-хъен (набег) с небольшой группой всадников, крал детей, угонял табуны лошадей, отары овец. Понимаю, была война, и с грузинской стороны приходили к нам карательные экспедиции. Но...
Из Тушетии в Джурмут забрать что-то – это полдела. То, что ты забрал, ещё защитить надо. Они ведь за полдня с войском приходили отбить угнанное, и отбивали порой.
Очень часто тушинцы шли походом на нас и наши маленькие аулы сжигали. А бывало, что джурмутовцы страдали не за свои набеги. Пройдут походом аварцы из внутреннего Дагестана в Грузию, так первый удар от разъярённых тушинцев принимали на себя люди, которые ближе к ним. Потому джурмутовцы находились в постоянной боевой готовности.
Были и дипломатические отношения с грузинами. Но для таких, как TIинав, правил не существовало, они только нападали и портили эти отношения. Он был блестящим наездником, стрелял метко и был хорош в рукопашной. Давла (трофеи) после набега делил честно, не обижал друзей, которые шли с ним вместе на дело, часть оставлял для вакъфу (нужды мусульман), не обделял сирот и бедных.
Вот почему, на мой взгляд, он впоследствии стал почитаемым в джамаате и шахидом. Кормил голодных набегами. Но когда имя его и слава заставили трястись от страха приграничные сёла Грузии, он ослеп от самоуверенности.
Однажды поздней осенью он с другом пошёл на тушинцев, отбил у них отборную отару красивых овец – ярок чёрного цвета тушинской породы, убил чабанов, взял в заложники 14-летнего мальчика и возвращался в Джурмут.
Это было время, когда джурмутские отары спускались на зимовку в Цор, в горах выпал снег, но перевал ещё не был закрыт. ТIинав хотел успеть до закрытия перевала перейти в Джурмут через Большой Кавказский хребет, продержать там до весны мальчика, а потом вернуть за выкуп, а отара овец – это своего рода садакъа (милостыня) для мусульман за горами.
Но осенью дни короткие. Сумерки настигли их на грузинской стороне, недалеко от места стоянки соседей-чабанов. Чабаны эти – Роз и Ванат, приходились ТIинаву родственниками, они были братьями его жены. Там и заночевали, привязали бичIикIо к дереву, чтобы не убежал, а отару охраняли с оружием в руках по очереди.
Рассвело, и они отправились в путь. Через большие и непроходимые цорские леса поднялись на перевал. Был пасмурный день, на перевале падал снег. Впереди на лошади был сам ТIинав, в середине отару гнал мальчик-грузин, а замыкающим был друг ТIинава по набегу, джарский аварец.
Снег шёл всё сильнее и сильнее, буря усиливалась. В океане снега и бури с трудом можно было разглядеть отару чёрных овец – тёмной лентой тянулась она по узкой тропинке. На подступах к перевалу дорога пошла серпантином, обрываясь в овраги с ручейками. И увидеть отару целиком стало сложно.
Как поднялись на открытое место на самом верху, TIинав обнаружил, что друг из-за встречного ветра дальше себя ничего не видит и идёт с трудом, а похищенный мальчик исчез.
TIинав поднялся повыше и увидел, как бичIикIо то катится камнем, то поднимается и бежит, и всё больше приближается к лесу, за которым лежит Грузия. Ничего не оставалось, кроме как стрелять. Если уйдёт, сдаст односельчан, которые принимали их ночью.
Выстрелил TIинав трижды, от сильного ветра и снега невозможно было прицелиться, да и расстояние было приличное. Мальчик достиг леса и исчез из виду, искать его там – всё равно что иглу в стоге сена.
TIинав оказался в ужасном положении. Друг с трудом передвигал ноги, выбившись из сил и замерзая. Овцы отказывались идти навстречу снежной буре, бичIикIо сбежал, он может дойти до грузин и передать им, у кого джурмутовцы останавливались.
И непонятно, что легче: до Джурмута добраться или вернуться в Цор. Друг начал просить, чтобы пошли домой, в Джурмут. Но лошадь дальше идти не могла. TIинав решил отогнать её в сторону Цора – может, доберётся до леса, выживет. Стемнело, когда они с большим трудом добрались до небольшой пещеры, в которой могли укрыться два человека.
Буря на перевале волком выла всю ночь. Отара превратилась в чёрный ком – так тесно овцы прижались друг к другу. Когда рассвело, друзья не могли понять, в каком направлении им идти. Весь мир был одной снежной стихией, не различишь, где небо, где земля.
Друг стонал от боли в ногах и дрожал от холода. О перегоне овец не могло быть и речи. Надо было спасаться. Оставив джарца и отару в пещере, Т1инав направился домой, звать людей на помощь. К вечеру следующего дня он добрался до Чорода полуживым.
– А отара овец? Лошадь? – захваченный рассказом отца, спросил я.
– Говорят, через пару лет нашли седло и хурджины недалеко от местности под названием Онжо ч1вараб (там, где убили некоего Онжо). Сама лошадь пропала. Джарца нашли мёртвым, он замёрз и умер. А отара чёрных барашков стала трапезой для стаи голодных волков. Старики рассказывали, что по речке Болъоор от водораздела в сторону Джурмута долго ещё находили клочья чёрной шерсти и куски шкур. Это была ужасная картина.
– О мальчике, который убежал, известно что-либо?
– Мальчик в ту же ночь добрался до дома, в Тушетию. На следующее утро он поднял весь аул и прямо вывел их на чабанов, где провёл ночь привязанным к дереву.
Озлобленные грузины, у которых убили чабанов и угнали овец, не пощадили братьев жены Т1инава. Их забрали в один грузинский город, заперли в какой-то крепости.
А отару их теперь пасли грузинские мальчики.
Окошко камеры, где разместили арестованных, как раз выходило на этот луг, и они могли видеть своих овец. Говорят, что как-то старший из братьев не выдержал и крикнул, и овцы, узнав голос, заблеяли на всю округу. Животные ведь чувствуют состояние своих хозяев.
– Была одна печальная песня этих арестантов, старые женщины напевали, а о чём, сейчас не помню, – сказал отец и задумался.
– Они вернулись домой?
– Нет, их судьба неизвестна. То ли сосланы в Сибирь и там умерли, или грузины отомстили за своих убитых, хотя они и не были причастны к убийству грузин. Они имели несчастье принять у себя с отарой Палимасул Т1инава. Но ведь и не принять TIинава они тоже не могли.
– Откуда тогда известна эта история про барашков и песня братьев, если они не вернулись?
– Чабаны, зимовавшие в Цоре, ходили и пытались освободить их, но ничего не получилось. Отсюда, наверное, песня и рассказы про отару, которая собиралась под окошком крепости, где они были заперты.
А тем временем родственники мстили за них.
Наши чабаны знали одного грузина, который был за главного в крепости, где держали пленников. Его убили позже братья из тухума Розал (Роз – леопард, название тухума; в прошлом выходцы из древнего аула Нодтчли, который был разорён во время распространения ислама) из Чорода.
– А что сам Т1инав, который заварил эту кашу?
– У Т1инава была мучительная зима в Джурмуте. Односельчане из-за него пропали, друг из Джара умер – он не мог показаться на людях. Отара овец досталась волкам, лучший иноходец-конь пропал. А это тоже сильный удар по репутации горца. Говорят, целую зиму он был в халвате (аскетом), молился и не выходил из дома. Изредка выглядывал из окна и искал признаки весны, чтобы вернуться в Цор.
Наступила весна, он пришёл на рузман, а после рузмана попросил прощения у джамаата, сказал, что идёт на газават и не вернётся больше в Джурмут. У него было две жены: одна – из своего села Чорода, джурмутская, вторая – из Тохота (лъебелай). Развёлся он с обеими женами: говорят, сыновей у него не было, только две дочери. Какова их дальнейшая судьба, я не могу знать, – говорит отец.
– И куда он...
– Всё туда же, в Грузию. На этот раз умереть шахидом на пути к Аллаху. Ибо его самолюбие и честь задеты, нет обратного пути, должен был умереть газием. Говорят, при первой же встрече пошла рубка, он зарубил несколько людей и был сам убит. Я видел его могилу в Грузии, там цорские аварцы ещё в советское время заново установили надгробие. Ты видел памятную плиту и белое знамя, которое вешают шахидам в местности Охнохда, где источник воды и памятники усопшим в Чорода?
– Видел, знаю я это место.
Когда отец произнёс название местности Охнохда, я тут же вспомнил обрывки из назму, которое читала покойная бабушка о некоем шахиде. За точность не отвечаю, примерно так:
Охънохъда щубаа со alupu бугу, Бодуя цевехъанас жиб ч1ези богъраб. Пиридул къадануб байрахги бугу, ЧабхъаЬулъ лебалас жиб махъи тараб. Постараюсь передать смысл песни-плача, звучание будет далеко от оригинала, надеюсь, что вы мне великодушно простите. Итак:
В местности Охнохда есть памятная стела, которую установил предводитель войска (в честь подвига). Возле стелы водрузили знамя, наследство повелителя войск.
– Это знамя и назар (памятник) Палимасул TIинаву, шахиду, как говорят. Шахид ли он? – вопрошает отец с неким скепсисом.
Его недоверие вполне понятно. Ведь и у меня самого по сей день нет однозначной оценки этим поступкам.
***
Дозволено ли забирать имущество людей иной веры, только лишь потому, что они другой веры? Что говорит шариат по этому поводу? Это вполне логичные и требующие разъяснения вопросы.
Чувствую, что в сегодняшних реалиях Дагестана моя собственная точка зрения окажется не самой популярной. Потому что, полагаю, гораздо удобнее, наверное, слыть не просто крутым мачо, наследником дерзких предков, но и обернуть это как подвиг и борьбу за ислам.
Ведь, оправдав жестокость, придётся отвечать за это в Судный день. Но, при всей противоречивости натуры человека, о котором я рассказываю, о нём должны знать потомки. Чтобы брать с него пример в мужестве и доблести. И не брать того, что противоречит исламу, закону и здравому смыслу.
Магомед Бисавалиев
«Тайная тетрадь»
- 140 просмотров