[ Ризван Газимагомедов: «Время считать на пальцах ушло» ]

Пожалуй, в правительстве Дагестана вице-премьер Ризван Газимагомедов как профессионал может чувствовать себя увереннее, чем кто-либо. Он удачно воплотил в себе две остро востребованные в управлении экономикой ипостаси менеджера: экономиста и инженера, технаря. Доктор экономических наук, владеющий методологией экономического и статистического анализа, непринуждённо оперирующий категориями из теории экономики, он так же непринуждённо и в нюансах рассуждает о техническом и организационно-финансовом состоянии ЖКХ, энергетики, ТЭК. Ниже разговор пойдёт об инфраструктурном обеспечении инвестиций, в частности об энергетике.

– Какова, на ваш взгляд, совокупная инвестиционная ёмкость дагестанской экономики? А в поотраслевом разрезе сколько каждый из её приоритетов требует инвестиций?
– Мы сейчас совместно со специализированной организацией АНО «УРБЭКС-развитие» и нашим ДНЦ занимаемся доработкой Стратегии развития РД до 2020 года. Я думаю, что результат будет хороший. И уже в декабре, если не раньше, мы сможем говорить о конкретных цифрах по отраслевому и межотраслевому балансу и, соответственно, об инвестиционной ёмкости отраслей и экономики в целом. В частности, энергетический баланс, которого у нас, к сожалению, тоже нет. Вроде бы по нему всё хорошо: расчёты показали, что к 2020 году после выполнения инвестиционных программ по малым и средним ГЭС выработка у нас будет составлять 8,5 млрд кВт*ч, то есть мы увеличим производство электроэнергии почти вдвое. А у нас потребность минимум 12–13,5 млрд. Я боюсь, и 15 млрд кВт*ч нам не хватит. Ясно, что никто до сих пор вот так этого не просчитывал. В начале 1990-х гг. мы ушли от административно-плановой системы управления экономикой к капиталистической. И казалось, что планы теперь ни к чему. Но вся капиталистическая система построена на планах и прогнозах: надо рассчитывать ёмкости рынков, регионов, отраслей и т. д. А у нас – я удивился – с 90-х гг. отсутствуют основополагающие элементы планирования и прогнозирования экономики региона: нет межотраслевых балансов!
Для интегрированных расчётов потребности в инфраструктуре каждое министерство, каждая отрасль, каждое муниципальное образование должно разработать свою стратегию. А так, без понимания каждым ведомством, каждой отраслью, муниципалитетом цели развития к плановому 2020 году… Нет, к сожалению, в министерствах такого понимания. И опять же вопрос кадров остро стоит. Не готовили мы их.

 

Солнце, ветер и вода

Вот эти 13,5 миллиардов кВт*ч потребности – они рассчитаны исходя из целевых показателей Стратегии, планируемых проектов или каких-то иных ориентиров?
– Мы предполагаем, что помимо начатых проектов появятся и другие. 4–5 крупных заводов уже в той или иной стадии реализации: стекольные заводы, цементный завод в Махачкале (900 тыс. тонн цемента будет в следующем году выдавать), плюс у нас есть ещё два крупных цементных завода в Буйнакской зоне – по миллиону тонн каждый. Я думаю, что, может, и третий в Южном Дагестане появится. Не забывайте и о том, что мы абсолютно не используем имеющийся у нас потенциал в прочих отраслях. Например, в сельском хозяйстве. Здесь надо развивать переработку, хранение. Круглый год мы можем выращивать сельхозпродукцию, и я думаю, что львиную долю в отдельных сегментах сельхозпроизводства мы можем получить. Но для этого программа развития отрасли нужна, здесь тоже энергоёмкое производство за счёт эксплуатации теплиц, холодильников и т. д.
Если республика к 2020 году даст 8,5 млрд кВт*ч, а потребность минимум 12 млрд, выходит, к этому времени дефицит электроэнергии составит у нас 30 % и даже более?
– Да, у нас прогнозируется дефицит электроэнергии. Так, Федеральная сетевая компания планирует к 1 января 2010 года ввести первую очередь магистрали «Артём – Моздок» на 330 МВт. Вот эти дополнительные 330 МВт у нас распределятся следующим образом. На два стекольных завода: «Анжистекло» и «Евростекло» в общей сложности нужно 63 МВт. Цементный завод тоже порядка 40–50 МВт заберёт. Вот вам уже треть мощности этой магистрали. А если у нас будет 5–6 таких заводов? 300 МВт нет уже. Разработка медно-колчеданного месторождения Кизил-Дере, например, до 50 МВт точно заберёт. Той же 27 МВт Ахтынской ГЭС для этого явно недостаточно. А ещё посчитайте, сколько наших заводов работает на 25–30 % мощности. Такие проблемы, конечно, есть.
Поэтому сейчас президент обратился к Федеральной сетевой компании с тем, чтобы, во-первых, ускоренно завершить к 1 января 2010 года строительство первой линии магистрали, обеспечив таким образом эти два завода электроэнергией. И, во-вторых, на будущее предупредить ситуацию, когда энергетический голод может сковать возможности республики по привлечению инвестиций и развитию экономики РД.
– В таком случае речь надо вести об оптимизации структуры потребления энергии. На мой взгляд, не целесообразно проводить тот же газ в горы, заменив его относительно дешёвым электричеством.
– Если говорить о пропорциях потребления газа и электричества, то, на мой взгляд, в горных условиях львиная доля потребления должна приходиться на электроэнергию. Она дешевле с учётом наличия в самой респуб-лике крупных ГЭС и программ по развитию и потенциала развития малых ГЭС. Тем более что в горах нет крупных потребителей, промышленных предприятий. В предгорных территориях соотношение между газовой и электроэнергией оптимально на уровне 50 на 50 %. В равнинном Дагестане, конечно, газ в ближайшие 5 лет будет играть приоритетную роль. До полной либерализации цен он будет дешевле электроэнергии, да и после эти два источника энергии будут конкурировать между собой по стоимости.
Что касается нетрадиционных возобновляемых источников энергии, то это более отдалённая перспектива. Хотя уже сейчас мы поставили перед Минпромом и Министерством по строительству и ЖКХ задачу разработать программу по развитию нетрадиционных возобновляемых источников энергии. В горах это преимущественно солнечная, в равнинной части – солнечная и ветровая. Они способны заместить до 20 % потребления энергии из традиционных источников, особенно для бытовых нужд.       
– Показательный случай произошёл с «Евростекло». Подведение к заводу электроэнергии МРСК оценила в 853 млн. Потому цену резко, втрое, сбавили…
– Не втрое, конечно. По грубым оценкам, подвести коммуникации можно за 600 млн рублей. Здесь для самого завода есть ещё два варианта. Первый – это подвести линию от подстанции, принадлежащей железнодорожникам. Этот вариант как раз втрое дешевле. Но риски заключаются в том, что с ростом перевозок нагрузки на подстанцию возрастут и мощности будет уже недостаточно. Я предложил второй вариант: это установка собственной газогенерирующей станции. На первый взгляд, она кажется дорогой: станция мощностью 100 МВт обойдётся в 100 млн евро. Но, во-первых, сюда можно будет поставлять газ с ближайшего Димитровского месторождения (а в стоимости стекла газ составляет 80 %); во-вторых, так как вокруг этого завода всё равно образуется посёлок, и здесь же, на этой инвестплощадке, планируется возведение других промышленных объектов, то излишки электроэнергии, а также тепла можно будет продавать. К тому же это будет автономная станция.       

 

Слуга анализа

При оценке потребности в инфраструктуре надо и теневой сектор учесть. Здесь очень многое определяется качеством статистики. Как вы её оцениваете?
– Вообще говоря, мне трудно согласиться с данными официальной статистики о том, что у нас в «тени» 80 %. Я, да и не только я – многие учёные так предполагают, что на практике порядка 50–60 % «тени», конечно, возможно, но не во всех отраслях. В малом бизнесе – да, он где-то 60 % может достигать. В алкогольном производстве тоже. Нефтянка, вы знаете, там непонятно, откуда сырая нефть, – значит, ворованая, перерабатываемая в подпольных цехах. И на крупных производствах есть теневой оборот. Чаще всего он выражается в неофициализируемой зарплате. Те девять с половиной тысяч рабочих мест, о создании которых было заявлено, – это же результат наведения порядка в сфере учёта труда и заработной платы. Или второй момент по зарплате – это требование платить зарплату не меньше величины прожиточного минимума. Берём, например, ресторан «Шёлковый путь», официальная зарплата работников которого меньше прожиточного минимума. Мы понимаем, что быть такого не может. Во многих отраслях экономики меньше 10–15 тысяч люди не получают. Значит, кто не работает? Не работают налоговые органы.
    Комиссия, которая работает в правительстве, многое сделала по своей части, но ещё не достаточно. Президент поставил задачу, чтобы за счёт легализации теневого оборота этих предприятий в течение года собрать не менее одного миллиарда рублей. За 7 месяцев 750 миллионов собрали, тоже неплохо. Но не достаточно, потому что резервы ещё большие. Кирпичные заводы, щебёночные карьеры ещё не вышли из «тени». Минприроды многое делает в этом «направлении». Транспорт сидит капитально в «тени».
Статистика может только проводить мониторинг. Она как раз обслуживает анализ и прогнозы.
Я думаю, что обязательно появится у нас орган или управление стратегического анализа при Минэкономики. А в каждом министерстве отдел обязательно должен быть.
Скажем так: вот этот год зря не прошёл. Мы поставили очень трудную задачу – вытянуть республику на среднероссийский уровень, ну хотя бы на средний уровень по ЮФО по основным социально-экономическим показателям, – такая задача сейчас поставлена перед нами президентом. На последнем его брифинге он озвучил на самом деле впечатляющую статистику. Мы по многим показателям за два года снизили отставание от ЮФО до 8–10 %. Если такая динамика будет сохраняться, мы через 5 лет, может, достигнем среднего уровня. А может, к 2020 году достигнем. Но это уже как экономика будет развиваться.
Взять за старт 2005 год: ежегодно промышленное производство прирастает на 17 – 18 %. Это колоссальные цифры при той ситуации, которую мы имеем в этой сфере. Завод «Дагдизель», скажем, работает на 20–25 % своей мощности. С одной стороны, в этом есть доля объективных факторов: общее состояние экономики. Ну и на федеральном уровне идёт лоббирование интересов других заводов, борьба за заказы оборонного ведомства. Приходится подключаться и президенту, и правительству на уровне федеральных министерств, председателя правительства. Из 1,150 млрд рублей плана выпуска на этот год он пока может дать миллиард, и то при сохранении оборонного заказа. Вроде бы и договоры есть, всё есть, но уже не дают. Почему так получилось, почему руководство завода не смогло нормально в Минобороны работу наладить и т. д. – это уже отдельная тема. Скажем так: здесь больше субъективных факторов.
Выходом мне представляется интегрирование наших предприятий ВПК во вновь создаваемые федеральные госкорпорации. В том числе Ростехнологии. Почему в неё не попал «Дагдизель», опять-таки непонятно. КЭМЗ попал, НПО «Сапфир» тоже, а «Дагдизель» не попал.
А может, пора пересмотреть отношение к дагестанской оборонке? Инвентаризацию активов провести, изучить состояние имущества, рассмотреть вопрос об его годности для нужд промышленного производства, переориентации их профиля? Мы ведь уже однажды стали заложниками таких интегрированных в масштабах страны производственных комплексов. Собственной сырьевой базы для более-менее автономного развития, которое минимизировало бы риски повторения сценария развала дагестанской промышленности начала 1990-х, у нас нет.
– Именно производство «Дагдизеля» – это один из примеров завершённого цикла по производству конечной продукции. Остальные предприятия оборонки были у нас как бы элементами матрицы. «Дагдизель» в лучшие времена выпускал треть всего промышленного производства республики. И сейчас там работает около 4 тыс. человек. Такого завода по количеству работающих у нас нет. В этой ситуации, я же говорю, большую роль, может, играет субъективный фактор. Есть информация о том, что аналогичного профиля завод, вложив миллиарды рублей, планируют построить в Красноярске.

 

Имиджевая экология

– Вот мы говорим, что у нас экономика в «тени». Но ведь составной частью этой же «тени» является коррупционная маржа в виде откатов, «сидящая» в стоимости миллиардных подрядов и расходов бюджета в целом. Эти-то цифры – расходы бюджета – публичны.
– Это в части крупного бизнеса. Долю откатов, «сидящую» в смете на подрядные работы, оценивают до 20 % и более. К сожалению, это система, в которой задействован широкий круг и должностных лиц, и предпринимателей и которую так просто не демонтируешь. Президент правильно говорит, что из-за непрозрачности сделок по госзаказам бюджет республики теряет налоговые поступления ещё на 2–3 миллиарда рублей. Наша задача в той её части, которую курирую я, – минимизировать эти потери, постепенно, с каждым годом уменьшать их. Мгновенно это большое зло побороть невозможно. Будем смещать тех руководителей, которые создают эту систему, отстранять от госзаказов те предприятия, которые участвуют в коррупционных сделках, и/или устранять предпосылки для их совершения. Когда мы за прошлый год посмотрели данные, оказалось, что в числе тех, которые выиграли тендеры, были предприятия с официальными зарплатами 3–4 тысячи. Одна из мер в этой связи – это введение требования для подрядчиков по госзаказам платить своим работникам в среднем не менее 10 тысяч рублей в месяц.  
До 10 сентября по итогам 9 месяцев мы проведём анализ и по тем предприятиям, которые не будут выполнять наши условия, мы предпримем все меры, чтобы они больше не появились на тендерах.
– Как вы считаете, какой экономический прок с наших гор? Забудем о туризме, я не о нём.
– Все горы туризмом не покроешь. Сельское население у нас 51–52 %. Большая его часть – в предгорье. А в горах проживает около четверти сельского населения. Здесь нужно развивать животноводство, создавать малые фермы, комплекс-системы. Если нормально организовать в нескольких районах производства, один крупный, даже средний предприниматель может 5–6 ферм поставить. Но опять же нужны люди, нужны кредиты. Ну хотя бы половину населения чтобы можно было задействовать. Нужно создать такие условия, чтобы у населения закупали сельхозпродукцию. Простая вода дороже, чем молоко, которое закупают по 8 рублей за литр, а переработав, продают уже за 30 рублей.
Вообще, я думаю, со временем в наших горах может появиться крупная компания, которая захочет взять наши горы в аренду и производить продукцию, экспортируемую как экологически чистую в ту же Америку или Европу. Сейчас именно из-за экологичности вся Европа перешла на аргентинское мясо. Наша баранина и в Москве и во всей центральной России ценится: она намного вкуснее и чище, чем то, что они там, на месте, производят. Нужно создавать производственные цепочки и дотировать не готовую продукцию, а того, кто производит на первичном этапе сельхозпродукцию.

 

Горизонты

У вас есть своё понимание гармоничной структуры ВРП? Вот столько-то процентов должна составлять доля малого бизнеса, столько-то – промышленность и т. д.?
– Доля малого бизнеса в ВРП Дагестана – об этом и до меня говорили – в Дагестане составляет от 15 до 30 %. А в России она до 40 % доходит, на Западе – до 60 % ВРП. Если до 40 % будет приходиться на малый и средний бизнес, это хорошо. Потому что в малом бизнесе населения намного больше будет задействовано, чем в любой другой сфере деятельности. А в стоимостном выражении за этот год мы оцениваем приблизительно 50–60 миллиардов рублей оборота.
Если же в целом о структуре ВРП говорить, то она представляется мне следующей. Доля транспорта и строительства составляет по
20 %, сельского хозяйства – 24 % и промышленности – 36 %. Мои оценки доли сельского хозяйства выше, а промышленности – ниже (соответственно 24 и 36 %), чем те, что заложены в проекте Стратегии до 2020 года (соответственно 18,3 и 40,4 %). Я полагаю, что мы ещё не осознали в полной мере потенциал сельского хозяйства. К тому же по мере индустриализации с/х доля промышленности будет сокращаться в пользу сменных отраслей АПК.  
Тогда, возвращаясь к тем 12–13,5 млрд кВт*ч, сколько денег нужно на то, чтобы возвести мощности и довести до потребителя эти объёмы энергии?
– Я думаю, что около 100 миллиардов надо вложить только в строительство ГЭС. А инвестиции в сети –  это уже тема отдельного разговора, их объёмы ориентировочно сопоставимы с объёмами инвестиций на генерацию.
Сейчас мы уже понимаем, что на пальцах считать нельзя. Мы должны чётко понимать, сколько, например, энергии нужно, какой мощности станции, линии надо протянуть сюда из других регионов России и какие проекты можно реально к ним привязать, и где привязать. Иначе мы не сможем увязать бизнес-проекты с нашим энергетическим потенциалом.
Программы развития той же энергетики рассчитаны на долгосрочную перспективу, на десятилетия. Аналогичным образом если говорить об инфраструктуре в целом, то программы по её развитию могут носить только долгосрочный характер. А инфраструктура есть основа для планирования и привлечения инвестиций. В этой связи я вообще считаю, что уложиться во временной период до 2020 года со всеми планами и проектами, заложенными в Стратегию развития РД до 2020 года, очень трудно. На мой взгляд, горизонт планирования инфраструктуры экономики должен быть шире. Скажем, до 2030 года. Учитывая сказанное выше, в Правительство РД внесено предложение о создании межведомственной комиссии по развитию энергетики, в том числе инфраструктуры, до 2030 года.
Номер газеты