[ В поисках идеала ]

Для чего тот или иной писатель создаёт произведение? Думаю, что не для литературных критиков, а как раз-таки для «впечатлений». Главной своей заслугой А. С. Пушкин считал даже не то, что в свой жестокий век прославил свободу, а что лирой пробуждал добрые чувства. Ценность произведения заключается в тех чувствах, которые оно вызывает. Это тот остаток, который в душе после того, как закрываешь последнюю страницу. Или пустота.
Литература – вещь субъективная, и каждый находит в ней то, что ищет.
Заур Газиев написал сказку. Когда я её прочитала, поняла почему. Журналистика – главная ипостась его творчества. Но здесь нет и быть не может высоких героев: люди с такими качествами у нас в Дагестане в герои не попадают. Вот и родился жанр сказки, где их можно просто придумать. Появились и отзывы; думаю, что в обоих случаях – в одном больше, в другом меньше – авторы читали сказку с о-о-очень большим пристрастием. Светлана Анохина все свои недюжинные способности направила на развенчание не только писательской славы, но и личности «журналистского собрата». Юлия Головешкина остановилась лишь на недостатках произведения. Не буду оспаривать их точки зрения – каждый имеет право на своё мнение. Равно как и Газиев – на свою сказку.
И здесь хотелось бы напомнить о том, что в начале карьеры ругали и А. С. Пушкина и Л. Н. Толстого, а уж сколько критики было по поводу Ф. М. Достоевского Газиеву и не снилось. Поэтому принимать слишком близко к сердцу коллективный напалм Головешкиной и Анохиной, наверное, не нужно, тем более, никто из них профессиональным критиком не является.
Один из критиков середины XIX века, А. Григорьев, по выходу в свет первой комедии А. Н. Островского призывал читателей не обращать внимания на технические промахи молодого драматурга в свете «нового слова», сказанного им в своём произведении. Согласна с многими «техническими» замечаниями авторов статей. Хотя, к примеру, обвинение в неоригинальности сюжета мне не совсем понятно. В основе большинства сюжетов, самых оригинальных, на первый взгляд, – мифологический архетип, который и рождает сквозные мотивы, трагические коллизии и т. д. Оригинальным, самобытным сюжетное ядро становится уже в целостности, органичности всех компонентов произведения.
Мне не показались не доведёнными до конца и сюжетные линии: Муса женится на своей невесте, Иса и Айшат останутся вместе, финал открытый, и реалисту ясно, что Таиб умрёт; для любителей счастливого конца оставлена вера в то, что любящие сердца молодых спасут его от гибели.
Я о другом. О том «новом слове», которое пытался сказать в своей сказке Заур Газиев. А заключается оно, по выражению того же замечательного критика А. Григорьева, в самом что ни на есть старом слове. По моему мнению, Заур Газиев пытается воскресить кодекс чести горца, а точнее – общечеловеческий кодекс чести. Его герой-резонёр, Муртуз, – своеобразный Стародум из «Недоросля» Фонвизина. На протяжении всего повествования он декларирует нравственно-этические сентенции, которые по своей сути больше присущи европейскому морализатору, нежели горцу из средневекового Дагестана.
Задача автора – самая возвышенная и благородная: это пропаганда прекрасных общечеловеческих ценностей: мудрости, великодушия, справедливости, чувства долга и чести. Автор пытается провести и философскую идею неотвратимости наказания за всё, что вольно или невольно делает человек.
В свете дагестанских реалий, против которых выступает Газиев, каждый его герой воплощает тот или иной социальный тип, но он диаметрально противопоставлен современному: правитель, ратующий за общие для всех законы; сын правителя, не желающий для себя привилегий в бою, девушка, которая предпочла «принцу» простолюдина и т. д.
С моей точки зрения, «Близнецы», конечно, вызывают ряд серьёзных замечаний, что совершенно закономерно для первого литературного опыта. Отмечу то главное, которое, как мне кажется, определило остальные недостатки сказки. Это излишнее морализаторство, вызванное дидактической позицией автора и не укладывающееся в жанровые границы сказки. То есть сказка – это не та форма, в которую можно было уложить множественные морально-этические, социальные и даже философские сентенции, переполняющие произведение.
Тем не менее, факт появления в дагестанской литературе нового произведения, вызванного, как говорил Н. Гоголь, «жаждой идеала», есть явление замечательное и небесполезное.

Н. Керимова, филологический
факультет ДГУ

Номер газеты