[ Примирение религии и права. (по мотивам работ Гарольда Дж. Бермана) ]

Нас 70 лет учили, что тот, кто не с нами, – тот против нас. Сегодня в Дагестане отчётливо видно, как государство и граждане всю свою неприязнь по отношению к другим решают силой, т. к. не привыкли терпеть другое мнение. В религии молодые дагестанцы постсоветского поколения, думая, что они не такие, как их предки, несут этот отпечаток моноидеологии, и даты рождения убитых в спецоперациях подтверждают это. А старшее поколение с атеистическим уклоном отвечает им тем же.

Одним из примеров этого является набирающая силы идеология того, что шариат единственно возможная система жизни в Дагестане, что право вообще не нужно, что обещанное правовое государство не было построено, а вот шариат мы построим.

Учитывая, что Министерство юстиции Дагестана, которое должно стоять на страже правовой идеологии, не только не защищает правовую идеологию, но и не распространяет её, я решил попробовать объясниться с наследниками советской нетерпимости. Предлагаю рассмотреть возможность сосуществования ислама и права в Дагестане.

 

Право – это совокупность идей и принципов. Существующее сейчас в России право – это, конечно, больше западное право. Но откуда пошло само западное право?

Около 1100 года на севере Италии, в Болонье, благодаря найденным фрагментам римского права, названного Кодексом Юстиниана, была основана первая правовая школа, где учились слушатели со всей Европы. Отсюда появилась прослойка профессионалов, чьим ремеслом стало исключительно право. Церковь учила, что существует право естественное и право моральное, по которым должны оцениваться и проверяться все человеческие законы. Университетские учёные добавили к этому концепцию идеального человеческого закона и римское право Юстиниана, которые, наряду со Священным Писанием, легли в основу правовых принципов и критериев оценки законодательных норм и институтов.

Дальнейшее развитие права в Европе шло с развитием христианской идеологии в Англии и Германской империи.

Английская пуританская этика внесла свой огромный вклад в право. Пуритане верили в реформацию мира как религиозную миссию и в то, что закон есть важнейший инструмент такой реформации. Пуританские присяжные отказывались следовать презумпции виновности и подчиняться судье, оправдывая это тем, что такая практика шла вразрез с волей Божьей. Благодаря этому английская правовая система известна своим независимым и авторитетным правосудием.

Лютеранская революция также привнесла свои представления о праве и законе. Лютеранский философ Меланхтон вывел естественное право, базирующееся на 10 заповедях, и обосновал на их основании уголовные и гражданские законы и договоры. Наказание – это форма божественного воздаяния и наставления. Договоры, основанные на обмане, лишались юридической силы, так как они не соответствовали запрету «не укради». «Гражданское правление» есть просто способ «создания законного порядка внутри сообщества». Так, лютеранство подарило миру понятие rechtsstaat – правовое государство.

Другой лютеранский правовед – Олдендорп – говорил: чтобы определить, что именно является справедливым, отдельный юрист должен, прилагая максимум усилий гражданского разума, изучать Библию, молиться Богу и спрашивать свою совесть. Гражданский порядок (ordo civilis) установлен Богом и требует безусловного повиновения подданных. Он разработал последовательную концепцию обязанности гражданских властей следовать законам Библии.

Появившиеся на территории Северной Америки освобождённые колонии несли на себе отпечатки пуританской культуры, и это видно в общинном укладе жизни и праве. Верховный суд штата Миссури в судебном решении по делу, связанному с нарушением закона, ограничивавшего торговлю в воскресные дни, указал: «...Конституция со всей очевидностью показывает, что именно христианство было религией её создателей…» (1854 г.). На протяжении XIX и XХ вв. Америка изучала право по Блэкстоуну, который писал: «…естественное право... продиктованное самим Богом... имеет обязательную силу… во всех странах и во все времена…»

 

Начало упадка западного права некоторые учёные связывают с отделением его от религии – секуляризацией. Нарушение закона стало нарушением норм государства, а не заветов Всевышнего.

Однако сказать, что секуляризация полностью окончена, невозможно. Пример тому – рассмотрение 30 июня 2010 г. Большой палатой Европейского суда итальянского дела о наличии распятия Христа в школьных классах. Даже в США до сих пор существует поговорка, что скорее президентом станет гей, чем неверующий человек. Но это всего лишь остатки религиозных традиций.

 «Право оказалось оторванным от своих корней» (Гарольд Дж. Берман). Юристы, ссылающиеся на Конституцию, превратились в неких фетишистов, т. к. сам по себе этот документ ничего не значит без веры людей в необходимость следовать справедливости и вере. Примером юридического фетиша даже в российском законодательстве являются всевозможные рудименты в виде клятвы адвокатов, прокуроров, судей и присяжных. Раньше эти клятвы были обращены Богу. А теперь только себе.

В результате право, утратив защиту Всевышнего, потеряло свою силу, что привело к появлению такого понятия, как правовая импотенция. В итоге система западного права, пытаясь устранить повсеместные нарушения духа права, судорожно плодит огромное количество законов и ещё больше юристов. Замена идеологии права инструктивными законами государства получила название «позитивизм», сторонники которого считают источником права волю государства.

По мнению Гарольда Дж. Бермана, религия может помочь выйти праву из кризиса. Так как религия (ислам, христианство, буддизм, иудаизм) несёт в себе нравственные начала, утрата этой нравственности в законах приводит к ужасным ошибкам и безнравственным законам.

Примером может служить Постановление КС РФ от 28.06.2007 г. № 8­П, согласно которому отказ в выдаче тел«выступает в качестве специальной превентивной меры по предотвращению терроризма, использование которой сопряжено с определённым ограничением права на погребение в соответствии с религиозными и ритуальными обычаями и традициями, гарантированного Федеральным законом ''О погребении и похоронном деле''».

Суд наказал родственников, при этом забыв, что ещё Аристотель, именно на таком примере комментируя трагедию «Антигона», указал, что право быть похороненным – это естественное право и царь не может вмешиваться в него. Вспомните, что и в христианстве, и в исламе есть притча, как брат похоронил убитого им брата. Было бы возможным подобное решение, если бы российские законодатели и судьи нравственные начала ставили выше государственных методов борьбы с экстремизмом?

Закон – это инструмент, с помощью которого можно вводить в жизнь правовые принципы и нормы, базирующиеся на представлениях о справедливости, которые, в свою очередь, имеют свои истоки в религии, в том числе и в исламе. Если принят ошибочный закон, это не значит, что правовые принципы не верны. Если имама увидят нетрезвым, это же не значит, что надо менять религию. Если судья – взяточник, это не значит, что надо отказаться от правовой системы.

Основная проблема взаимодействия исламских ценностей и законодательства – в людях. В Дагестане некоторые духовные просветители ошибочно толкуют наше законодательство. Когда говорят, что Семейный кодекс РФ не позволяет иметь четыре супруги, – это ошибка. Такого запрета, с точки зрения ислама, нет, т. к. магар и регистрация брака – разные вещи. Никто не наказывает за то, что вы живёте без регистрации. Газетного номера не хватит для описания подобных ошибочных представлений.

Кстати, советская власть в первые годы на Кавказе признавала шариат и пользовалась им. Например, в 1921 г. было утверждено Положение о шариатских судах Горской ССР. В качестве последнего примера могу привести ФЗ «Об альтернативной процедуре урегулирования споров с участием посредника (процедуре медиации)». Этот закон фактически о маслиате.

 

В своём особом мнении к вышеуказанному безнравственному постановлению КС РФ судья А. Кононов критикует своих коллег: «Право издавна считалось искусством добра и справедливости. Представляется, что моральные основания и этические принципы являются главным и неопровержимым критерием правомерности всякого закона. В данном деле они были безнадежно нарушены».Я не знаю, является ли А. Кононов верующим, но думаю, что его выводы достойны шариатского кадия. Юристы – это священники, стремящиеся к справедливости.

Недавно один мой знакомый сказал, что мусульманин не может работать судьёй. В этом вопросе я присоединяюсь к Гарольду Дж.Берману, который утверждает, что на подобных людях ещё больше ответственности. Как адвокат, я с удовольствием выбрал бы судью, который боится не государство, а Бога, т. к. государство должно служить справедливости. Поэтому настоящие юристы стремятся к правовому государству, где право выше интересов власти.

Однако я не могу признать правильным, когда судья, получая зарплату за счёт налогов с общества, выносит решение не в соответствии с нашим законодательством, а так, как он считает, – в соответствии с его религией. Подобное поведение несправедливо, т. к. люди обращаются в суд, исходя из норм закона. А указанное решение их обманывает, что никак не может соответствовать справедливости, а значит, и религии.

Этим летом с одним знакомым священнослужителем мы провели эксперимент: одновременно консультировали людей, которые обратились к нему для разрешения спора по шариату. И обнаружили, что применение российского законодательства помогает ему в этом деле.

Я, конечно, понимаю, что идти по пути нетерпимых к инакомыслию предков легче, чем задуматься о сосуществовании российской юриспруденции и шариата. Но в итоге ни одна из сторон не добьётся своего, т. к. закон не работает в народе, который не признаёт этот закон.

Аналогичная ситуация и с шариатом, т. к. население состоит не только из мусульман, да и в рядах мусульман нет единства, т. к. опять же они не терпят инакомыслия. Однако есть шанс объединить свои усилия и попытаться разрешить вопросы применения шариата и права совместно. Тогда мы сможем решить много проблем. В том числе даже такие, как ношение хиджаба в школах, пятничный намаз для студентов. Другими словами, я предлагаю верующим людям стать частью гражданского общества и влиять на него, используя закон как инструмент. Рая мы не построим, но мира добиться для Дагестана сможем.