[ Не реформа, а модернизация ]

В Махачкале, в Национальной библиотеке, 6 октября состоялось событие, оставшееся незамеченным со стороны масс-медиа республики, в том числе и нашего издания – научный семинар «Политические аспекты модернизации российского общества», проведённый Комитетом Госдумы РФ по образованию и Институтом социологии РАН.

В его работе приняли участие президент РД Магомедсалам Магомедов, депутат Госдумы, зампредседателя Комитета ГД РФ по образованию, член-корр. РАН Гаджимет Сафаралиев, директор Института социологии РАН, член-корр. РАН Михаил Горшков и другие представители российской и дагестанской научной общественности.
Наибольший интерес, на наш взгляд, вызывал доклад на тему «Социально-политические аспекты модернизации российского общества» директора Института социологии РАН, член-корреспондента РАН Михаила Константиновича Горшкова.
Горшков: – Я начну с того, что в начале XXI века российское государство, которое пережило шок либеральных преобразований в начале 90-х, оказалось в ситуации стабильной неопределённости. А российское общество – в состоянии напряжённых ожиданий будущего. В публичной политической риторике современной российской власти произошли значительные изменения: на смену популярному в реформаторской среде термину «реформа» пришло слово «модернизация» – более чёткое, более понятое, хотя тоже требующее расшифровки. Несмотря на отсутствие единого подхода к пониманию модернизации, она рассматривается преимущественно сквозь призму различных сценариев будущего России. Это специфика восприятия нами того, что с обществом хотят сделать. И связывается с созданием политически стабильного правового демократического государства, с высокотехнологичной экономикой и развитой социальной сферой. Но этого, на мой взгляд, недостаточно. Специфика сложившейся в стране ситуации предопределяется необходимостью осуществления системной, чего не хватило в очень важной и главной статье президента – одного термина – системной модернизации, а не только одноотраслевой, односферной, социально и политически ограниченной модернизации.
Как и настоящее, и будущее будут развиваться, по какому сценарию – главные вопросы, перечислю их. Фактически это повестка дня не только для политиков, но и для учёных. Вот эти вопросы: в какой мере постулаты государственно одобренной и поддержанной верхами модели модернизации совместимы с интересами миллионов тех, кто призван реализовать данную модель на практике? Не является ли российская модернизация экзогенной, обусловленной в большей степени давлением внешних факторов, нежели внутренней потребностью элит общества и народа? Кто может стать активным участником, а кто лишь безучастным свидетелем или даже противником данного процесса? Сегодня эти и подобные вопросы приобретают особое звучание, ибо совершенно очевидно, что задачи модернизации ставятся и решаются страной, прямо скажем, не в лучших условиях, предопределённых периодом ещё не завершившегося экономического кризиса, к тому же глобального по своему характеру.
Руководствуясь вышесказанным, наш институт инициировал весной этого года проведение первого в России общенационального социологического проекта, посвящённого анализу различных аспектов модернизации. Исследования, которые мы провели по общероссийской выборке, охватило половину субъектов федерации, все социальные демографические группы по возрасту – от 18 лет и старше, жителей всех типов поселений – от мегаполисов до поселковых образований. Результаты показали, что модернизационные сценарии будущего России рассматриваются и властными структурами, и рядовыми гражданами сквозь призму собственных предпочтений и интересов, чему в немалой степени способствует идеологическая неопределённость провозглашённого курса на модернизацию.
Подобная неопределённость оставляет различным группам и слоям общества возможность примерять этот курс на себя, на свои взгляды и ценности, а также предопределяет многозначность самого термина «модернизация», который понимается по-разному, в зависимости от политических задач участников нынешнего общественного дискурса, проходящего в этих стенах. При этом что нам бросилось в глаза после анализа полученных данных? Мы выявили три уровня интерпретации понятия «модернизация» в нашем обществе. Первое – это технико-экономическая модернизация предприятий и учреждений, на что уповали респонденты, их значительная часть. Наряду с этим многие отмечали необходимость социальной и социокультурной модернизации. И третий уровень – модернизация политической системы страны. Тут, правда, мы обнаружили явный раскол мнений: в одной части эта политическая модернизация понимается как демократизация-либерализация, а в другой – создание мобилизационного политического режима.
Надо заметить, что политическая модернизация нынешней России представляет собой подготовленный демократическим движением конца 80-х – начала 90-х годов переход российского общества от советского конституционного строя к строю демократическому. Очевидно, что процесс модернизации политической системы России далёк от своего завершения, о чём говорил президент республики совершенно справедливо. И, несмотря на масштабность произошедших за последние 20 лет изменений в политической жизни страны, посткоммунистическая Россия до сих пор может характеризоваться как общество переходного типа. Это основной социально-философский итог 20 лет реформ. Причём перспектива эволюции такого общества в направлении демократии представляется весьма неопределённо, на мой взгляд. Пусть властные структуры не обижаются, но пока чёткой модели не очень видно. В числе главных препятствий в развитии демократии в России эксперты, в том числе и зарубежные, всё чаще называют не только власть, но и само общество, которое якобы в ней разочаровалось. Однако наши исследования последних лет говорят о том, что ситуация с демократией в России (и её восприятие населением страны) выглядит не столь однозначной. Значимость вопроса о перспективах российской демократии предопределяется тем, что сложившаяся в современной России модель демократии для «избранных», когда участие граждан в общественно-политической жизни не выходит за рамки такой главной традиционной формы, как участие в выборах, во многом себя исчерпала. О необходимости формирования новой системы власти, адекватной вызовам современности, расширения реальной демократии, способной подтягивать толпу неравнодушных людей для решения серьёзных проблем развития страны, говорил в своем Послании Федеральному собранию РФ наш президент Медведев. Возникает, однако, закономерный вопрос: возможно ли после того, что происходило в стране в последние 15 – 20 лет, раскрепостить энергию россиян, вернуть им доверие к базовым ценностям и институтам, вновь вовлечь население в общественную и политическую жизнь страны? А если возможно это сделать, то как? Безусловно, дать однозначный ответ на этот вопрос сегодня довольно сложно, а может быть, даже и невозможно. С одной стороны, большинство россиян сохраняют приверженность базовым демократическим ценностям и институтам, запрос на которые сформировался ещё в конце 80-х – начале 90-х годов. Более того, по целому ряду позиций наблюдается даже некоторый рост их важности. Я говорю о многопартийности, свободе предпринимательства, слова и СМИ, свободе выезда за границу, выборности органов власти. Вместе с тем нельзя не видеть и того, что, руководствуясь информацией об особенностях выборных кампаний последних лет, характером деятельности Государственной думы…
Г. Сафаралиев: – Я здесь…
Горшков: – …и представленных в ней политических партий, значительное число россиян – от трети и выше – по-прежнему считает парламент, я извиняюсь…
Сафаралиев: – Во многом благодаря СМИ…
Горшков: – Ну, таковы наши данные, я не могу не верить народу… Так вот, считают парламент и многопартийную систему архитектурными излишествами, извините за такую образную фразу, без которых российское общество легко может обойтись.
Сафаралиев: – Ну, народ к диктатуре привык…
М. Магомедов: – Сейчас в Москве избавляются от всяких архитектурных излишеств.
Горшков: – Только начали. Возможно, следующее исследование покажет это в других городах. Стоит отметить, что в наибольшей степени демократические права и свободы востребованы хотя бы на вербальном уровне (это уже неплохо) активными слоями населения, что очень нам импонирует как учёным, специалистам, прежде всего, молодёжи, а далее – хорошо обеспеченным россиянам, а также тем, кого можно охарактеризовать как «носители модернистского типа сознания», которые отличаются приверженностью идеям личной ответственности, личной инициативы, индивидуальной свободы. Опережая следующие тезисы, скажу, что в настоящее время мы зафиксировали по девяти показателям, очень важным индикаторам, что в нашем обществе сегодня около 40% людей являются носителями модернистского сознания. Это довольно значительная часть общества. В начале реформ это было порядка 18 – 20%.
И как это ни парадоксально, но в перечне идей, которые могли бы, по мнению наших респондентов, стать основополагающими для такого рывка и прорыва, идея демократического обновления общества занимает последнее место. Вот вам и приехали. Только 7% голосов поддержки. Иначе говоря, россияне, не испытывающие особых проблем с пониманием того, что есть демократия, а что – нет и не имеющие ничего против неё, тем не менее скептически оценивает её инструментальный потенциал, подчеркиваю: инструментальный – возможность практического использования демократических принципов и институтов в обновлении страны.
По всей видимости, это связано с тем, что в современной России ценности демократии воспринимаются в качестве хоть и важных, но всё-таки вторичных по отношению к ценностям социальной справедливости, к ценностям общественного порядка и экономической эффективности. Это означает, что, в отличие от Европы, от классического понимания того, что есть демократия, а что – нет, наши граждане в большинстве своём (по нашим данным, где-то около 70%) понятие «демократия» пронизывают не собственно политическим, а социально-экономическим содержанием. Это интересное явление современного мира, XXI века. «Демократия по-российски» – вот оно как звучит. Это социально-экономическая интерпретация данного института и данной демократии.
Да, элита понимает, что такое демократия, что такое институты, насколько они важны в обществе. Значительная часть российской элиты по-прежнему настаивает на приоритетности таких слагаемых демократии, как многопартийность, политическая конкуренция, свобода печати, защита прав собственности. А вот у многих рядовых россиян имеет место более широкий и одновременно более приземлённый, я бы так сказал, взгляд на желаемую модель. В их представлениях демократия – это такая система, которая ориентирована на идею общего блага и эффективность которой определяется степенью влияния институтов демократии на политику властей, динамикой уровня и качества жизни, социальной защищённостью граждан, масштабами коррупции, реальным обеспечением личных и коллективных прав и свобод.
Иначе говоря, рядовые россияне хотят видеть такую демократию, которая помогала бы им хорошо жить и хорошо зарабатывать. И в этом им не откажешь. Что в этом запросе такого нереального и плохого? Нормально для нормальных людей современного общества. Собственно, речь идёт о российском аналоге общества равных возможностей, которое ещё 30 лет назад получилось там, западнее от нас. Или государство всеобщего благосостояния. Его выдвижение актуально для России ещё и потому, что позволяет преодолеть не только последствия карманного социализма, но и дикого капитализма и, хотя бы в какой-то степени, легитимировать базовые принципы рыночной экономики.
Что же касается ключевых слагаемых демократии, то для нынешнего поколения россиян важнее всего правовая основа демократического государства и возможности самовыражения в разных областях и сферах жизни.
Сейчас вы тоже, наверное, удивитесь: практически каждый второй, а это 53%, отметил, что главным слагаемым любой демократической системы, в том числе и российской, является равенство граждан перед законом. Когда мы попросили объяснить, а что вы понимаете под демократией, под модернизацией, эта позиция вышла на первое место – равенство всех граждан перед законом. Любопытно, что именно эта идея, по мнению большинства россиян, наряду с идеей социальной справедливости, должна стать основополагающей в процессе модернизации страны.
И получается, что модернизация и демократия есть разные стороны одной и той же медали в том смысле, что у них в представлении населения нашей страны фактически одна и та же цель – создание такого общества, в котором были бы, во-первых, обеспечены законность и правопорядок, во-вторых – в максимально полном объёме созданы условия для реализации социально-экономических прав граждан. При этом россиян отличает несколько иное отношение к свободе, чем, например, европейцев. На сегодняшний день наши сограждане высоко ценят свободу частной жизни, которая у них вполне органично сочетается с потребностью в заботливом государстве.
Мы, каждые 2 – 3 года замеряя уровень фобий, угроз и страхов в массовом сознании населения России, пришли к выводу, что пирамида перевернулась в сравнении с началом 90-х годов, когда на первых местах были страх гражданской войны, страх распада России. А сегодня на первые места вышли страхи, связанные с собственным состоянием, своих близких и родственников, с возможностью оказаться на улице, не получив работы, с возможностью остаться без средств к существованию. Вот три страха, три угрозы, которые сегодня довлеют над умонастроениями россиян. С этим надо что-то делать, потому что эти страхи овладевают от 40 до 60% людей. Это очень много. Не может человек в состоянии полустресса жить в ситуации, когда не знает, чем закончится завтрашний день, а ведь наше советское прошлое отличалось в уверенности в своём будущем. Нас так учили. Нас так воспитывали. Вот на место этой уверенности пришла почти полная безуверенность. Это печально.
Примечательно, что после заметного спада политической активности россиян, да и вообще интереса к политике, произошло такое. И пришлось это на двухтысячные годы, когда в общественном мнении актуализировались такие важные элементы демократии, как свобода печати, возможность свободно высказывать свои политические взгляды, свободно, без административного давления, выбирать органы власти. К сожалению, этого нельзя сказать об индивидуальных и коллективных правах и свободах, об отстаивании интересов граждан перед государством или работодателем в сфере экономики. Имеются в виду такие важные инструментальные права, как участие рабочих в управлении предприятием, право на забастовку, а также наличие оппозиции, которая контролировала бы деятельность властей разного уровня.
И экономический кризис последних двух лет это ещё раз продемонстрировал. В разрешении острых социальных конфликтов 2008 – 2010 гг. ни политические партии, ни профсоюзы, ни многочисленные общественные организации никак себя не проявили. Как следствие, даже в условиях кризиса, – рейтинг президента, правительства, губернаторского корпуса, вынужденных включаться в решение острых социальных проблем, вновь стал расти, в то время как уровень доверия к общественным объединениям, партиям и профсоюзам за последние годы либо снизился, либо остался на тоже крайне низком уровне, что мы имеем сегодня. Институту президентства доверяют 75% населения России, институту Правительства – 70%, армии – 55%, ФСБ – 51%, церкви – 45%, масс-медиа – 34%, политическим партиям – 20%, профсоюзам – 12%. Вот вам и ситуация. И она колеблется от квартала в квартал, от наших замеров – в пределах погрешности социологической – 5 – 7%. И как в конце 90-х мы это замерили, так это продолжает иметь место. Правда, по отношению к концу 90-х возрос рейтинг доверия к правительству, и понятно, почему и по КОМУ эта ситуация так поднялась и выровнялась. Но по остальным общественным движениям, объединениям, политическим институтам она практически не меняется.
Наблюдая много лет за деятельностью политических партий, включая оппозиционную, наши сограждане, как мы считаем (это можно оспорить в нашей дискуссии), убедились, во-первых, в том, что важные для страны и отдельных регионов решения принимаются отнюдь, я извиняюсь, не в парламентах, и, во-вторых, что грань между правящей партией и оппозицией постепенно стирается. И те и другие всё чаще воспринимаются в качестве различных фрагментов единой властвующей элиты, где каждый играет отведённую ему роль. Давайте в этой аудитории говорить откровенно: единая система, и у каждого своя роль. Между тем концентрация власти на её верхних этажах при очевидной слабости и неэффективности других несущих конструкций политической системы и гражданского общества представляет серьёзную проблему не только для демократии, но и для стабильности в обществе. Хочу заметить, что кризис традиционных институтов парламентской демократии, таких, как партия, профсоюзы, о чём я говорил, характерен не только для России. Это не наша проблема, там она тоже давно сформировалась. Тем не менее опросы населения, которые проводятся в Европе, говорят о том, что это население более или менее успешно реализует возникающие общественные ожидания. Вот в чём разница. В России же складывается впечатление, что главная роль, например, партии и профсоюзов, и даже Государственной думы состоит только в том, чтобы выражать общественное недовольство. Ну, есть такое?
М. Магомедов: – Что есть, недовольство?
Горшков: – Да, выражает Дума общественное недовольство, и Дума это ретранслирует и считает это своей главной задачей – поддакивать тем недовольствам, которые существуют в обществе. Но это разве главная задача Думы? Подскажите, как преодолеть это недовольство, господа депутаты, а не поддакивать?.. (Смех в президиуме и зале.)
Г. Сафаралиев (про Горшкова): – А вчера такой хороший был…
Горшков: – Важно также найти механизм перевода частных, если хотите эгоистических интересов, на язык общезначимых проблем, что предполагает выход демократии за рамки политической сферы и распространение её принципов на корпоративный сектор жизнедеятельности общества. Мы проводили несколько экспертных опросов; я лично опросил 15 олигархов, потому что простые социологи нашего института к ним попасть не могут. Пришлось директору института приходить в приёмную и разговаривать. Отношение к демократии как было так и остаётся весьма утилитарным. Так называемые продвинутые, широко мыслящие, либерально-ориентированные руководители крупных компаний, бывают безусловными демократами только тогда, когда речь идёт о необходимости освобождения своего бизнеса от попыток опеки и вмешательства со стороны властей. Но они же создают откровенно авторитарную систему отношений в своих компаниях, и мы это зафиксировали в своих исследованиях, не допуская, например, деятельности в них профсоюзных организаций. Это что получается: два закона для страны и разных компаний?
Голос в президиуме: – Один был, который хотел по-другому…
Горшков: – Причём многие из них убеждены, что россияне должны работать больше, а получать меньше и при этом не роптать, когда их выставляют на улицу. Всё это вытекает из требований бизнесменов ужесточить трудовое законодательство. И мы знаем это лобби, которое уже много лет требует это. Якобы с целью рационализации экономики в ходе её модернизации. Это же надо так хитро придумать. В подобных условиях задачей первостепенной важности становится развитие, на наш взгляд, разнообразных форм коллективной интеграции, самозащиты и самоорганизации граждан. Мы должны показать своё лицо, иначе противодействия никакого не будет. Первое, что необходимо в условиях предстоящей реструктуризации российской экономики, – это создание новых профсоюзов, поскольку старые всё чаще играют на стороне государства и работодателей и не способны, согласно общественному мнению, реализовать главную из закреплённых за ними задачу – задачу отстаивания экономических интересов трудящихся.
Именно базовые структуры гражданского общества могут и должны стать основой для мобилизации демократических сил и их активного участия в процессе модернизации и политической, и общественной жизни. И тем более что это будет способствовать и соответствовать ожиданиям и умонастроениям большинства населения нашей страны. Спасибо за внимание.
(Аплодисменты…)

Номер газеты