[ ЖЗД. Жизнь Замечательных Дагестанцев. (Продолжение. Начало в «ЧК» № 43 от 23.10.2009 г.) ]

– Муху Алиеву не повезло: в отличие от Деда, он поздно укрепился в номенклатурно-ответственной системе. По существу, раньше он и не принадлежал к номенклатуре: вся полнота решений и, естественно, допуск к распределению результатов этих решений всегда принадлежали Деду. А тот на протяжении 15 лет держал Муху на расстоянии вытянутой руки, не приближая, но и не отдаляя, чтобы в реальное действо не вмешивался и ничего своего без надзора «сверху» не предпринимал. Таким образом, президент оказался не так запорчен номенклатурным мышлением. Поэтому он чувствует и понимает людей гораздо лучше, чем те, кто составлял номенклатуру при Деде. И гораздо лучше людей из собственного окружения, тех, кто перебрался на чиновничьи «козлы» раньше, чем президент оказался в эпицентре новой, уже своей номенклатуры. Здесь его давние соратники – те, кто с годами сумел доказать ему свою рабочую эффективность, равно как и личную преданность. Кое-кто достался ему в наследство от Деда, но успел на практике подтвердить своё право находиться в новой команде. Но для всех, в том числе и для соратников и даже для самых закадычных друзей, знакомство с новым руководителем республики – неизбежная стадия построения общения. Если вы знали президента и общались с ним задолго до того, как он им стал, это вовсе не означает, что вам не придётся узнавать его заново, что называется, с чистого листа. Взаимное доверие и симпатия никуда не денутся, но… забудьте про привычные прогулки перед сном и беседы о программе модернизации республики: вас разделила пропасть, стена, пустыня Гоби.

– Президентские СОратники. Уже по написанию видно, на чём именно я акцентирую внимание читателей: в начале своей деятельности любой президентский союзник ощущает себя ВЕЛИЧИНОЙ. Соответственно он начинает произносить слово «соратники» с надлежащим пафосом, ведь у него отныне появляется возможность поставить себе на услужение немножечко президентского потенциала, подержаться, скажем так, за скипетр власти. Вначале как-то не думается, что слово всё-таки предполагает иное – героическую жертвенность во имя лидера-ратника-ратоборца. Эта туманность вокруг внутренних установок через месяц-другой проясняется. Тут обнаруживается, что все, кто приходит к президенту в «команду», во-первых, не очень желают жертвовать, скорее, ждут жертвы от него самого, а во-вторых, не очень дорожат своим постом-должностью. Ведь никто из неофитов власти за свою должность не платил. Бог дал, Бог взял – примерно так отнеслись бы к «бесплатному» приглашению во власть и последующему отчуждению от неё люди, которые просто хотели быть в команде, но не подряжались биться за президентскую идею… А составная-то часть слова «соратник» – главная! корневая!! смыслообразующая!!! его часть – подразумевает битву, ратное дело. Вот и получается, что у президента нет соратников, есть только работники…

При Деде во власть просто так не приходили. Должности продавались/покупались, поэтому ими дорожили и отжимали из них всё, что можно было. Навар становился исключительным смыслом деятельности всех без исключения подразделений власти.

Дед членов своей команды не обижал, не трогал, да и не мог он их тронуть, даже потеснить не мог – целая проблема: места-то куплены. Поэтому, если, не дай бог, случалась гибель обладателя купленной должности, на его место приходили ближайшие родственники погибшего. Ни образование, ни знание, ни харизма в счёт не шли – только его величество доллар. Так вот, как ни парадоксально, в той системе пестовались СОРАТНИКИ (без кавычек). Все оставались при своих: Дед не вмешивался в дела своих вассалов, тем более в дела вассалов своих вассалов, а его вассалы жертвенно подставляли свои сердца под стрелы огненные врагов Деда. Ведь лишись Дед власти, все его вассалы должны были начинать с нуля, а то и с минуса. Врагов у дедовских вассалов накопилось много, и, если б политическое руководство республики возглавил человек, за спиной которого находились непримиримые оппозиционеры прошлой власти, многие вынуждены были б срываться с насиженных мест – в Москву, Питер, Париж... Куда угодно, только б не попасть в услужение к «новым», а то и на зону. Вот почему, когда Дед понял, что «всё, пора, теперь точно не оставят», он выбрал наиболее безболезненный переход власти – к Муху Алиеву.

И, в принципе, всё действительно прошло для старых бюрократов безболезненно, никому никуда срываться не пришлось – гражданское согласие как никогда стало соответствовать пословице «Каждой сестре по серьге». Правда, на фоне абсолютно мирного процесса сохранения и перераспределения должностей у президента случился какой-то нелепый брык. Поразительно, но самое лучшее, что было у Деда, единственное его прогрессивное наследие – сын Магомедсалам – оказался единственной же жертвой кадровой политики Муху Алиева. Умница, интеллектуал, действительный доктор наук, человек на 99 % не ответственный за губительное мировоззрение своего отца (которого он не мог не поддерживать как отца), был выбран для Муху Гимбатовича в качестве козла отпущения. Выбран теми, кто быстренько смекнул, что, судя по всему, президент большой жертвы не жаждет – ему нужен лишь символ социальной справедливости, символ очищения от скверны. А кто быстрее подсунет, предложит президенту жертвенного барана, тот ещё и в фаворе окажется. Вот и постарались подковёрные соратнички, мажордомы паркетные – все постарались, по коллегиальному согласию.

Дедовские вассалы сохранили неправедно нажитое, сохранились многие министерства и службы. За каждое неэффективное звено государственной власти президент, конечно же, брался: он неистово пытался реорганизовать управление экономикой, но… Всё это делалось по своему (далеко не экономическому) пониманию и желанию мелких реваншистов, которые решали свои кадровые микрозадачки. Президент закрывал учреждения, обещая отрешаемым от руководства другую равноценную работу, но работы в таком количестве в государственных органах по определению быть не может. Поэтому Муху Гимбатович одарял отрешаемых «счастьем» быть его советниками. Сегодня у него бесчисленное множество советников без определённых функций и специальных знаний, необходимых для того, чтобы советовать. Президент реализовал очень много конструктивных решений по укрупнению чрезвычайно распылённых ведомств с дублирующими функциями (дедовская политика распродажи должностей требовала, чтобы «товар» постоянно пополнялся новым ассортиментом, поэтому должностей было пруд пруди). Вместе с тем у Муху Алиева наметились «свои тараканы»: непрагматическая установка на равнопропорциональное национальное квотирование требовала при освобождении представителя какой-либо нации от должности (как правило, ключевой) восполнять национальную «потерю» на другом участке. Поэтому за период первого президентства понасоздавалось множество каких-то ведомств (в том числе и министерств) с неясными функциями, неочевидной программой и скоморошеским поведением назначенных по «квотному» принципу руководителей. В кругу интеллигенции таких руководителей стали называть жертвами нацквотирования.

 

Основная проблема 

– Окружение президента – его основная проблема, самое уязвимое место. За это его постоянно критикуют. Причём одни из его окружения критикуют его за… других из того же круга. Привлечь новых людей в команду очень сложно, избавиться от старых практически невозможно, поскольку именно они обросли запутанной системой взаимных связей, уступок, недоговорок или договорённостей. Это оч-ч-чень прочная паутина, практически родственные отношения. При этом люди в команде ведь не всегда развиваются, часто они закостеневают. И когда критикуют ретроградов, они зачастую переводят критику лично на Алиева. А заменить одних на других, как уже было сказано, это колоссальная проблема – все потенциальные назначения возможны из одной и той же колоды. Новые имена, конечно, появились. Но, во-первых, это исключение, а во-вторых, исключение не всегда приятное: лишь в двух случаях из десяти «новобранцы» не оказались замараны старым дёгтем.

О нравах и своеобразном понимании в Белом доме управленческой, административной воли или утраты политического влияния... Допустим, за один из важных участков избирательной кампании отвечает господин Халитов. Стратег, организатор «серых» схем, воевода огромной сети теризбиркомов. Естественно, на аудиенцию с президентом по этому вопросу у него приоритет перед кем бы то ни было, даже перед Адамом Алиевым. Любые изменения, предложения президентских оппонентов по вопросам выборов, новая конфигурация кандидатов-претендентов – исключительная компетенция Халитова на доклад президенту. И представьте себе: по одному из этого блока вопросов к Муху Гимбатовичу прорывается некто другой…

Это – тревожный сигнал! Чтобы с тобой считался Первый, свою территорию надо удерживать клыками. Если, к примеру, помимо Халитова, кто-нибудь иной зашёл бы к президенту с конъюнктурным предложением по избирательным делам, вопрос о компетентности Магомеда Халитовича встал бы задолго до того, как президент решил бы по доброй воле заменить его Магомедом Дибировым. Этот вопрос стал бы личной проблемой президента. В политике вообще опасно не уметь защищать свою территорию – можно потерять и территорию, и компетенцию, уйти на дно.

      Я отмечал как-то особенность принятия Муху Алиевым сложных управленческих решений. Так вот, он никогда не даёт одной группе окончательно «забить» другую. Проанализировав, переждав (может быть, даже слишком инертно), президент разводит противоборствующие группировки. Это не всегда ликвидирует почву для склок и ссор, но на некоторое время открытая агрессия становится латентной, а у президента появляется оперативный простор для принятия более основательных и взвешенных решений. Зато потом неминуемо возникнет ситуация, когда президент, разобравшись, что и кому здесь выгодно, просто перестанет помогать одной из сторон конфликта. Ведь во власти (в разумно организованной власти) не всегда запрещают и ломают. Там иногда просто перестают держать на плаву – отдают, так сказать, на Судьбы волю вольную, что для многих означает неминуемую политическую и деловую смерть.

 

Любимчики и вассалы 

– Дагестан мало того что социал-феодален, поражён хазарско-гуннской культурной традицией. Ему присущ лёгкий флёр исламизации и одновременно славянизации. Пролетарская культура сорокаградусного пития и джамаатско-общинная аскетическая демократия. Отуречивание и персизм. Хаос… В государственном правлении это одновременно и «мадридский двор», и «Византия». Здесь думают одно, говорят другое и… вы зря думаете: делают третье – никто ничего не делает, все имитируют деятельность. Система коварная и беспощадная. Здесь любая попытка одного из визирей возвыситься, уйти в отрыв, в финишный спурт моментально пресекается визирями второго, третьего уровня.

На ваш конкретный вопрос я частично ответил в предыдущей части нашего интервью, в сюжетной линии вокруг «своих олигархов» и «не своих»: Сулеймана Керимова и Шамиля (Ризвана) Исаева. Фаворитов же у Алиева много, вернее, много раз обновляющихся фаворитов. Каждая новая волна любимчиков сперва набирается от президента потенциала, так сказать, намагничивается от президентской власти, а затем начинает подмагничивать свою собственную свиту. Причём в этом хаосе гуннско-хазарской дикости постоянно присутствует ещё элемент цивилизационных отношений средневековой Франции: как и там, в нашем королевстве «вассал моего вассала не мой вассал». Что на простяцком языке означает: намагнитившийся фаворит намагничивает своих вассалов, становясь сильным вовсе не для того, чтобы переподчинить свою окрепшую нукерскую знать президенту. Фаворита очень быстро зашкаливает от чувства преисполненного совершенства и… он потихонечку разрабатывает программу дальнейшего укрепления, вплотную прижавшись к спине президента, а через его плечо заглядываясь на президента будущего. Президент довольно скоро начинает ощущать это заглядывание через своё плечо на оппонентов и быстро приводит отношения с фаворитом к реституции (первоначальному, исходному положению). Очень скоро шустрик перестаёт быть не только фаворитом, но и вообще политиком, его лихорадит от первых признаков политической гангрены – о нём забыли, на плаву не удержали. А из политического небытия, хоть и кратковременного, возврата не бывает...

Вот так будут оттираться от власти людишки с замашками мошенников, авантюристы, «временщики», «социальная пена», «поплавки»… А на смену им придут – уже идут! – молодые… вернее, относительно молодые политики 33 – 55 лет. Сперва они вынуждены будут доказать свою состоятельность в бизнесе, лишь затем укрупнившийся бизнес по-лоббистски начнёт их продвигать во власть. И когда они выйдут на первый план, произойдёт мощный отрыв по уровню профессионализма в исполнительной власти. Новая генерация дагестанских политиков в мгновение ока сметёт закисших в управленческих креслах людей с кисло-капустным мещанским мышлением. Скорее всего, это будет при новом президенте…

 

Верные ориентиры 

– Ну почему же? Урагана, действительно, нет, но ветерок есть, вполне ощутимо дует. Это не заслуга президента Алиева, просто федеральная власть тоже меняется. Кремль нуждается в унификации управления, поэтому что на востоке, что на юге идут общие процессы. При Медведеве ещё более ясными стали стандарты демократии в сфере образования, менеджмента. Поэтому, к примеру, так кардинально меняется общеобразовательная школа. ЕГЭ, к примеру, – разве не революция? Плохо начатая, но саморегулирующаяся, самоисправляющаяся системная революция. Сегодня за семьдесят процентов учеников экзамены сдают грязнолапые учителя, но в течение двух-трёх лет всё отрегулируется настолько, что коррупционный элемент сохранится на уровне не выше 5 – 10 %.

Сразу же поменяется и высшая школа, качественно преобразится. Уже в этом году в абсолютном большинстве вузов недосчитались первокурсников – недобор более трёх тысяч! С каждым годом этот процесс будет развиваться, в вузы попадут только самые подготовленные. В конце концов общее количество вузовских студентов дойдёт до 25 – 30 тысяч, а сегодня-то их более 115 тысяч! И в то же время начнут открываться средние технические и специальные учебные заведения, центры профессиональной подготовки механизаторов малой механизации, наладчиков, взрывотехников, каменоломщиков, кафельщиков, сантехников, садоводов (окулировка там, копулировка, прореживание)… Этих, не вузовских, а сузовских студентов в республике должно быть не меньше 75 тысяч, а сегодня насчитывается всего-то около двадцати тысяч. Тогда-то, наконец, у молодых людей появятся верные ориентиры, они не будут, как сегодня, переоценивать свою социальную значимость и профессиональную ценность: чем менее подготовлен выпускник вуза, чем меньше он знает свою специальность, тем более завышен его спрос на высокую зарплату и место в обществе; он просто не понимает, что он недоумок и никому не нужен.

Эти же процессы мы с вами ощущаем? Это разве не оздоровление? Без всякого сомнения. Далее. Разве кризис не привёл к тому, что те, кто когда-то уехал из республики, наиболее ценные профессионалы, сегодня, не выдержав в мегаполисах конкуренции (а если там нет своего жилья, любая работа на фирму – дело обречённое), возвращаются? Факт – сегодня усиливается давление умных на недоумков. В течение 3 – 5 лет мы явно ощутим присутствие рядом с собою креативных, дерзких и амбициозных. Сегодня же для того, чтобы отобрать из общей массы наиболее дееспособных людей, доселе неизвестных, а затем и втащить их в исполнительную власть – в чиновничий серпентарий и бюрократический террариум – нужны и твёрдая воля, и ясное понимание праведной силы. Президент же не готов пока принимать сильных решений. Лишь в каждом пятом-шестом случае решение президента приводит к ощутимым результатам вследствие принятия им резких, сильных, пусть и противоречивых решений.

Интересная особенность Муху Алиева – он никогда не принимает сильных решений, но всегда – наименее слабые. Не меньшее из зол (этот период пришёлся на госсоветовский период управления республикой), а именно наименее слабое – согласитесь, разница капитальная.

– Вы не так поняли: я говорю не «наиболее слабых решений», а «наименее слабых». Мне-то хотелось бы, чтобы Муху Гимбатович принимал сильные административные и политические решения, но он принимает наименее слабые. Видимо, он знает то, что мне не ведомо, вероятно, мне не ведомы его тактические умозаключения. Он, вероятно, считает ситуацию более проблемной, чем я. Поэтому его шаги неоправданно осторожны, за принятыми решениями не видно стратегии, только какие-то тактические ходы.

Но представьте, что было бы, если бы президенту приходилось принимать решения на ультиматумах каких-то группировок. Магомедали Магомедовичу часто приходилось под давлением сформировавшихся политических сил отступать и уступать. Поэтому я говорю, что в госсоветовский период руководитель выбирал меньшее из зол. Муху Гимбатовичу повезло больше: политическая оппозиция только-только систематизируется, оппоненты пока разрозненны. У него есть оперативный простор, и поэтому он не выбирает меньшее из зол, а принимает наименее слабые решения. Очевидным минусом, ошибкой я считаю его решение убрать с политической арены Магомедсалама Магомедова. Почему-то президент захотел увидеть в нём символы «дедовщины». Президенту бы бороться не с генетическим наследником, а с реальным наследием, программно бороться, а не частными решениями, не дискретными ударами.

Да и тут не совсем понятно. Если ты вычеркнул Магомедсалама из союзников, то почему заигрываешь с его другом, что называется, не разлей вода, в недавнем прошлом – с Абусупьяном Хархаровым? А Феликса Казиахмедова ты уже не относишь к тем же друзьям Салама? Возможно, Муху Гимбатович хочет союза с Сулейманом Керимовым, я говорил об этом на той неделе. А Абусупьян совсем недавно отладил отношения с командой Керимова. Но почему тогда такое враждебное отношение к Магомедсаламу? Он ведь тоже из той же когорты.

Таких вопросов много. Вот назначил вице-премьером своего советника, доктора наук Магомеда Абдуллаева. В чём прагматика? Что побудило к такому решению? Во-первых, на этом месте себя видел Хархаров, теперь он затаит обиду. Во-вторых, что всё-таки побудило президента к назначению Абдуллаева? Он-то человек известный: у того же Абуса был в соратниках, был помощником сенатора Ильяса Умаханова, ближайшим лицом у Рамазана Абдулатипова. Кстати, со всеми бывшими коллегами Абдуллаев разругался. Сам Магомед говорит, что у него теснейшие контакты с Андреем Фурсенко якобы ещё со времён учёбы в Санкт-Петербурге. Человек, несомненно, умный, но мотив нынешнего назначения всё же непонятен. Как классифицировать это назначение? Скорее всего, как наименее слабое решение. Возможно, это новый фаворит идёт на смену затухающему Хархарову.

Так вот, наименее слабые решения не приносят ощутимого результата, но предотвращают непоправимые ошибки. Благодаря этой своей особенности президент таких ошибок пока не допустил, а допущенные начал уже исправлять. В этом и прелесть тактики принятия наименее слабых решений вместо выбора меньшего из зол.