Начало «ЧК» №49 от 16.12.2011 г.
И.М.: При такой удручающей неопределённости разве не оптимистично выглядит исламский путь? Может быть, именно это – поиск разумной альтернативы – и является рациональным. Что собою представляет государство на исламском пути развития? Верблюды, отказ от электричества, телевидения, все укутаны с ног до головы; если нужно поговорить с женщиной по какому бы то ни было вопросу, ты не сможешь это сделать лицом к лицу, только через посредника (её мужа или близкого родственника); нет музыки, нет никаких памятников; если отказался молиться Аллаху – смерть, отказался платить налоги – смерть…
Ш.Х.: На Северном Кавказе возможно сосуществование государственной и традиционной правовых систем в качестве последней как дополняющей. Правовой плюрализм, который согласно одному из толкований, предложенных Дж. Гриффитсом в 1986 г. «есть... положение вещей в любом социальном поле, при котором поведение соответствует более чем одному правопорядку», существует и развивается во многих странах мира (государства Ближнего Востока, Малайзия, Австралия и др.) и по мнению таких учёных, как В. Тишков, Я. Чеснов, И. Бабич, в кавказском регионе может оказаться более действенным, чем «единое правовое пространство». Кавказовед В. Бобровников в статье «Теория и практика правового плюрализма для Северного Кавказа XIX-XX вв.» особо обращает внимание специалистов, занимающихся данным вопросом, на следующий аспект. Он считает, что в научной среде, а затем и среди населения, утвердилось превратное представление о том, что время до Шамиля было только исключительно «эпохой адата», а его реформы – «эпохой шариата». Согласно мнению некоторых этнографов и правоведов о системе судебных институтов на Кавказе выходит, что после царских реформ 1860-х годов отдельно существовали три разных типа судов – адатные, медиаторские и шариатские. На самом же деле, как показывает анализ памятников адатного права и делопроизводства сельских судов, уже с XVIII в. в регионе происходила рецепция норм шариата в местные адаты, постепенное переплетение принципов адата и шариата и исламизация обычного права. Одни и те же персоналии составляли сельский суд, разбиравший семейно-брачные дела по адату, а уголовные и, отчасти, земельные – по шариату. Они же рассматривали тяжбы тухумов и джамаатов и примиряли их. Право и суд на Северном Кавказе полностью не дифференцировались.
Главное — это совершенствование правления, а не административные переделы. Вспомните, ведь подобный полиюридизм существовал и в Советской России 20-х годов и во многом способствовал интеграции кавказцев в новообразованное государство. Коль скоро воинствующие атеисты-большевики смирились (на определённом этапе) с применением норм шариата в судопроизводстве, я не вижу причин, по которым и нынешним властям нельзя было бы попытаться внедрить его уже в наше время, тем более что недовольство и недоверие к правоохранительной и судебной системам продолжают расти. Разрешение, согласно нормам шариата, некоторых категорий земельных, семейных, наследственных дел, дел, связанных с преступлениями против личности средней тяжести, – привело бы к снижению напряжённости в обществе и значительному снижению расходов и нагрузки на судебную систему
И.М: Партийный процесс. Какая партия и как будет перерождаться? Чем завершится эпоха партийного строительства, начатая с декабря 1993 года? Кто главный зодчий партстроительства? Действительно ли Сурков? Если да, то почему он? Не было иных специалистов, или Владислав Иванович – мастер во всём? Какая, кстати, у него базовая специальность?
Можно ли сказать, что в России идёт процесс формирования двух главных партий по типажу республиканской (национал-патриотической, великодержавной, индустриально-тяжелопромышленно-энергетической) и демократической (предпринимательской, гражданско-обывательской, общественной)?
Ш.Х.: Определённого рода метаморфозы в той или иной степени коснутся всех партий. Партийный процесс не статичен, и те, кто делает политику, должны живо реагировать на новые вызовы. Изменения политических, экономических, социальных, международно-правовых, демографических реалий обуславливают появление новых партийных лозунгов, риторики, основных целей и задач, вокруг которых ведётся партстроительство.
Если говорить об избирательной системе, то надо напомнить читателям, что начиная с 2007 года, в неё были внесены значительные изменения. Переход от смешанной к чисто пропорциональной системе привёл и к организационным, и к политическим последствиям. Кандидатам более нет нужды показывать двойную лояльность: губернатору и партийной верхушке (к Кавказу это относится в меньшей степени). В региональных списках оказалось немало «засланцев»-варягов. Зато сами партсписки были дробно регионализированы, что выгодно отличает нашу систему от вариантов пропорциональной системы, используемых в Украине и Казахстане.
СПРАВКА № 1: По мнению эксперта Николая Петрова, в новой избирательной системе резко повысилась «цена» за активное избирательное право, и значительно уменьшилось число участников-партий, которым к тому же теперь было запрещено не только создавать коалиции, но и включать в свои списки «чужих». Пассивные избирательные права большинства граждан оказались в итоге существенно ограниченными, партийные силы были разобщены, а административный ресурс, напротив – предельно консолидирован. И это не только разные этажи собственно администраций – от президентской до муниципальной – это и избиркомы, и суды, и следственные органы. Собранные в одном кулаке они позволяют по всей строгости изощрённого избирательного закона наказывать одних и миловать других.
Отказ от смешанной системы с её одномандатными округами привёл к отрыву выборов от почвы, а представительство региональных интересов в федеральном парламенте резко упало. В России, в целом, и особенно на Кавказе избиратели склонны голосовать за или против конкретного кандидата, личности, а не партии (исключением, пожалуй, является только КПРФ, которая по-прежнему имеет довольно много сторонников). На самом деле большинство дагестанцев смутно представляют себе то, чем именно разнятся между собой «единороссы» и «справедливороссы».
Ясно и то, что привычность и понятность рядовым гражданам – одно из важнейших достоинств избирательной системы, которого наша новая система пока лишена.
Вернёмся к исходному вопросу… Что на данный момент из себя представляет партийно-политическая система? Сегодня она формируется не по линии консерватизм-либерализм или социализм-либерализм, а по оригинальным отечественным линиям политических делений. Все четыре прошедшие в Государственную Думу пятого созыва партии по риторике и программам являются этатистскими (державническими) (Интервью писалось за полтора месяца до выборов в Госдуму – «ЧК».).
При этом факт того, что «Единая Россия» является, по сути, правоцентристской партией и представляет в парламенте в первую очередь интересы государственно-олигархического капитала, не подлежит сомнению. Откровенно анти-государственнические же политические группы (СПС, Яблоко) в 2008 году избирателем были отвергнуты полностью, и вряд ли отношение к ним кардинально изменилось за последние три года.
Компетенция и «объёмы» государства трактуются российскими парламентскими партиями по-разному, но ни одна из них, по крайней мере официально, не поддерживает идеалы «маленького государства» и тем более не выступает за постепенное попадание России под чужой контроль.
И.М.: Откровенно говоря, идеал ма-а-а-а-а-а-ленького, но чрезвычайно компетентного государства (аппарата управления обществом) – отличительная черта «Черновика». В газете исповедуются разные представления о государственном устройстве, но доминирует точка зрения, что страна должна быть большой и мощной, а государство – компактным и суперкомпетентным. Большое рыхлое институциональное образование со всё растущей численностью служащих сложно назвать эффективным государством. Ведь главная задача государства при буржуазном устройстве – качественное оказание социальных функций. И, представьте себе, если все граждане в стране станут государственными и муниципальными служащими, то кому они будут оказывать социальные услуги? А кто будет работать на полях, угольных карьерах? Кто будет производить, ведь все будут заняты выполнением социальных функций? Иначе компетенции государства-колосса на глиняных ножках будут расти, а компетентность – катастрофически иссякать.
Ш.Х.: Под «маленьким государством» я имею в виду не количественные показатели структуры государственного аппарата (огромную армию чиновников и служащих действительно надо сокращать), а степень вовлечённости государственного аппарата в макроэкономические процессы и артикуляцию основных направлений развития страны в целом.
Если говорить об успехах партии власти, не без проблем и, конечно, не без помощи административного ресурса, но «Единая Россия» продемонстрировала свою эффективность как электоральная партия, то есть механизм по мобилизации населения для волеизъявления по тому или иному вопросу. Но можно ли считать, что этим сделан существенный шаг в развитии данной структуры от фазы квазипартийности i] (имитации подлинной политической партии в общепринятом смысле этого слова) или протопартийности [ii] (первичной, политически и идеологически не развитой партии) к фазе полноценной партийности?
Скорее нет, чем да. Потому что важнейшими признаками, свойственными подлинной партийной организации, являются ясная идеология и чёткая стратегия по развитию страны. За более чем десятилетнюю историю «Единой России» ни один из её функционеров не удосужился представить нам внятную, с чёткой артикуляцией механизмов и инструментов партийную программу (если не считать таковой сомнительные «инициативы» Бориса Грызлова по лишению дотационных регионов статуса субъекта федерации). Есть только достаточно общие, если не сказать абстрактные, цели (построение социально ориентированного государства; многопартийная система; создание сильного гражданского общества; демократия; формирование среднего класса; сильная президентская власть – если суммировать, та же повестка, что и при Борисе Ельцине). Вместо этого нас периодически призывают поддержать «План Путина»,который избирателю предлагается скомпоновать самому из заявлений и действий бывшего президента и нынешнего премьер-министра. К бесспорным достоинствам такого призыва можно отнести индивидуальный подход – каждый может сообразить «План Путина» себе по душе. Но тут возникает вопрос: а что в итоге останется от «Единой России», каково будет её наполнение, если из неё уйдёт Владимир Путин?
Недавно Владимир Путин на расширенном заседании правления Торгово-промышленной палаты заявил о том, что России «не нужна Госдума, которая «послушно штампует» законы. Дума для этого и создаётся, чтобы ДУМАть». То есть и сам лидер «Единой России» осознаёт реальное положение дел в российской партийной системе, призывает к многопартийности и подлинному парламентаризму. Но если резюмировать, есть вероятность того, что Россия постепенно всё же придёт к полуторапартийной системе, подобной мексиканской или японской системам, которые мы могли наблюдать во второй половине XX века. В Мексике, например, одна партия почти 50 лет правила бессменно. А в Японии – либерально-демократическая партия вот уже много лет бессменно правит страной. Формально такие политические системы (в разных странах) могут казаться идентичными, но, по сути, неизбежно трансформируются и приобретают те или иные черты, в зависимости от политической культуры общества. В России и в Латинской Америке такого рода полуторапартийные системы неизбежно вырождаются в полуавторитарные или авторитарные (в худшем случае, диктаторские) режимы. Ведь в политике часто вожди и их окружение думают одно, а аппарат и масса карьеристов, заполняющих правящие квази-партии, неизбежно коммерциализируют высокие цели, «опуская» их до своего уровня. И тогда средство (власть) превращается в самоцель, а система приобретает отчётливые черты меркантилистской системы.
Касательно партстроительства, надо заметить, что версия, согласно которой ряд партий в нашей стране созданы при активнейшем участии первого заместителя главы администрации президента Владислава Суркова, очень популярна в СМИ (ранее в этом обвиняли Волошина, Березовского и др.). Причём речь идёт не только о «Единой России», но и о казалось бы, оппозиционном блоке «Правое Дело». Вынужденный выход из данного объединения совладельца группы ОНЭКСИМ Михаила Прохорова, который, кстати, потеряет почти треть из внесённых в партийную копилку 730 миллионов рублей, также связывают с Владиславом Юрьевичем. Возможно, на каком-то этапе известный бизнесмен показался Кремлю слишком независимым. Исключение же из партийного списка близкого к олигарху Евгения Ройзмана (он, видите ли, имел реальный тюремный срок. Как будто мало у нас депутатов с криминальным прошлым и настоящим) было лишь поводом для обострения конфликта. Сам Прохоров заявил, что «кидок» с партийными взносами был спланирован его оппонентами изначально, а Суркова назвал «кукловодом».
Среди других «кукол», прямо или опосредованно связанных с Кремлём, можно назвать такие объединения, как «Славянский Союз», «Движение против нелегальной иммиграции». Обе эти организации были запрещены, но на их базе было создано новое этнополитическое объединение «Русские», которым руководят всё те же персоналии вроде Дмитрия Демушкина и Александра Турика. Подобные движения, наряду с объединением болельщиков ФК Спартак «Фратрия» (в среде обывателей это красивое название мало кому знакомо, фанатов «Спартака» величают просто и без изысков – «хрюшки») «окучиваются» некоторыми чиновниками, представителями правоохранительных органов и бизнеса (например, «Лукойл») в следующих целях: усиление антиинородческих, в первую очередь антикавказских настроений; отвлечение внимания населения от реальной, а не вымышленной, «бело-воротничковой» преступности и коррупции во всех уровнях власти, приносящей стране колоссальный ущерб; направление общественного гнева в контролируемое русло с возможностью, после очередной громкой провокации, вроде бесчинств на Манежной площади, свалить всю вину на националистов, запретить какое-нибудь ДПНИ, а затем приложить руку к созданию нового ультранационалистического движения.
Одним из заметных инструментов партстроительства в своё время являлся Фонд Эффективной Политики Глеба Павловского, который помимо раскрутки нового лидера имел отношение и к созданию партии «Единая Россия».
Вообще надо сказать, что это сложный процесс, в котором задействовано множество различных игроков: от политтехнологов и имиджмэйкеров до финансово-промышленных пулов и администрации Президента.
И.М.: А какая есть альтернатива социализму и его исповедователям, не согласным со своим положением в современной России, и капитализму, который никак не может народиться и расстаться-таки с социалистической пуповиной? Сколь прозрачна перспектива России на капиталистических рельсах? Насколько в этой перспективе есть место для… национал-социализма? А для фашизма?
Ш.Х.: Национал-социализм, как и любой другой строй, базирующийся на идеологии расизма и ксенофобии, ведёт в никуда. Ни одно из государств, использующих сегрегацию[iii] как метод управления и государственного строительства, не было долговечным. Примеров множество: от античной Спарты, где, как известно, завоеватели (ахейцы и дорийцы) сделали покорённых микенцев своими рабами-«илотами», до III-го рейха в Германии и режима апартеида в ЮАР. Расизм, и фитна[iv], к которой она ведёт, – одни из наиболее богопротивных явлений в жизни общества. Пророк Мухаммад (с.а.с.) говорил: «Нет преимущества араба над не арабом, кроме богобоязненности (которую он может достичь, как и не араб), ибо самый благородный из вас — самый богобоязненный». Приведённый хадис был, по сути, базисом национальной политики в этнически «мозаичном» халифате и это, несомненно, способствовало жизнестойкости данного государственного образования. В такой же многонациональной, многосоставной и поликонфессиональной стране, как Россия, шовинизм особенно опасен и неминуемо приведёт к развалу державы. В настоящее время мы являемся свидетелями парадоксальной ситуации, при которой не регионы добиваются независимости, а наоборот, центр, в лице ангажированных политиков и публицистов регулярно вбрасывают в общество провокационные лозунги в духе «Хватит кормить Кавказ», «экстремизм на Кавказе не истребим», «отгородимся от них стеной», «пускай уничтожают друг друга». Подобная постановка вопроса не только влияет на общественное мнение и подготавливает население к возможному выходу Кавказа из состава России, но и больно бьёт по русско-кавказскому диалогу, лишая опоры в массах тех представителей кавказкой элиты, которые позиционируют себя как державники и патриоты государства российского.
Русской же элите в свою очередь необходимо чётко осознать следующее:
– сецессия[v] Северного Кавказа, за которую в едином порыве ратуют национал-шовинисты, скажем, Тор, Крылов, Константинов, или либералы, тот же Милов, не решит проблему терроризма в регионе и, тем более, не лишит кавказцев возможности жить и работать в России, по примеру того, как выход закавказских республик из состава СССР не приостановил, а скорее усилил приток азербайджанских, грузинских и армянских мигрантов в Москву и другие города страны;
– геноцид или депортация кавказцев, к которым призывают наиболее оторванные от реальности радикалы, в современной России попросту невозможны, в силу множества общеизвестных факторов. Подобные призывы стали востребованы в следствие того, что за последние 20 лет федеральной власти так и не удалось определить формы своего представительства, адекватные сложности проблем в регионе. Усиление федерального присутствия на Северном Кавказе происходит по мере обострения ситуации в той или иной республике и носит характер запаздывающего разрешения конфликта. Главная проблема — в отсутствии чёткой стратегии и скоординированных действий разных федеральных структур по её реализации, в недостаточном учёте местной специфики, реактивном характере принимаемых решений.
Один из главных элементов политики федерализма и многокультурности… В последние годы, кстати, говорить о так называемом поликультурализме стало чрезвычайно модно среди эстетствующих демагогов; я тут говорю лишь о подлинном многокультурном укладе. Так вот, ключевой элемент федерализма и многокультурности, необходимый для эффективного управления государством и обеспечения стабильности на Северном Кавказе, — сохранение и гарантированное обеспечение представительства северокавказского региона, в том числе и этнических общностей, на уровне федеральных органов власти. Но реализация этой политики имеет ряд препятствий, которые могут и должны бы преодолеваться. Среди этих трудностей:
а) отсутствие конституционных гарантий представительства малочисленных этносов в высших законодательных и исполнительных органах власти или хотя бы механизмов неофициальных соглашений и понимания значимости данного вопроса;
б) наличие у части представителей высшей федеральной власти бытовых антикавказских фобий и негласных (иногда и открытых) проявлений шовинизма;
в) недостаточная профессиональная подготовленность, слабая гражданская и дисциплинарная ответственность некоторых госслужащих и депутатов, представляющих Северный Кавказ; их неспособность преодолеть этническую и клановую солидарность во имя служения государству и закону.
В то же время положение русского народа как государствообразующего не должно подлежать сомнению. Государство, в котором национальное большинство чувствует себя ущемлённым и униженным, рано или поздно придёт к гражданской войне. Следовательно, жизненно важно найти разумный компромисс, который бы устраивал все заинтересованные стороны.
И.М.: Откуда у Вас такие широкие и вместе с тем основательные представления о ГОСУДАРСТВЕ и ОБЩЕСТВЕ? Теорию государства, общественно-экономических формаций и исторического процесса, как я понимаю, сейчас в вузах если и дают, то очень поверхностно. С кем ни приходится (из выпускников или старшекурсников наших вузов) беседовать на эту тему, они демонстрируют весьма скудные знания, но закреплённые гиперубеждённостью в правоте своих наивных представлений. Вы этому специально учились? Где? Ваша базовая специальность «Теория государства и права»?
Ш.Х.: Нет, в ДГУ моей специализацией было «Гражданское процессуальное право». В Университете Бирмингема я закончил программу МВА (Master of Business Administration), которая в России приравнивается к степени кандидата наук. В данной программе помимо финансов и экономики много внимания уделялось вопросам государственного управления и управления коллективами.
Не сказал бы, что предметы у нас «даются» абы как, поверхностно. Среди прочих такие модули, как «История государства и права Дагестана», «История государства и права зарубежных стран», «История политико-правовых учений» и «Политология» на юридическом факультете ДГУ были даны достаточно интересно и содержательно. В принципе объём, а порой и глубина знаний, даваемых в отечественных ВУЗах, всё ещё на порядок выше, чем в западной системе образования. Другое дело, что зачастую наши студенты, включая Вашего собеседника (улыбается), не достаточно мотивированы к учёбе, особенно к самостоятельной работе (хотя были, конечно, исключения – учащиеся, с которых мы, менее усердные, старались брать пример).
В Европе же наоборот, студенты, имеющие лишь несколько лекций и семинаров в неделю, проводят огромное количество времени в библиотеке, интернете и архивах. Устной формы сдачи экзаменов в Британии практически нет. К тому же приходится сдавать несколько курсовых работ (в том числе на электронных носителях) в семестре и работы эти проверяются на наличие плагиата с помощью специальной программы. Очень важный аспект английской системы образования – это ролевые игры и диспуты, в которых учащиеся стараются показать свою компетентность и лидерские качества. Плохое выступление грозит «потерей лица». Всё вышеперечисленное постоянно держит студентов в тонусе.
И.М.: Спасибо… За экскурс…
Есть ли какой-нибудь обобщённый образ оптимально-скроенного государственного аппарата нашей республики, который бы максимально использовал имеющийся потенциал? Сколько это в количестве людей, занятых в производстве товаров? А в численности – оказывающих услуги (исключая так называемые «услуги государственного и муниципального управления» и торговлю в чистом виде) речь только о сервисном обслуживании, медицинских и образовательных услугах?
Ш.Х.: Прежде чем попытаться дать более или менее содержательные ответы на Ваши вопросы, я думаю необходимо вкратце описать собственно структуру экономики и общества в современной России в целом (с её, порой, шокирующими особенностями). Известно, что по темпам и объёмам деиндустриализаци Россия (и, соответственно, многие из составляющих РФ регионов) стала лидером в Европе. 57% ВВП РФ составляет сервисная составляющая, что абсолютно неоправдано для страны с некогда мощнейшим индустриальным сектором и неконкурентноспособной на глобальном рынке сервисной составляющей. К тому же РФ не практикует (да в принципе и не сможет практиковать в ближайшей перспективе) аутсорсинг производственных мощностей в страны третьего мира, как это делает большинство из развитых стран Запада (включая Японию и Южную Корею). Поэтому, если для США или Великобритании высокая доля сервиса в ВВП имеет логичное объяснение, то в случае с нашей страной весь процесс переориентирования экономики в сферу услуг видится, скорее, одной из стратегических ловушек, призванных окончательно «добить» наукоёмкое производство и закрепить статус России как исключительно страны-экспортёра сырья, лишённой каких-либо амбиций на международной арене.
СПРАВКА № 2: По данным агентства «РИА Новости», общее население РФ в 2009 году составляло 132 миллиона человек, что почти на 11 миллионов меньше официальной цифры, обнародованной Росстатом по итогам переписи 2010 г. (к вопросу депопуляции и демографии я хотел бы вернуться позже, если позволит время). Из них (в млн человек): 76,560 (58%) – пенсионеры и люди предпенсионного возраста; 1,420 – военные, контрактники, вольнонаёмные, персонал вспомогательных предприятий, ВУЗов и конструкторских бюро; 2,140 – сотрудники ФСБ, ФСО, ФПС, ФАПСИ и СВР; 2,536 – сотрудники МВД, МЧС, ФМС и ВВ; 1,238 – сотрудники ФТС, налоговых, санитарных и прочих инспекций; 1,312 – чиновники лицензирующих, регистрирующих и контролирующих органов; 0, 091 – аппарат МИД и международных учреждений (СНГ, ООН, ЮНЕСКО, ПАСЕ и пр.), 1,253 – служащие прочих федеральных министерств и ведомств; 1,724 – клерки пенсионных, страховых и прочих фондов; 1,870 – депутаты и сотрудники властных структур и аппаратов всех уровней; 1,842 – нотариусы, сотрудники юридических бюро, адвокаты и… заключённые; 1,775 – персонал ЧОП, детективы и секьюрити; 0,412 – священнослужители и обслуживающий персонал религиозных и культовых сооружений; 7,790 – безработные (на 2010 год – 11,000); (данные по количеству занятых в сфере культуры отсутствуют).
Итого: 101,963,000 человек, не занятых непосредственно в производстве (за исключением определённого части из лиц предпенсионного и пенсионного возраста), и существуют за счёт бюджета и платёжеспособной части населения. Остаётся 30,037,000 человек, на которых вся промышленность, бизнес, крестьянские (фермерские) хозяйства. Сюда же входят занятые в сфере образования и медицины, несовершеннолетние, домохозяйки, лица без определённого места жительства, вынужденные переселенцы и беженцы.
Мы все знаем, что процесс деиндустрилизации прошёл в Дагестане в ещё более разрушительной форме, чем в целом по России. Предприятия, производившие несколько видов деталей продукта, а не целый продукт, лишились заказов (в основном от ВПК) и оказались неподготовленными к новым экономическим реалиям. Те заводы и фабрики, которым удалось сохраниться, как правило, не нагружены на 100%. У меня нет точной цифры по количеству занятых в производстве, но наверняка она не превышает 7–9% процентов от трудоспособного населения. В то время как по количеству занятых услугами государственного и муниципального управления мы, несомненно, являемся лидерами по стране.
Если говорить о том, кто и кого кормит в России, картина получится очень запутанная и неоднозначная. Экономисты напоминают, что из 83 регионов страны 70 (84%) являются по-прежнему дотационными. А в них между тем проживают более 75% населения РФ. На Москву при этом приходится 23% суммарного ВРП страны, 20% денежных доходов россиян, 17% оборота розничной торговли.
Особо рьяным провокаторам, горлопанящим «Хватит кормить Кавказ», стоит напомнить, что 14 некавказских регионов с суммарным населением 4.9 млн человек дотируются в размере 112 млрд рублей в год. А весь Северный Кавказ с населением 7 млн человек дотируется суммой всего 69 млрд рублей в год, что составляет около 1,5% средств федерального бюджета, и не более 15% — из Фонда федеральной поддержки регионов.
На душу населения эти средства для выравнивания бюджетной обеспеченности распределяются таким образом, что на 1-м месте в далёком отрыве от всех располагается Камчатский край (65008 руб./чел.), на 2-м — Магаданская область (52747 руб./чел.); и лишь на 7-й позиции — Ингушетия (12863 руб./чел.), а на 10-11-й — Дагестан (11092 руб./чел.) и Чечня (10307 руб./чел.) соответственно (данные за 2010 год взяты из статьи Балацкого Е.В., Екимовой Н.А. «Финансовая несостоятельность регионов и межбюджетные отношения»: http://www.kapital-rus.ru/articles/article/176802/).
СПРАВКА № 3: Согласно проекту федеральной целевой программы (ФЦП) по развитию Северного Кавказа, обнародованному летом на сайте Минрегиона, общие затраты на её реализацию должны составить порядка 3,9 трлн рублей до 2025 года, из которых 2,7 трлн — из федерального бюджета. На 2012–2014 годы было запрошено 357,7 млрд. В проекте бюджета на 2012–2014 годы, который рассматривается в Госдуме, заложено менее 30% этой суммы. Вскоре после публикации проекта документа Минфин дал понять, что не согласует такие цифры.
Самая дорогая ФЦП, действующая сейчас на территории Северо-Кавказского федерального округа, — «Юг России». Она рассчитана на 2008–2013 годы, общий объём финансирования — 145 млрд рублей, из которых 52 млрд выделяет федеральный бюджет. Срок действия второй по стоимости программы по социально-экономическому развитию Чеченской республики заканчивается в этом году. На неё было потрачено 124 млрд, причём почти 112 млрд — из федерального бюджета. Продолжит работать ФЦП по развитию Ингушетии, но по ней в ближайшие три года республика получит только 3 млрд рублей, общая стоимость программы — 32 млрд. Отдельной ФЦП по развитию Дагестана нет.
По словам депутата Госдумы Ахмара Завгаева, в этом году Чеченская республика получила из бюджета порядка 50 млрд рублей, Ставропольский край — около 18 млрд, подсчитал депутат Василий Зиновьев, а Дагестан — примерно 55–56 млрд рублей, оценил депутат ГД Гаджимет Сафаралиев.
И.М.: Сколько должна республика производить добавочной стоимости (ВРП, валовый региональный продукт), чтобы дагестанца можно было достойно сравнивать в ряду европейских граждан, а бюджет был бы наполняем на все 100% собственными налогами? Сколько это долларов на душе населения, по-вашему?
Вы же согласны, что конечный итог интеграции Дагестана в Россию (какой бы то ни было общественно-экономической формации – самодержавие, социализм, капитализм или фашизм) это самофинансируемый, самодостаточный регион в неделимом российском государстве? Так может быть есть смысл самим идти по этому направлению (раньше сядешь – раньше выйдешь J), не дожидаясь пока нацистский слоган «Хватит кормить Кавказ!» станет горькой явью? Давайте, может быть, попробуем сами прокормиться?
Сколько же Дагестан зарабатывает и получает из центра? Давайте приведём в качестве примера республиканский бюджет на 2009 год: расходы — 67 603,7 млн рублей; доходы — 64 673,4 млн рублей, в том числе: поступления от налогов и сборов — 13 984,4 млн рублей; трансферт и финансовая помощь из федерального бюджета — 50 689,0 млн рублей. ВРП РД в 2004 году составил 80 712,1 млн рублей; в 2009 году – 265 092,2 млн рублей. В 2010 году – уже 292 130,5 млн рублей (то есть около $10 млрд.). То есть согласно официальной статистике, валовый региональный продукт за 6 лет увеличился более чем в 3.5 раза!? Давайте зададим читателям вопрос: «а ощутили ли они на себе столь существенный рост важнейшего экономического показателя?». Скорее всего большинство из них ответят «нет». Вывод – либо система учёта показателей ВРП ведётся с нарушениями, либо многократная разница в денежном исчислении никак не влияет на уровень собираемости налогов в республике.
Сколько должна республика производить добавочной стоимости, чтобы дагестанца можно было достойно сравнивать в ряду европейских граждан? Если мы вы вспомним начало 2000-х, то программой минимум для Правительства РФ было достижение такого же уровня благосостояния граждан, как в Португалии. В течение последних нескольких месяцев, эта республика с иберийского полуострова уверенно движется к банкротству (12.5% уровень безработицы (с учётом сезонных колебаний), инфляция – 4.2%, неработающие предприятия и подорванная индустрия туризма, и самое главное –государственный долг – 93.3% от ВВП). Но даже в то время, 8–9 лет назад, данная страна в экономическом и социальном плане была наименее развитой среди других государств Западной Европы. Тем не менее уровень ВВП на душу населения по паритету покупательской способности (ППС) в $ 23 262 позволял Португалии в 2010 году находиться на 39-ом месте (по соседству с Барбадосом, Саудовской Аравией и Чехией) в соответствующем рейтинге Международного Валютного Фонда (МВФ). Для сравнения, тот же индикатор для РФ составлял $ 15 612 (но разница в доходах между богатыми и бедными намного выше, чем в Европе). Теперь давайте представим себе, что случилось «о, чудо!», и мы в Дагестане имеем ВВП на душу населения (употребление термина ВРП здесь, по понятным причинам, неуместно; тогда это было бы не чудом, а дерзкой фантасмагорией), равный португальскому. Чему же будет равен в результате валовый внутренний продукт Республики Дагестан? Умножаем 23 262 на 2 700 763 (количество населения, без вычета 700 тысяч человек, проживающих за пределами республики), получаем $ 62 819,6 млрд. Эта сумма в 6 с лишним раз выше нашего ВРП на 2010 год с его значительной федеральной составляющей, больше ВВП (ППС) Словении ($56 663 млрд.) (номинальный ВВП $47 733 млрд.) с её не самой слабой туристической индустрией, и даже больше номинального ВВП Республики Беларусь ($54 713 млрд) (ВВП (ППС) $131 535 млрд.), имеющей 10-ти миллионное население, достаточно развитое машиностроение, мощный агропромышленный сектор и президента, ясно представляющего себе суть и природу приватизационных процессов в СНГ и борющегося с олигархией, вопреки колоссальному давление извне. Даже если представить, что мы говорим о ВРП, и вычесть добавленную стоимость по нерыночным коллективным услугам (на оборону, управление и т. д.), «португальские» показатели, при существующих на данный момент производственных мощностях, сфере услуг и профессиональных кадрах (как индикатор качества дагестанского образования можно привести тот факт, что многие дипломированные специалисты из нашей республики, переехав в Москву или Питер, работают охранниками и таксистами. И к сожалению, дело тут не только в том, что наших «зажимают».) в Дагестане просто невозможны.
И.М.: Какие министерства Вы считали бы для республики ключевыми, а каких не стали бы учреждать вообще? Почему?
В кабинете министров Касьянова в начале нулевых, по словам одного из его заместителей, дублировалось более тысячи функций! Вдумайтесь в эти цифры! Более 2-х десятков министерств и ведомств, дублирующих столь огромное количество направлений государственной деятельности!? Учитывая, что со времени премьерства Путина более 500 полномочий были выведены из сферы президентской власти и переданы правительству, надо полагать путаницы и абсолютно неуместной конкуренции между ведомствами стало в разы больше. Как известно из «теории нелинейных процессов», отсутствие личной ответственности ведёт к беспорядку, который, в свою очередь, ведёт к катастрофам. Если судить по тому, как часто у нас происходят аварии на транспорте, ГЭС и в шахтах, мы уже находимся в фазе острого технологического кризиса и изношенности основных мощностей вкупе с отвратительной техникой безопасности и повсеместным разгильдяйством. Одной из причин данной ситуации является неопределённость и «размытость» полномочий различных лицензирующих, регистрирующих и контролирующих органов. Касательно возможностей реформирования кабинета министров РД, то, конечно же, надо сокращать количество «портфелей». Не то чтобы данная мера привела к существенной экономии средств в республике с одним из высочайших уровней коррупции в стране. Но, тем не менее, никакая реформа и работа по улучшению управления в Дагестане невозможны без сокращения административных расходов и ликвидации лишних «кормушек». Есть пример Бразилии, где в одно время функционировало лишь 3 федеральных министерства: инфраструктуры внутренних дел и иностранных дел. И ничего, коллапса не произошло. Для нормального функционирования и развития экономической и социальной инфраструктуры Дагестана нужны только 6 министерств. Это Министерство финансов, Министерство экономики, труда и социального развития, Министерство образования и науки, Министерство здравоохранения, Министерство сельского хозяйства, Министерство внутренних дел. Я согласен с авторами из «ЧК», писавшими о том, что не совсем понятно, какая есть необходимость в Министерстве земельных и имущественных отношений, а также Министерстве природных ресурсов, Министерстве по делам молодёжи и Министерстве по делам инвестиций и внешнеэкономических связей. Все данные ведомства могут работать в качестве структурных подразделений Министерства экономики, труда и социального развития и Министерства образования и науки. Такие «эксклюзивные» республиканские ведомства, как Дагвино, вообще нет необходимости наделять даже статусом комитета. Рискую быть названным дилетантом, но виноград – это такая же сельскохозяйственная культура, как и всё остальное. У нас интенсивно выращивают и картофель, и лук, и капусту. И что теперь, для каждого овоща свое министерство создавать? Несмотря на важность виноградарства для экономики республики, нет оснований для раздутия и без того немалого бюрократического аппарата. Полагаю, в министерстве сельского хозяйства найдутся специалисты, способные работать и по данной отрасли.
И.М.: Почему для дагестанцев ТАК притягательна государственная служба, но не бизнес? Вы бы хотели создать бизнес? Что мешает Вам и другим способным, умным и притязательным людям начать своё дело? Есть ли какие-нибудь препятствия тому? Эти препятствия просто какие-то барьеры, зиждущиеся на чиновничьем «хочу-не хочу», или это институциональные препятствия?
Ш.Х.: Препятствий для того, чтобы открыть своё дело и успешно его развивать, в Дагестане достаточно. В дополнение к таким общероссийским проблемам, как огромное количество документов, необходимых для регистрации бизнеса, длительность их получения, бесконечные инспекции проверяющих органов, порой дублирующих функции друг друга (в общем, всё то, что принято называть бюрократическими препонами), в нашей республике существуют свои специфические нюансы, делающие предпринимательство ещё более сложным и нерентабельным занятием. В первую очередь, это практически поголовная вовлечённость представителей всех ветвей власти в бизнес. В ситуации, когда одно и то же лицо занимается каким-либо видом производственной или сервисной деятельности, и в то же время занимает пост, позволяющий контролировать и регулировать данную сферу, честная конкурентная борьба на рынке просто невозможна. Клановость ещё больше усугубляет данную проблему – если даже ваша компания и не встала на пути организации, принадлежащей бюрократу, то, возможно, она мешает бизнесу близкого родственника данного чиновника.
Государственная служба и служба в правоохранительной системе прежде всего привлекают тем, что они дают чувство защищённости. Трудно поверить в то, что столь большое количество молодых людей в Дагестане с юных лет мечтали стать милиционерами, чиновниками различных министерств и ведомств. Но в ситуации, когда творческая профессия не обеспечивает достойного дохода, а занятие бизнесом сопряжено со множеством рисков и проблем, работу в государственном секторе воспринимают как что-то надёжное и приносящее стабильный заработок (хотя порой и не очень высокий). К тому же в сознании дагестанцев роль берущего взятку более привлекательна, чем роль дающего. Всё это вкупе с не достаточно развитым производственным сектором создало республику, в которой царит коррупция и произвол, и как результат, чувство неудовлетворённости и недоверия к государству как системе. Остаётся только удивляться, что при всей сложности ведения бизнеса в нашей республике Дагестан остаётся одним из лидеров страны по количеству индивидуальных предпринимателей. И объясняется это не только отсутствием рабочих мест в государственном секторе, но и удивительной энергичностью и предприимчивостью наших людей.
И.М.: Ваше мнение о британском бунте. В чём причина массового выхода людей на улицы, кто автор и адресат этих протестов?
Ш.Х.: Для меня события в Объединённом Королевстве не были чем-то совершенно неожиданным. Как, впрочем, и неадекватные интерпретации этих беспорядков. Как ни странно, эксперты практически не затронули тему ювенальной юстиции применительно к последним шопинг бунтам. И это при том, что большинство из участвовавших в беспорядках были подростками. Так вот, ювенальная юстиция декларирует приоритет воспитания над наказанием. Крайне редко несовершеннолетние получают более суровое наказание, чем пробация (нахождение под наблюдением службы пробации сроком от 1 до 3 лет) или предоставление бесплатных услуг обществу, сроком от 40 до 240 часов. Но самое страшное, это то, что, делая акцент на воспитании, создатели ювенальной системы существенно ограничивают права родителей во взаимоотношениях с детьми. В сегодняшней Европе отец или мать сильно рискуют, если попытаются проверить почту ребёнка, указать ему, с кем дружить, а с кем нет, заставить его сделать домашнее задание или прибраться у себя в комнате. Органы опеки и попечительства всегда готовы принять жалобы ребёнка и реагируют мгновенно. Нередки случаи, когда данные структуры проводят длительные расследования и беседы с родителями или даже отбирают ребёнка по пустяковому поводу (как ни странно, при столь тщательном контроле случаи, при которых действительно имеет место жестокое обращение с детьми, нередко остаются невыявленными, либо проигнорированными). Порой дети выдумывают всякие ситуации и доносят на папу или маму, чтобы им насолить. Естественно, что в силу возраста они не осознают всего вреда, причиняемого семье. Что касается вдохновителей и творцов ювенальной революции, то они-то прекрасно понимают, что делают. Фактически идёт планомерное разрушение института семьи. Родители существенно ограничены в своих правах, и подросток остаётся один на один с идеологической машиной (кинофильмы, дегенеративные телешоу, музыка и литература), проповедующей индивидуализм, эгоцентризм и гедонистический образ жизни. Задача воспитания гармоничной личности, с чёткими понятиями о добре и зле, дозволенном и запретном, становится всё более трудновыполнимой. В результате улицы Британии полны асоциальных и агрессивных молодых людей, не признающих никаких авторитетов (кроме, пожалуй, главарей местных полукриминальных группировок). Страницы газет регулярно напоминают читателю о том или ином эпизоде так называемой «post code war», т. е. «войны почтовых индексов» или, проще говоря, «разборках» между выходцами из разных кварталов (хотя порой происходят и внутрирайонные столкновения). В прошлом году вся Британия бурно обсуждала инцидент, произошедший в Лондонском метро. Тогда около 15 подростков обоих полов, вооружённые битами и мачете, средь бела дня в присутствии многочисленных очевидцев убили представителя конкурирующей группировки. Такой цинизм и хладнокровие малолетних преступников (большинству из них было от 12 до 15 лет) вполне объяснимы, если принимать во внимание все аспекты исполнения наказания в стране, прежде всего его чрезмерную либеральность и, как следствие, фактическое потворство преступному поведению, вседозволенность и безнаказанность.
[i] Квази... (от лат. quasi — нечто вроде, как будто, как бы), составная часть сложных слов, соответствующая по значению словам: «якобы», «мнимый», «ложный» (например, квазиучёный).
[ii] Прото... [гр. protos - первый] – первая составная часть сложных слов, обозначающая «первоначальный», «первичный», например, проторенессанс;
[iii] Сегрегация…(позднелат. segregatio — отделение) — политика принудительного отделения какой-либо группы населения. Обычно упоминается как одна из форм религиозной и расовой дискриминации (отделение группы по расовому или этническому признаку).
[iv] Фитна (араб.) – один из вариантов перевода слова – смута, разногласие, раскол.
[v] Сеце́ссия (лат. secessio) — выход из состава государства (как правило, федеративного) какой-либо его части (как правило, субъекта федерации).
- 8 просмотров