Вопросы социальной структуры общества всегда волновали её членов и особенно политиков, поскольку они должны учитываться при принятии управленческих решений. На федеральном уровне получило резонанс выступление директора региональной программы Независимого института социальной политики Натальи Зубаревич, предложившей рассматривать условно «четыре России», различающиеся по ценностным ориентациям в зависимости от социально-экономического статуса граждан, места их жительства и сфер занятости. Опираясь на данные статистики, можно сделать выводы и по Дагестану.
По четыре «России»
Зубаревич и Паина
Но сначала о концепции Натальи Зубаревич. На её взгляд, «1-я Россия», постиндустриальная, – это активная часть жителей 12 городов-миллионников, в которых проживает 21% населения страны. К ним она добавляет города с населением более 0,5 млн, находящиеся вблизи границ. Всего 30%. Это люди с более высокой квалификацией, ориентированные на столичные модели потребительского поведения, пользующиеся активно Интернетом, творчески настроенные и рассчитывающие на личный и общественный прогресс. Её она характеризует как урбанизированную и модернизирующуюся Россию.
«2-я Россия» – индустриальная, это жители средних и малых городов, где работают промышленные предприятия, зачастую зависимые от поддержки из бюджета, а также моногорода. По подсчётам Зубаревич, это 25% населения страны.
«3-я Россия» – это жители малых городов, посёлков и сёл, где проживает около 38%, часть из которых живёт скрытой занятостью или самозанятостью, «вросли в землю», живут аполитично, традиционно-патриархально, а другая – живёт в бюджетной экономике.
И если первые 3 «России» укладываются в урбанистически-модернизационную модель развития (постиндустриальный, индустриальный и аграрный этапы), где люди распределяются от консервативно и традиционалистски ориентированных до более мобильных, делающих ставку не на государство, а на собственные силы, то к «4-й России» Н. Зубаревич относит республики Северного Кавказа и юга Сибири (Тыва, Алтай), где проживает около 6% населения, но которое выделяется национальной спецификой.
А 25 апреля 2013 года этнополитолог Эмиль Паин обнародовал результаты социологического исследования пользователей социальных сетей в Интернете. По его выводам, основанным на том, что 51% россиян пользуется Интернетом, бывшее единое общество окончательно распалось на 4 группы. Преобладает часть провластно-ориентированных, хотя и не так, как по официальным итогам выборов президента РФ. На втором месте – объединённые левые (то есть коммунисты, социалисты и т. п.), на третьем – демократы-либералы, четвёртые – националисты.
При этом, если Зубаревич смотрит на перспективы страны со сдержанным оптимизмом, предлагая в качестве лекарства децентрализацию власти, управления и в первую очередь финансовых потоков, то Паин утверждает, что во всех 4-х группах царит пессимизм и выход либо в объединении всех оппозиционных групп и выработке «дорожной карты» демократического транзита, либо в эволюции от авторитаризма к диктатуре.
Впрочем, другая группа социологов отвергала попытки разделить общество на «Россию с айфоном» и «Россию с шансоном», а также её деления на четыре не понимающие друг друга части. Так, исследовательские группы, руководимые Александром Бибковым и Алексеем Чеснаковым, установили, что как у «запутинцев», так и у «антипутинцев» образы будущего, отношение к прошлому и базовые моральные установки практически идентичны. В рамках исследования «Евробарометр в России», проведённого под руководством Виктора Вахштайна и Павла Степанцова (итоги опубликованы 20 мая), было обнаружено, что у респондентов отсутствует общее представление о том, что понимать под словами «свобода» и «порядок», а уровень образования или дохода не влияет на политические ценности большинства респондентов. Не зависят политические взгляды также от возраста и пола. Таким образом, традиционные идеологические клише в России не работают, а для прогноза нужны более глубокие исследования общественного сознания.
Дагестан – урбанизация,
имущественное расслоение
Тем не менее многие эксперты пытаются прогнозировать поведение различных групп населения в случае падения цен на нефть, застоя в экономике и роста социальной напряжённости. В этом контексте анализируется ряд социальных статистических показателей. Например, степень урбанизированности региона.
В Дагестане, как известно, сельское население в числе пяти субъектов РФ преобладает над городским. Более того, в период между переписями населения, в 1989-м и 2002-м годах, доля городского населения, несмотря на рост его численности, даже уменьшилась – с 43,2% до 42,8%, но затем стала увеличиваться быстрее сельского и составила в 2011 году 45,1%. Более половины городских жителей, примерно 700 тыс., находятся на территории столичного округа, 570 тыс. из которых непосредственно в Махачкале. Столица со своим потенциалом, несомненно, должна играть ведущую роль в развитии республики. Однако из-за того, что значительная часть городского населения мигрирует в другие регионы, в первую очередь в Москву и Санкт-Петербург, а её место замещают в основном переселившиеся из сёл, то не случайно наши города называют большими деревнями. Тем не менее городские условия вынуждают людей перестраиваться на новый образ жизни. Но пока идёт скорее стирание различий. Даже итоги голосования (по явке и предпочтениям) сейчас стали похожи. Протестовать наши люди начинают лишь из-за кричащих жилищно-коммунальных проблем, а в остальных случаях проявляют пассивность или покорность, подтверждая оценки о патерналистских по отношению к государству ориентациях дагестанцев. Так что по этому параметру мы во многом близки к «3-й России», живущей своими личными и семейными интересами и лояльной к властям.
Об этом же говорит и распределение среднегодовой численности занятых по видам экономической деятельности: в сельском и лесном хозяйстве – 27,5% от 966,6 тыс. человек в 2011 году, в рыболовстве и рыбоводстве – 0,2%, в добыче полезных ископаемых – 0,7%, в обрабатывающих производствах – 7,5%, в сфере производства и распределения электроэнергии, газа и воды – 1,4%, в строительстве – 6,4%, в оптовой и розничной торговле, ремонте автотранспорта и предметов личного пользования – 12,7%, в сферах гостиничного и ресторанного бизнеса – 3,1%, транспорта – 6,5%, связи – 0,6%, операций с недвижимым имуществом, аренде и предоставлении услуг – 2,7%, образования – 13%, здравоохранении – 6,7%, предоставления прочих коммунальных, социальных и персональных услуг – 4,7%, других видов деятельности – 6,6%, в число которых, по данным за 2010 год, входит государственное управление, обеспечение безопасности и обязательное социальное обеспечение с 5,9%. Численность работников, занятых именно в государственных органах, включая судебные, и органах местного самоуправления, составила 23 тыс. человек, то есть 2,4%.
Таким образом, наибольшая доля занятых – в сельском хозяйстве, затем – в образовании, почти столько же – в торговле. В сумме – 53,2%, то есть более половины. В целом, почти 1 млн официально учитывающихся во всех сферах людей занимается нужными для общества делами. Сравнение этих долей с окружными и общероссийскими показателями показывает значительное различие только по занятости в сельском хозяйстве – 27,5% против 20,8 и 9,9% соответственно по СКФО и РФ. По остальным видам деятельности различия не превышают 1–2%, отражая схожесть (!), а не различия по структуре занятости.
Интерес представляет и сравнение распределений среднегодовой численности занятых в экономике по формам собственности (см. таблицу). Как видно, в Дагестане 2/3 занятых работают в организациях и предприятиях частной формы собственности. Что значит, что мы на самом деле уже живём в капитализме, хотя во многом и забюрократизированном, теневом и криминализованном. Но большинство этого скорее не осознаёт в полной мере. Относительно высокая, по сравнению с СКФО и РФ, доля связанных с муниципальной собственностью скорее взаимообусловлена более высокой ролью местной власти.
Ещё один фактор социальной напряжённости – это разрыв в доходах. Статистика фиксирует в Дагестане меньшую долю населения с доходами ниже прожиточного минимума, чем по России в целом (8,3% против 12,7% в 2011 году), тогда как в начале 2000-х было наоборот и разрыв был существенней (47,3% в РД в 2003 г. и 29,0% в РФ в 2000 году).
Меньшее значение по Дагестану имеет и коэффициент фондов (или дифференциации доходов), характеризующий степень социального расслоения и определяемый как соотношение между средними уровнями денежных доходов 10% населения с самыми высокими доходами и 10% населения с самыми низкими доходами. В РД он в 2011 году составил 14,5 раза, а по РФ в целом –16,2 раза. По мнению экспертов, при коэффициенте ниже порога (в 16 раз) вероятность социальных протестов резко возрастает, но нам пока это не грозит.
Ну и, наконец, стоит упомянуть об удельном весе домохозяйств, имеющих персональные компьютеры (то есть проживающих совместно в домах и квартирах). В Дагестане, по данным выборочных обследований, их доля – 42,7%, в СКФО – 47,5%, а по РФ – 60,1%, то есть более-менее сравнимые показатели. Однако имеют доступ к сети Интернет в РД лишь 13,6% домохозяйств, в СКФО – 30,8%, а в РФ – 50,2%. Исходя из противоречивой роли социальных сетей в жизни молодёжи, можно предположить, что в отставании с Интернетом нет худа без добра.
Из этого следует, что по многим параметрам и Дагестан, и СКФО, хоть и с отставанием на полшага, движется вместе со всей Россией по пути урбанизации и модернизации, несмотря на «отдельные катаклизмы», как пел бард и поэт Владимир Высоцкий.
P. S. Японцы, по-моему, лучше всех сумели использовать достижения человечества, сохраняя свои хорошие традиции. Турция и некоторые другие страны показывают нам, что это можно делать и в мусульманских странах. У нас кто-то хочет вечно жить в ауле, а кто-то мечтает о Париже или Силиконовой долине. Имеют право. Только не стоит забывать, что в целом прогресс можно приостановить, но не остановить.
- 6 просмотров