МАКСИМ ШЕВЧЕНКО: Я считаю главу МВД Дагестана уголовным преступником. И он решает пустить ли меня на выборы

И. Воробьева― Здравствуйте. Это программа «Особое мнение». И сегодня в студии радиостанции «Эхо Москвы» журналист Максим Шевченко. Добрый день.

М. Шевченко― Добрый день.

………

И. Воробьева― Продолжается программа «Особое мнение». Наши слушатели очень интересуются, как у вас дела с предвыборной кампанией. В Дагестане. На какой это стадии и так далее.

М. Шевченко― Это на стадии такой драматической. Избирком принимает решение о моем допуске к выборам.

И. Воробьева― Вы сдали подписи.

М. Шевченко― Я сдал подписи и экспертиза МВД дала негативную оценку моих подписей. Я считаю, что это абсолютно…

И. Воробьева― Что значит экспертиза МВД?

М. Шевченко― Дело в том, что по закону именно эксперты-криминалисты проводят типа экспертизу подписей. То есть получается, что МВД, которое я публично, вся страна и весь Дагестан видел, обвинил в массовом нарушении прав человека, в криминале, в противозаконной противоправной деятельности, нарушающей конституционные права граждан.

И имел публичную дискуссию с министром Абдурашидом Магомедовым о том, что он создал в Дагестане противоправную и противозаконную практику преследования граждан. И постановки граждан на так называемый профилактический учет. Во внесудебном и внеюридическом порядке просто путем террора и насилия.

Вот именно этот человек именно этот министр, которого я считаю уголовным преступником, и принимает решение в итоге о том, идти мне на выборы или не идти. За уголовного преступника я готов ответить. Если Абдурашид Магомедович хочет всерьез разговаривать, он мне предложил поговорить один на один, вот будем разговаривать один на один.

Потому что я считаю, что эта практика террора, насилия и произвола, которую я наблюдаю в Дагестане, когда каждую пятницу сотрудники МВД приезжают к мечети и просто скопом как рыбу, как креветок берут десятки молодых ребят. Ну там не только молодых, в прошлую пятницу старика 70-летнего забрали. Ни протоколов, ни санкций на арест.

Ни предъявления обвинения. Просто ты ходишь в мечеть в эту, у тебя борода – ты уже виновен. Так относились нацисты к евреям, знаете, во время войны. Еврей – виновен. И неважно, воевал ты за Гитлера, не воевал за Германию, не за Гитлера, за Германию в Первую мировую войну.

Как ты относишься, вот борода — виновен. Ты молишься, ходишь в такую-то мечеть, — виновен. Человек должен сдавать кровь, отпечатки пальцев, биологический материал, берут на учет его семью. И он узнает об этом случайно.

Ему не дают даже извещение о том, что он поставлен на этот учет. Допустим, недавно Хамзат Чумаков ингушский богослов ученый и очень духовный лидер авторитетный, тяжело раненый, многократно попадавший, на него было покушение.

Глава общины Насыр-Корта Ингушетии. Очень тяжелобольной человек. С протезом. Я с ним делал интервью несколько раз. Хамзату даже сидеть тяжело. Со своей супругой поехал в Грузию, чтобы лечиться, и его не выпустили.

Почему? Он только на границе узнал, что ему, оказывается, запрещено покидать территорию России. Над ним нет уголовного дела, он ничего не должен по кредитам. Он не должен денег, он не совершал преступления. Нет санкции на домашний арест.

Но какая-то категория граждан РФ просто лишена гражданских прав. В Ингушетии, допустим, единичные случаи. А вот в Дагестане это тысячи людей. Я об этом сказал публично и это все видели и вот теперь этот министр отдает приказ, чтобы как говорится дать такую экспертизу на меня.

Я написал письмо Элле Александровне Памфиловой, в ЦИК отдал это письмо. Пусть ЦИК решает, в законе сказано, что экспертиза не является основанием для отказа. Но может быть основанием для отказа. Может быть, а может и не быть.

И. Воробьева― То есть это решение ЦИКа.

М. Шевченко― Это решение ЦИКа, а не МВД, слава богу, и не МВД будет принимать в России как бы окончательное решение о том, можно ли нам быть депутатами и избирать и быть избранными.

И. Воробьева― Вообще первый раз слышу, чтобы МВД…

М. Шевченко― В Дагестане такая практика к сожалению. Поэтому я кстати не исключаю, что там… У нас по подписям нет вообще претензий. То есть никто не обвинил в том, что подписи неправильные.

Там есть такое понятие – даты. Вот когда человек ставит подпись, должен ставить даты. Я работаю в таком регионе, где люди многие просто плохо говорят по-русски. И наши сборщики честные, которые ходили 20 дней, которых нам всего-то ничего дали на это дело.

Конечно, там приходит человек, допустим, в какой-то дом, пять или шесть человек, там иногда хотя бы инструктаж проводили со всеми, я допускаю, что кто-то мог поставить пять дат. Сегодняшнее число, условно говоря. 8 августа.

И. Воробьева― Бракованные листы.

М. Шевченко― Нет, это не бракованные листы. В некоторых регионах это учитывается, в некоторых не учитывается. Поэтому каждый человек, кто поставил за меня подпись, может придти и рассказать, что он поставил подпись. За каждого мы даем отчет.

И. Воробьева― Тяжело собирались подписи?

М. Шевченко― Очень тяжело.

И. Воробьева― Непростой регион.

М. Шевченко― Энтузиазм людей был огромный. Но мы сознательно пошли по пути именно прямого, без всяких нарушений сборов, чтобы люди ходили и в Хасавюрте и в Буйнакске и Нижнем Казанище и в горных районах.

И в Ахтынском районе и Рутульском, Агульском районе. Я даже перечислять не буду все эти прекрасные места горного Дагестана. А они вот так делали. Я считаю, еще раз подчеркиваю, что то, что я наблюдаю, практика применения законов, я считаю, что эта практика является сама по себе уголовным преступлением.

А не соблюдением закона во многих случаях. В частности в отношении так называемого профилактического учета. Уже и закон принят о профилактическом учете, а МВД Дагестана ведет себя таким образом, будто нет закона.

И. Воробьева― А закон что говорит? Что не имеют права.

М. Шевченко― Нет, почему, какая-то категория граждан должна быть поставлена на профилактический учет. Это допустим, близкие родственники участников террористического подполья.

То есть какие близкие родственники. Жена, дети, отец, мать, братья, сестры. Это понятно, в этой ситуации когда семья была связана там люди под давлением, может быть, понимаете, у них эмоциональный какой-то стресс.

Профилактический учет, с ними надо работать, разговаривать. Психологи должны работать. Как-то еще. Допустим, на профилактический учет могут быть поставлены те и обязаны быть поставлены, кто условно-досрочно освобожден.

 Или отбыл наказание, допустим, по статье «терроризм или экстремизм». Всякое бывает. Безусловно, эти люди должны контролироваться. Их деятельность, пока общество и государство не будут уверены в том, что они не представляют угрозы.

Это для их же безопасности. Я им объясняю, ко мне приходят такие люди, я говорю: для вашей безопасности вам самим пойти в органы МВД и встать на профилактический учет.

Проблема в том, что органы МВД в этом случае должны выдать просто человеку справку о том, что он находится на этом учете. Но они таких справок даже не выдают. Просто отпечатки, анализы крови и какая-то картотека.

Потом человек выезжает за границу или едет куда-то, человек вообще не подозревает о том, что на каком-то учете находится. И он где-то на каком-то блокпосту или на выезде вдруг узнает, что ему, оказывается, не разрешен выезд. Как, что. Ни следственного дела, ни судебного решения. Ни какого-то еще оперативного даже нет дела по нему. Просто нельзя и все.

И. Воробьева― А вот этот учет не предполагает по закону ограничение…

М. Шевченко― Так можно просто желтые звезды нашить. Такая практика в моей стране мне кажется антиконституционной, просто преступной и постыдной. Если честно.

И. Воробьева― По закону учет накладывает какие-то ограничения по перемещениям.

М. Шевченко― Конечно. Накладывает. Но человек узнает об этом не официально, и понимаете, если бы его вызвал к себе следователь или какой-то оперативный работник, сказал, вот вы знаете, к сожалению, по таким-то данным мы вынуждены вас поставить на профилактический учет, потому что вы являетесь членом подполья.

Ну не членом, это уже уголовное преступление. Там родственником, допустим, человека, который находится в Сирии или Ираке. Или еще что-то. А есть информация, ее немало, что людей ставят на этот учет, чтобы отобрать у них бизнес, оказать на них давление в сфере их бизнес-интересов.

Допустим, человек не отдает добром землю или магазин, он узнает, что он или его брат или его жена, оказывается, находятся на профучете. Но более того, немало случаев, как с этого профучета можно сняться. За 500 тысяч рублей, например. Оказывается, можно. Я уверен, что террористы настоящие так и поступают.

А честные люди, которых подавляющее большинство абсолютное в Дагестане и которые с удивлением узнают, что они поставлены на этот учет и для которых это огромные деньги, естественно должны потом мучиться и вот так вот жить. Ну и вот это ведомство должно принимать решения о том, допускать к выборам меня или нет. Мне кажется ситуация абсурдная.

И. Воробьева― Но решение все-таки принимает избирком. Формально.

М. Шевченко― Элла Александровна очень хорошо знает ситуацию в Дагестане. Когда она была омбудсменом, она участвовала неоднократно в конференциях в Дагестане. Мы с ней спорили по ситуации на Кавказе, соглашались. Я только прошу, чтобы…

И. Воробьева― Все было по закону.

М. Шевченко― Чтобы эта ситуация, когда те, кого собственно говоря я обвиняю в совершении преступления, потом принимают решения о моем допуске к выборам, чтобы ситуация была минимизирована.

И. Воробьева― Продолжим через несколько минут.

И. Воробьева― Продолжается программа «Особое мнение». И мы уже упомянули, что в России прибыл президент Турции. Сейчас проходит его встреча с Владимиром Путиным. Как вы считаете, кому больше нужна эта встреча была?

Эрдоган сейчас не в самом лучшем положении или наоборот Эрдоган сейчас в отличном положении после того, как подавил мятеж. И арестовал чуть ли ни полстраны.

М. Шевченко― Ну полстраны, Ира, не надо тоже, пожалуйста, нагнетать. Задержаны были десятки тысяч людей. Отпущены были десятки тысяч. Под стражей остались сотни на данный момент.

Тоже не надо, пожалуйста, преувеличивать полстраны, полстраны, больше, чем полстраны встало за Эрдогана и победило военный мятеж. Поэтому не надо выдумывать про полстраны. Вам нравилось ГКЧП? Вы, очевидно, его поддерживали.

И. Воробьева― С чего вы взяли.

М. Шевченко― А я не знаю, почему так все либералы поддерживали военный путч в Стамбуле. Прямо всю ночь на «Эхо Москвы» у вас тут РИСИ, Российский институт стратегических исследований пел осанну, понимаете военным путчистам.

И. Воробьева― А вы не комментировали ничего ночью?

М. Шевченко― Я комментировал в пользу турецкого народа.

И. Воробьева― Мы же к вам обращались за комментарием.

М. Шевченко― Правильно. Я не про вас лично говорю. Просто общий тон либеральных СМИ почему-то сочувствовал путчистам.

И. Воробьева― Что такое либеральные СМИ. Вы имеете в виду люди, которые приходят к нам в гости в качестве экспертов?

М. Шевченко― Я не вас имел в виду. Я имел в виду общую позицию. Вот у нас в медийном поле люди делятся на либералов, патриотов, условно говоря, и так далее. Вот либералы вдруг неожиданно поддержали военный путч в Турции.

И. Воробьева― Либералы политики как угодно.

М. Шевченко― Либералы журналисты поддержали. И медийный фон был очень сочувствующий. И там потом солдатиков, «Новая газета» меня поразила. Несколько репортажей — прямо избивали бедных солдатиков.

Как этот солдат застрелил выстрелом в живот старика, главу одного из муниципальных районов Стамбула, который пришел на переговоры. Просто взял, выстрелил ему в живот.

И. Воробьева― Конкретно этот солдат сделал?

М. Шевченко― Видео есть. Ну конкретно они это сделали. Конкретно фашист сжег деревню Хатынь тот, которого потом под Сталинградом застрелили. Когда он воевал там. Или под Курском. Какая разница. Это военный путч, это был военно-фашистский путч. Когда кемалистские…

И. Воробьева― Фашистский.

М. Шевченко― Да, фашистский. Кемаль Ататюрк был фашистом. Вы не знали этого, нет? Вы считали, что он был либералом что ли просвещенным. Кемаль Ататюрк в 20-е годы пришел к власти, между прочим, на крови. И вполне Сталин по сравнению с ним мог считаться его учеником. В смысле того, как расправляться с политической оппозицией.

Вообще эти восторги перед Кемалем мне совершенно непонятны. Кемаль запретил курдам называться курдами. В кемалистское время курды официально писались горными турками. Они только при Эрдогане стали называться курдами.

При кемалистах арабы, которые живут в области Аттакии, им запрещено было называться арабами. Черкесы не были черкесами. Грузины, Эрдоган сам лаз, аджарец, он короче грузин. Он вообще не турок.

Им запрещено тоже было называться тем, кем они являются этнически. Партия Эрдогана предложила совершенно новый политический проект в политической нации. Не этнического национализма в стиле такого пантюркизма, знаете ли, а политической нации.

У которой есть и те достижения, которых Турция добилась, безусловно, будучи спутницей Европы. Технологически. Ну и, безусловно, это ислам. Как консолидирующее мироощущение турецкой улицы. Которая и стала опорой Эрдогана в ночь переворота.

И. Воробьева― Давайте вернемся к началу разговора. Про встречу Путина и Эрдогана. В данном случае кому из них больше нужно было примирение.

М. Шевченко― Я считаю, что и Путину и Эрдогану это примирение необходимо. Как воздух. Сирийская война становится, она чудовищная проблема для Турции. Несмотря на относительный успех оппозиции под Халебом. Это неразрешимая ситуация.

Она неразрешима без переговоров с Россией и с Ираном. Если Эрдоган не достигнет соглашения с Россией по Сирии, война не прекратится еще годы. Еще погибнут миллионы сирийцев, и Турция будет нести максимальную нагрузку этой войны.

И. Воробьева― И Турции нужна Россия.

М. Шевченко― В этом смысле Турции Россия нужна. Потому что с помощью России можно прекратить сирийскую войну. Ключ лежит в договоренности с Путиным. И с Ираном, безусловно.

У России и у Ирана, кстати, совершенно неодинаковые позиции по сирийской войне. Тоже по тому, как там с Асадом себя вести. И иранцы, безусловно, союзники «Хезболлы», но безусловно они не являются союзниками «Баса». Это ситуативный для них союз. То есть партии прогрессивного арабского социализма.

И. Воробьева― А Путину зачем мириться с Эрдоганом?

М. Шевченко― Потому что Россия отрезана сейчас и имея конфликт в Прибалтике, имея конфликт в Украине, враждебные территории, оставляя только фактически Финский залив и имея конфликтную Турцию, Россия просто вообще отрезана транзитными путями от Запада.

Все транзитные пути, ведущие на Запад, получается, были перекрыты конфликтными странами. Украина, Турция, Прибалтика. Только оставалась Белоруссия, которая по-прежнему скажем так, не решение вопроса, мягко выражаясь. И примирение с Турцией это, безусловно, открытие ворот в Европу для Путина, для России.

И. Воробьева― А есть какие-то важные нерешенные вещи, которые вам бы хотелось, чтобы два президента решили?

М. Шевченко― Конечно, есть два пункта, которые я хотел бы, чтобы они решили. Первый пункт это примирение по Сирии. Это скажем так, хотелось бы, чтобы Эрдоган уговорил Россию признать определенный набор сирийской оппозиции партнерами.

А Россия уговорила Эрдогана, что не на Асаде все замыкается и с другой стороны, что там есть интересы самые разные. У «Хезболлы», у самых разных групп.

Война должна закончиться. Сирийская война она настолько противоестественное и еще чудовищное дело, которое уничтожает великий и прекрасный Ближний Восток, что мне кажется, что просто этот кошмар должен уже прекращаться.

И второй пункт, безусловно, это мощный экономический союз, пусть он основан будет на газовом консорциуме, договор идет между Россией и Турцией о том, что это газовое хранилище будет общее.

Там будет доля российско-турецкая, туда будет стекаться весь газ из России, из Ирана, из Туркмении. Но неважно как идут трубопроводы, важно, кто хранит потом и кто распределяет. Это в современном мире важнейшая вещь просто.

Если Россия с Турцией договариваются по этому самому крупному в Европе, а то и в мире газовому хранилищу, газовому распределению, которое дальше пойдет в Европу, которая без газа никак не может, несмотря на все водородные двигатели и так далее. То это второй пункт, который обеспечит нормальное развитие, благосостояние нашим странам.

И. Воробьева― Скажите, читали вы недавнее интервью главы Ингушетии Юнус-бек Евкурова.

М. Шевченко― Эту фразу про правозащитников читал.

И. Воробьева― Там много фраз. И действительно там он не только в этой фразе. Он вообще объясняет и рассказывает весьма откровенно надо сказать, почему он против размещения в республике штаб-квартиры правозащитников, конкретно комитета по предотвращению пыток.

Он много раз говорит, что он прямо запрещает и говорит, что не надо появляться на моей территории. Я не хочу конфликтов, не надо с моей территории выступать против Чечни. Это такая излишняя откровенность Юнус-бек Евкурова, который про демократию и Конституцию таким образом высказывается.

М. Шевченко― Юнус-бек Баматгиреевич вообще человек очень прямой, честный и порядочный. И он и военный человек и руководитель, который решил важнейшие две проблемы для Ингушетии.

Он победил бандподполья и договорился, непопулярный подписал договор с Осетией. И на мой взгляд при нем благосостояние Ингушетии выросло просто в десятки раз. Это может посмотреть каждый, вы там бывали в 90-е годы и современную Ингушетию видите тоже.

И. Воробьева – В 2000―е.

М. Шевченко― В самый разгар террористической войны, которая там велась. Я думаю, что он очень откровенно просто рассказал. Во-первых, он сформулировал ясно совершенно, что, к сожалению, на Кавказе при всем желании даже, а он хочет этого, демократия, Конституция и закон не являются определяющими факторами при принятии решения. Он послал вам послание, то есть нам. Он сказал: я хотел бы, но я не могу.

Меня вынуждают принимать решения, исходя из отношений моего народа, не региона, а именно народа, потому что слово «чеченцы», он сказал чеченское. Значит ингушское. То есть он заботится как отец, как лидер о своем народе, чтобы его народ не втянули в конфликт с братским чеченским народом.

Поэтому он вынужден пожертвовать своим имиджем демократа и либерала, каким он является на мой взгляд на самом деле, вы Наташу Синдееву спросите, которая туда летала, там «Дождь» очень дружил, в свое время целые проводились там фестивали «Дождя». И мы с ней вместе летали просто в Ингушетию. Ну и у Евкурова всегда были хорошие отношения со всеми журналистами.

И. Воробьева― Это правда.

М. Шевченко― Но просто в данный момент он сказал, что ситуация стала такой острой, когда уже, к сожалению, ни Конституция, ни законы не играют роли. А играют роли просто конкретные ситуации, договоренности.

И. Воробьева― А почему это нам-то сигнал?

М. Шевченко― Чтобы наш сосед слева, вот если смотреть на Кавказ, на юг, слева или справа, если смотреть на север, как говорится, не предъявлял нам серьезных претензий, я вынужден вас попросить удалиться.

И. Воробьева― А почему это сигнал нам с вами, а не сигнал в Кремль. Или Кремль в курсе.

М. Шевченко― Мы чего так просто тут постоять что ли пришли в эту страну. Я вообще стараюсь быть кандидатом…

И. Воробьева― В Дагестане.

М. Шевченко― Какая разница. Это РФ. Вы журналисты на ведущем СМИ. У нас что, Путин только отвечает за все на этой земле.

И. Воробьева― А мы с вами можем восстановить демократию и Конституцию на Северном Кавказе.

М. Шевченко― Конечно, если мы не можем, тогда вообще никто не может.

И. Воробьева― Как мы это сделаем с вами, Максим?

М. Шевченко― В частности мы с вами говорим и смотрим прямо в глаза власти, задаем неудобные вопрос, и говорим то, что думаем. То, что видим. Даже если мы ошибаемся, мы должны действовать не из желания получить денег или еще что-то, а из желания исправить ситуацию к лучшему.

Я считаю, что в российскую политику должна вернуться этика. И Конституция, и закон, и демократия это документы, которые формулируют некие этические принципы. Что добро лучше зла, что правда лучше лжи и так далее.

Поэтому мне кажется, что это обращено не только к президенту. Он нам не отец. Он не отец народов. Мы все-таки живем в стране, в которой написано, что мы социальное государство и многонациональный народ, вроде как власть ему принадлежит.

Так если мы народ, которому власть принадлежит, давайте эту власть возьмем и будем ее осуществлять. А не думать, что чиновники, которые стоят над нами это такие боги, живущие в собственном пространстве, а мы живем на таких Патриарших, как жители Бирюлево, которые туда приезжают и падают в обморок от совершенства центра Москвы.

Ну просто я смеялся три часа, была такая смешная картинка в фейсбуке, там лежит какой-то парень на газоне и подпись: жители Бирюлево лишаются чувств от совершенства обновленной Тверской.

И. Воробьева― Было такое.

М. Шевченко― Очень смешно.

И. Воробьева― К сожалению, время наше с вами подходит к концу. Спасибо большое. «Особое мнение» журналиста Максима Шевченко.

Источник: http://onkavkaz.com/articles/2784-maksim-shevchenko-ja-schitayu-glavu-mvd-dagestana-ugolovnym-prestupnikom-i-on-reshaet-pustit-li.html