Сконфузившийся президент, доведённый до ручки режиссёр театра, министр культуры, над которым сгустились тучи, и издёрганные актёры – таков итог постановки на сцене Русского театра Махачкалы драмы никому доселе не известной Натальи Пелевайн, проще говоря, Пелевиной.
Впервые в Русском
О такой славе Пелевиной не приходилось и мечтать. Нет, о славе она, конечно же, мечтала.
В России пьеса драматурга русско-британского происхождения Натальи Пелевайн о событиях 2002 г. на мюзикле «Норд-Ост» поставлена впервые. Автор долгое время предлагала свою пьесу театрам Москвы, но после ряда отказов, которые сама трактует исключительно политическими причинами, отвезла её в Британию. Там она появилась в 2006 г. на сцене маленького камерного театра «Нью Энд» на севере Лондона. «Здесь, в Дагестане, я думаю, момент трагедии воспринимается сильнее; другое дело – хочется ли людям, чтобы их травмировали. Мне жаль, если так, если многим легче сказать «да, это трагедия, но пусть нас не тревожат». А повторять это нужно. Потому что память человеческая коротка, и если снова и снова не сыпать соль на рану, ничего не подействует. Болевой шок, я уверена, полезен всем нам», – так Пелевайн говорила с журналистами сразу после премьеры в Русском. Когда было известно ещё только то, что правительство, присутствовавшее в зале в невиданном ранее на спектаклях составе, сразу после его окончания покинуло зал, даже не проаплодировав актёрам.
Делегации, состоявшей из Муху Алиева, Магомеда Сулейманова, Адильгерея Магомедтагирова, Зумруд Сулеймановой, Уммупазиль Омаровой и других, спектакль явно пришёлся не по душе, но ни о какой его отмене речи не шло. «Я думаю, что правительство всегда боится сделать что-то неправильно, – комментировала «ЧК» Наталья Пелевайн такую реакцию. – Просто прийти и посмотреть спектакль – действие, ни к чему не обязывающее, а вот устраивать овации – это уже реакция. Их профессия – обо всех этих вещах думать, и со своей стороны они должны были так поступить. Другое дело, что осторожность у таких людей часто берёт верх над человечностью».
Политкорректный или не очень?
Постановка Скандарбека Тулпарова о событиях на Дубровке получилась очень неконкретной. И в этом вина, скорей, даже не постановки, а самой пьесы. Потому что если в англоязычном варианте всё называлось своими именами, говорилось, что это «Норд-Ост», то на русском языке спектакль получился своеобразной притчей, границы которой размыты до общечеловеческих проблем.
Стереотипность всего происходящего на сцене, несмотря на события, положенные в основу пьесы, даже слегка раздражает. Диалоги, призванные «брать зрителя ещё тёпленьким», искусственны и натянуты. В них не верит даже самый наивный зритель. Игравшие самих себя крикливые актёры, будто выдернутые из зрительного зала мать и дочь, воспитанный а-ля «новый русский» белорус и его спутница-истеричка, интеллигент-математик из Канады и журналистка – каждый из них говорил и делал ровно то, что о нём мог подумать любой из зрительного зала, ровно то, что ожидали от него услышать и что в рамках основной идеи пьесы он должен был сказать. По одному и по два театральные террористы освобождали их из плена, поили молоком и давали возможность принести воды. В итоге на сцене остались всего две главные героини, призванные по сценарию обеспечить пьесе подлинную и неподдельную кульминацию: журналистка Наташа (актриса Любовь Данилова) и чёрная вдова Седа (Нина Тушишвили), обмотанная тротилом. И оказалось, что героинь сближает не только стокгольмский синдром, когда заложники проникаются чувством жалости к террористам, но и человек, для одной из которых он – брат, для другой – отец маленького сына. «История Седы и Наташи, показанная на сцене, не имеет сходств с реальными событиями на Дубровке, – говорит Дмитрий Миловидов, представитель общественной организации «Норд-Ост», человек, потерявший при захвате дочь, – но это история общечеловеческая, она часто повторяется в России. И не важно, было это или нет на самом деле, гораздо важнее, что существует государство, которое сталкивает между собой народы».
Сценография постановки минималистична – железный занавес и малозначительные предметы быта. А поднимающийся в финале занавес представляет зрителю всех действующих лиц, выстроенных лицом к стенду со свечами. Такова сюжетная линия пьесы «В твоих руках», если, конечно, здесь вообще имеет место такое понятие, как сюжетная линия. Совершенно очевидно, что ни создать на материале произошедшего что-то новое, ни максимально приблизить к событиям на Дубровке свою пьесу у Пелевайн не получилось. В таком случае уместно ли вообще говорить о политических причинах табу на постановку пьесы в Москве?
Провокация, головотяпство и Березовский
Новость о том, что постановку запретили, пришла на следующий день, когда «В твоих руках» должны были играть во второй раз. Зрителей, пришедших в театр, встретило написанное от руки объявление (см. фото на 1 стр.), предлагавшее вместо драмы смотреть комедию «Одураченный муж» по причине болезни главной актрисы. Посыпавшиеся в этот же день слухи росли как снежный ком: «Муху запретил спектакль», «Уже изымают костюмы», «Скандарбека собираются увольнять». А за кулисами упорно обсуждались подробности запрета спектакля президентом.
Множество ссылок на новости в Интернете с примерным названием «Президент РД запретил спектакль» вынудили президента РД вый-ти к журналистам с оправдательной речью. «Запрет спектакля – это чья-то провокация либо головотяпство министра культуры. Каких-либо указаний об отмене спектакляя не давал. Изначально я даже не знал о том, что его премьера состоится в пятницу. Но нашёл в своём кабинете приглашение на спектакль. Меня заинтересовала программка, где вместо фамилий актёров было указано Террорист № 1, Террорист № 2… Спектакль шёл примерно час с лишним, во время которого достаточно динамично развивалось действие – вторжение в зал, захват заложников… Хочу отметить хорошую игру актёров. Особенно двух главных героинь, изображавших журналистку и террористку. После окончания спектакля меня остановила журналист газеты «Дагестанская правда», которая попросила высказаться по поводу увиденного. Я честно ответил, что в целом постановка мне не понравилась, потому что идёт поэтизация, героизация образа террористов. Они выглядят уж очень одухотворёнными людьми, готовыми на всё за свои идеи. Остальные люди – заложники – изображены в не очень приглядном виде. При этом террористы демонстрируют гуманизм: кому-то предлагают лекарства, кому-то молоко и т. д. Считаю, что на территории нашей республики наш родной Русский драматический театр, который вместе с дагестанским народом прошёл через огромные испытания, должен был более ответственно, критически отнестись к данной постановке, чем это сделал главный режиссёр театра. Этот разговор произошёл между мной и корреспонденткой в присутствии министра культуры, в адрес которой я тоже высказал свои замечания. Она мне апеллировала, что сама не видела спектакль. Я ответил, что это только усугубляет её вину. Зачем приглашать на премьеру спектакля, которого сами не видели?.. Наверняка после того, как я высказал свою точку зрения по поводу постановки, министр культуры предприняла какие-то действия, в результате которых «вдруг» заболела актриса и показ спектакля был отменён. Это ещё хуже. Вместо одного «спектакля» мы получили уже два».
Президент продолжил: «Запрет – это то, против чего я всегда выступаю. Не может быть главный режиссёр, как он говорит в одной из газет, вне политики. Как можно, ставя такой спектакль, быть вне политики? Суть каждой идеологии заключается в постановке каким-либо субъектом, партией и т. д. какой-либо цели. В данном случае, если наш театр, наш режиссёр и автор пьесы ставят цель, чтобы у нас появилось чувство общей вины, то это ведь тоже идеология! И режиссёр, который несёт эту идеологию, – это политик».
На сетования Алиева о том, что таким вот образом исполнились его невысказанные пожелания, один из присутствовавших журналистов вполне оправданно заметил: «Муху Гимбатович, лучше бы ваши высказанные пожелания так исполнялись».
В своей речи Муху Алиев вспомнил ещё и Березовского, Закаева и Лондон, мешающий экстрадиции политических преступников на родину, а спектакль полуангличанки Пелевайн назвал одним из схожих по характеру явлений.
В её планах суд и триллер
В своих интервью СМИ Наталья Пелевайн рассказала, что собирается подавать в суд. На президента. («Он пытается «перевести стрелки на министра культуры, женщину, у которой с тех пор уже случился гипертонический криз. За страшные и необоснованные обвинения в мой адрес господина Алиева я буду подавать в суд. Это моё личное человеческое решение».) Да и вообще, Пелевайн сейчас много с кем говорит. Почти со всеми печатными и телевизионными СМИ. Такого интереса к её персоне до событий в Махачкале не наблюдалось, и она от этого скандалауж точно ничего не потеряла. Теперь можно прямиком за границу – представившись диссиденткой, играть «запрещённый спектакль», и кому там какое дело до того, что запрет был всего лишь нездоровой реакцией чинопочитателя на критику.
В планах Пелевайн теперь политический триллер – так она обозначила пьесу, над которой сейчас работает. Политика и трагедия государственного уровня – только ли творческий поиск привёл автора в такие дебри?
P. S. Что ещё можно извлечь из случившегося? Наверное, то, что министр культуры на то и министр, чтобы понимать: приглашая президента РД на спектакль о террористах и заложниках и демонстрируя свою вовлечённость абсолютно во всё происходящее на культурной арене РД, – приглашать, но не видеть спектакля, который о террористах и заложниках – теме деликатнойдля Дагестана, – большая подстава. И когда президент ещё только решил пойти на спектакль, скандал уже был предопределён. Встать и проапплодировать или уйти, не проапплодировав, – обе реакции, единственно возможные для Муху Алиева, знающего цену влияния культуры на массы, ставили его в заведомо проигрышную позицию.
Вместо хэппи-энда
Скандарбек Тулпаров, художественный руководитель Русского театра: «Ну что здесь комментировать, думаю, всем и так всё понятно. Вы же были на премьере, видели лица зрителей? С каким лицом зрители наблюдали за происходящим, как их это затронуло, как они аплодировали и благодарили в конце! А говорить о том, что Пелевайн сейчас хорошо, – это неправильно. Она в таком шоке отсюда уехала…
Я сейчас много думаю обо всём, что произошло, много анализирую. Потому что понимаю, что со своей позиции, позиции человека творческого, какие-то вещи, отмеченные президентом, действительно могли присутствовать в постановке и что-то мы не так сделали. Но говорить о героизации и поэтизации образа террористов в нашей постановке, думаю, не совсем правильно. Никто не отрицает жестокости всего случившегося, вины террористов. Кто этого не знает?
Но для театра всё это не главное. Для нас важнее было показать человеческую трагедию, весь драматизм ситуации, когда брат идёт против брата. И поэтому нельзя обо всём этом так однозначно судить – раскладывать на чёрное и белое. Палитра намного сложнее. Я ещё сам до конца всё это не проанализировал. И, возможно, даже пересмотрю что-то в самой постановке с учётом мнения правительства республики. Потому что театр не может жить в отрыве от мнения общества, правительства, он должен на все эти сигналы реагировать».
Номер газеты
- 4 просмотра