[ Не пора ли нам думать, куда мы едем? ]

Нам на две семьи дали одну арбу — положить домашнюю утварь. Шли мы из Кумуха до Буйнакска пешком, в любую погоду. Я, держа отца за руку (он был слепой), шёл, как и все остальные. За всё время пути нас накормили один раз горячей пищей — в селе Урма Левашинского района. В Буйнакске посадили в товарный поезд и высадили глубокой ночь в Хасавюрте.

На новом месте переселенцы в непривычных климатических условиях стали умирать от малярии, сыпного и брюшного тифа. А также от голода. Так в первые годы на новом месте умерло 25 % моего народа. Что интересно, ни один из его палачей не сошёл с ума, не застрелился от бесчестия.

В 1945 году умерли мои родители. Я оказался в Новолакском патронате. Здесь нас, сирот, кормили супом из овсянки. Иногда давали яичницу из американского яичного порошка и 400 г. хлеба. О других продуктах в те годы мы могли только мечтать. Как мать, о нас заботилась директор детдома Марзи Акаева, добрая, заботливая, любящая детей женщина. О нас, как отец, беспокоился завхоз Тагир из селения Ницовкра. Дай Аллах мира и счастья их детям. Хотя в военные годы жилось очень трудно, люди разных национальностей были дружны, помогали друг другу, делились последним куском хлеба и одеждой.

В 1947 году я поступил в Махачкалинский медицинский техникум. Там нас учили замечательные преподаватели, которые своим теплом, добротой грели нас. Мы никогда не задумывались, как это происходит сейчас, что преподаватель русского языка и литературы Ольга Герасимовна, химии — Елена Романовна — русские, математик Али Гаджибутаевич — лакец, историк Михаил Давыдович — еврей, дерматолог Камиль Джанакаев — кумык. Они для нас были старшие товарищи-преподаватели, которые постоянно заботились об учениках и учили бескорыстно.

Большинство из нас в те тяжёлые послевоенные годы жили плохо. Нелегко жилось и нашим преподавателям. По вечерам многие ходили в махачкалинский рыбный порт — выгружать из трюмов, барж мороженую кильку или соль из вагонов.

В те годы мы, студенты, были плохо одеты — кирзовые сапоги, фуфайка, брюки галифе были роскошью. В марте 1947 года отменили хлебные карточки, однако люди по-прежнему жили материально плохо. Но они были душевно щедрее, добрее, чем сейчас. Жили мы дружно, помогая друг другу, не боялись ходить по городу вечерами, открывали двери, не спрашивая, кто там, не ограждали, как сейчас, железными решётками окна, бронированными дверями, превращая вид города в тюрьму. В те годы по улице Буйнакского допоздна гуляли махачкалинцы и гости города. В городском саду до 11 часов вечера играл духовой оркестр.

Из-за финансовых трудностей по окончании медтехникума мне пришлось поступить в Дагсельхозинститут, там стипендия была почти в два раза больше, чем в мединституте. Но об этом я никогда не жалел.

В 1951 году, когда я поступил в Дагсельхозинститут, нужны были только знания, и никаких взяток. Эту добрую традицию в институте, а сейчас он уже академия, новое руководство строго держит под контролем.

Когда я учился, отношение друг к другу было чище, честнее, мало кто стремился иметь деньги, не имея на то основания. Сейчас многие пытаются получить деньги любой ценой, нарушая при этом даже дружеские узы, да и жить на одну зарплату у нас стало совершенно не модно.

В те годы в институте нам преподавали такие замечательные, высокопорядочные, влюблённые в своё дело специалисты, как Ш. Г. Дандамаев,          М. М. Джамбулатов, А. А. Амиров, Н. Г. Золотарев, С. И. Букашкин, П. П. Самойлов, С. М. Абрамова и многие другие.

Вечно я благодарен бывшему (ныне покойному) ректору нашего института Магомеду Мамаевичу Джамбулатову.

Узнав, что я сирота, он помог мне устроиться на ночное дежурство в РКБ фельдшером, и по его ходатайству Совет Министров ДАССР оказал мне материальную помощь в 300 рублей. Тогда это были большие деньги. Разве такое забывается. Перед входом во двор сельхозакадемии вижу надпись — «Академия имени М. М. Джамбулатова», снимаю шапку перед светлой памятью человека-гуманиста, который не принадлежал лишь одному народу, представителем которого он был. Магомед Мамаевич был сыном всех дагестанских народов. Благодаря ему я успешно окончил институт. Сейчас, когда вижу, как красиво, изысканно, с большим вкусом одеты нынешние студенты, а многие из них разъезжают на иномарках, радуется душа. В наше время машину марки «Победа» имел один студент — Багаутдин Мугаджиров из Карабудахкентского района. Смотря на студентов, я часто вспоминаю свои молодые голодные годы, свои старые кирзовые сапоги, и хочется кричать: «Ребята, сейчас бы жить да радоваться! Учиться хорошо да работать на радость своим родителям и близким родственникам. Многие из нас, дорогие мои, забыли, что всё создаётся отличной учёбой и упорным трудом».

С развалом великой страны возникла пропаганда жестокости, насилия, наживы, наркомании, порнографии, настигла она и Дагестан. Мы стали терять чувство патриотизма, но как воспитать нашу молодёжь в духе любви и преданности Родине? Посмотрите, какие фильмы показывают по телевидению, особенно по НТВ и РЕН-ТВ, какие низкопробные журналы издают в стране. У тех, кто руководит телевидением, задача одна: воспитать в молодёжи жёсткость, неуважение к старшим и законам страны. Не потому ли у нас появились митинги на Болотной и на площади Сахарова? Не потому ли с помощью телевидения, а оно захлестнуло всю страну, вор, грабитель, убийца ломится в двери наших домов? Мы в Дагестане стали бояться ходить по вечерам. Нам стало безразлично, когда говорят о терактах, поджогах, о дагестанских беженцах из Чечни и самосудах. Мы ведь понятия не имели, что человека, как барана, могут похитить ради выкупа или убить ради должности, взорвать дом, магазин. Сейчас народу совершенно безразлично, кого убивают — министра или соседа, в лучшем случае мы начинаем обсуждать то, что случилось. Откуда взялась у нас такая чёрствость друг к другу и к чужой беде? В обществе нарастает злоба. Мы перестали улыбаться друг другу. А хуже всего то, что у людей нет веры в лучшее завтра.

На глазах происходит резкое расслоение общества на богатых и бедных. Разобщённость власти и народа особенно хорошо замечаешь зимой или в дождливую погоду, когда в негосударственные школы отпрыски дагестанских чиновников и миллионеров приезжают на иномарках, а дети махачкалинских бедняков пытаются остановить маршрутки, протягивая руки с 10 рублями.

Как в стране, так и в Дагестане, наши демократы продали всё, что смогли: фабрики, заводы, школы, детсады.

Разграбили колхозы, совхозы, сельхозтехнику, крупный и мелкий рогатый скот. Теперь чиновникам, министрам, которые десятки лет кайфуют за счёт законопослушного дагестанского народа, осталось продать землю, чтобы наш народ окончательно поставить на колени, хотя земля не является продуктом деятельности человека. Поэтому она не может быть предметом купли-продажи.

Наше нынешнее положение — особенно в сельском хозяйстве, в частности в животноводстве — сходно с положением тяжелобольного, выздоровление которого наступает после того, как минует пик кризиса. Сейчас фермеры мало заинтересованы в выращивании своего продукта, так как сбыть молоко, мясо, яйца непростая задача. Все перерабатывающие предприятия приватизированы хапугами и стали частной собственностью. Они говорят: не хотите сдавать мясо или молоко по их ценам, идите куда хотите. Куда пойдёт крестьянин, когда его и к рынку близко не подпускают рыночные бандиты и постоянные перекупщики, которые годами сидят на рынке. Установили свои цены, мы ещё удивляемся, как всё дорого на рынке. Думаю, что знает об этом и руководство республики, ведь сельское хозяйство при условии паритета цен может развиваться самостоятельно, без особой поддержки государства. Факт, что в нашей республике за литр молока производителям платят в 2—3 раза меньше, чем за литр «Рычал-су», говорит об отсутствии уважения к такому труду. Поэтому дошли мы до того, что уровень импортных продовольственных товаров на потребительском рынке страны составил: мясо — 20—25%, мясо птицы — 40 %, масло растительное — 40 %, макаронные изделия — 35 %.

Нам надо сделать крестьянский труд самым престижным и уважаемым. Как и повернуться лицом к ветеринарной службе, которая работает и в дождь, и в снег в тяжёлых условиях отгонного животноводства, получая жалкие гроши. И тогда мы не будем покупать «ножки Буша» и т. д. Будем жить, как в Японии: 80 лет — женщины и 76 лет — мужчины. Надо, наконец, руководству страны, республики на деле повернуться лицом к разрушенной нами сельской усадьбе. Задуматься о её судьбе. Только бы не опоздать! Веками мы жили в Дагестане в мире и согласии. Нам нечего делить. Дагестан был страной братства, образцом дружбы, уважения к старшим, руководителям республики, района, города. В этом была наша сила. Так сохраним же навсегда эти благородные качества нашего народа и передадим их нашим детям, внукам, чтобы нам не было стыдно перед будущим поколением.

Жалут Курбанов

 

Номер газеты