Он с самого начала всё понарушал. Явившись в месяц поста и строгого самоограничения, театральный фестиваль нарушил спокойствие особо религиозного большинства, под лицедейскими постановками плохо скрывая внушительный харам. Дальше – больше.
Малый театр, от которого все ждали большого чуда, отыг-рался Чеховым. «Свадьба, свадьба, свадьба» выставила ещё свеженькой публике буйную девушку Наталью Степановну. И эта импульсивная молодая особа, совершенно забыв об этикете и правилах приличья незамужних девиц, валялась перед президентом (Муху Алиев, представители правительства и Минкульта посетили премьерный спектакль) прямо на полу, громко кричала, не умела готовить и (о ужас!) на протяжении всей постановки женила на себе соседа.
Не ангел
Исправить положение должна была Грузия. Название моноспектакля А. Варсимашвили «Жёлтый ангел» внушало надежду на кроткие интонации и более-менее нравственный сюжет. Но актриса с мировым и трудно произносимым именем, вернее, фамилией Мегвинетухуцеси, появившись на сцене в брюках и совершенно одна, разрушила всякие надежды. Ирина, дочь известного грузинского актёра Отара Мегвинетухуцеси, больше часа держала зрительское внимание и взгляды на себе, неярко одетой, не разыгрывающей безответной любви и даже не совсем молодой женщине. Поясню: «Жёлтый ангел» – спектакль одного актёра, поставленный театром к 115-летию со дня рождения известного поэта-песенника Александра Вертинского.
Фактически – история одной женщины, по сути – умелая интерпретация и синтез нескольких интересных тематически близких произведений поэта. Временами было совершенно непонятно: Мегвинетухуцеси рассказывает о себе или читает выученный наизусть монолог. Эта грань была нивелирована с самого начала, когда Ирина спустилась в зрительный зал. Приём сработал как часы: зритель смущался, краснел и, пытаясь преодолеть неловкость от столь внезапно свалившегося на каждого в отдельности здорового куска совершенно не дагестанской откровенности, смеялся. И даже плакал иногда. Но «Жёлтый ангел» – не шедевр, и детские воспоминания, изображённые взрослым, плохо уживались с сюсюканьем и уж точно никак не уживались с мощной лирикой Вертинского и не менее мощным вокалом исполнявшей её актрисы. «Только не надо играть в загадочность и делать из жизни «le vin triste». Это всё чепуха, да и ваша порядочноть – это тоже кокетливый фиговый лист». Трудно поверить, но Вертинский не писал это специально под нас…
Свинья!
«Очень простая история» по пьесе Марии Ладо, привезённая Черкесском, и на самом деле оказалась несложной. Девочка, мальчик, аборт. «Только вот как тебе свинья, которая рассуждает о Боге?!» – возмущённо спросила меня знакомая девушка. И действительно. Девочка, мальчик, аборт… при чём тут вообще могут быть свиньи? Лошади, петухи, собаки и коровы – зачем это всё?!
Марии Ладо верить не хотелось совершенно. Молодые актёры временами не доигрывали, взрослые же сыпали до боли известными оборотами: «в армию бы тебя», «молоко на губах не обсохло», «все там будем». Попытку переосмысления библейских мотивов, своеобразный их ремейк, говоря современным языком кино, спасла, вытянула из пучины популизма свинья. Сначала розовая, а потом белая, с поролоновыми крыльями, и алкоголик, убивший себя, чтобы стать ангелом-хранителем ещё не родившемуся внуку.
В итоге зритель получает даже больше ответов, чем априори может дать «очень простая история». Ответ на вопрос «Почему свиньи не летают?» кроется в фразе «жить лучше, чем летать». У животных есть души, а пьяница и разгильдяй оказывается носителем души более чистой, чем непьющий трудоголик-сосед. Аборта не происходит – и все счастливы и довольны. Жертва, дружно принесённая действующими лицами-людьми – пьяница-отец, – не столь значительна, чтобы о ней сожалеть, и даже в чём-то облегчает главным героям жизнь. Ясно только одно: у них никогда не будет таких замечательных крыльев.
К тому же еврей
Дальше по плану нарушать табу должен был Майкоп. Интересно было бы сравнить их «Самоубийцу» Эрдмана с нашей, в отсутствии альтернативы пересмотренной уже несколько раз постановкой. Но не приехал. И выступать приказали Нальчику. Тысячи раз поставленная на больших сценах разного уровня повесть Горина «Поминальная молитва» по мотивам произведений Шолом-Алейхема в исполнении Нальчика всё же не оказалась самой лучшей. Более чем три с половиной часа практически непрерывной диалогово-монологовой речи в спектакле клонили ко сну усталого зрителя, разбудить которого оказалось под силу лишь во втором, более динамичном действии.
Трагедия еврейской семьи, которую выселяют из деревни по причине не тех национальности и вероисповедания, на сцене Русского не произвела должного впечатления. Критики фестиваля единодушно признали постановку неотрепетированной и слишком тихой для плохой акустики большого зала Русского. При должном исполнении (заядлым театралам было сложно абстрагироваться от всеми известной версии этого спектакля в исполнении Марка Захарова) ироничные, полные глубокого смысла фразы обязаны были взрывать зал. На деле мы получили правильную, трепетно соответствовавшую тексту постановку. Противостояние религий и национальностей – то, о чём у нас говорить не принято, а если и говорится, то шёпотом, – «последний ученик Анатолия Эфроса», режиссёр спектакля Борис Кулиев очень точно, без жеманств и излишеств поставил на сцене. Лаконичная житейская мудрость, переходящая в афоризм – «Фёдор, вы, слава богу, не еврей, не учитесь у нас плохому – отвечать вопросом на вопрос» или «Птица с рыбой гнезда не вьют» и её сценическое продолжение – «потому что так заведено: есть евреи, а есть не евреи», – интерпретируется на сцене бесчисленное количество раз и не только вербально. Нальчик зрителя пощадил чрезмерно: не надавил в сцене погрома и не заставил сопереживать смерти матери и выселению семьи. «Русский человек еврейского происхождения иудейской веры» молочник Тевье, на ком, собственно, и держался весь спектакль, говорят, был не менее убедительным, чем в своё время в этой же роли Леонов. Проповедовал без зазрения совести иудейские ценности, еврейскую мудрость и нарушал, нарушал, нарушал…
И женщина без чадры
Которая появилась на сцене под огоньки мерцающей на стене сцены Эйфелевой башни и «Non Je Ne Regrette Rein Ringtones» Эдит Пиаф. «С Буниным я познакомилась в 1946 году…» – начала актриса русско-азербайджанского театра «Ибрус» (Баку) на сцене Малого зала. «Говорите громче, вас не слышно!» – менторский тон, поставленный голос. Какая-то то ли учительница, то ли актриса (третьего не дано) беспардонно и по-хамски прервала Мехрибан Зеки, на что та, ничуть не выходя из состояния своей героини, ответила достойно и беспристрастно: «Это вы ведите себя тише», – и продолжила свой монолог. Этот эпизод ввиду набившей оскомину темы можно было и вовсе не упоминать, но известный литературовед и театральный критик Наталья Старосельская в своей оценке особенно подчеркнула этот момент спектакля, по её мнению, говорящий о многом.
Спектакль «Ибруса», поставленный, без преувеличения сказать, гениальным режиссёром Рустамом Ибрагимбековым по мотивам мемуаров Банин – французской писательницы азербайджанского происхождения, – все критики в один голос назвали фестивальным. То есть таким спектаклем, при наличии которого обязан состояться любой фестиваль. Председатель жюри, заместитель художественного руководителя Малого театра Валерий Подгородинский, обозначая достоинства постановки (кстати, премьерной, в отличие от многих других), отметил: «То, что делает Рустам Ибрагимбеков, в качес-тве учёбы следует показывать студентам актёрских факультетов»; ещё несколько человек признались, что уже внесли премьеру «Ибруса» в личный список лучших когда-либо отсмотренных ими спектаклей.
Так вот, женщина без чадры в чёрном парике и костюме настоящей француженки явилась зрителю в одиночестве. Историю своего знакомства с Буниным она начала с того, что не любит его творчество. Потом в зрительный зал протянулась бордовая трость – и обычный, сидящий на соседнем ряду зритель поднялся на сцену. Зритель оказался Буниным. Вернее, народным артистом Азербайджана Фуадом Поладовым, исполняющим роль Бунина. «Внешнее сходство не так уж важно», – сказала зрителю Банин, и Бунин после этих слов появился перед зрителем что ни на есть всамделишный и настоящий. Подлинный Бунин! Актёра выдавал небольшой акцент, но правильный чёткий русский язык всей постановки начисто стёр в представлении зрителя любые национальные ориентиры. Непростые диалоги двух влюблённых друг в друга писателей превратились в настоящий поединок сильных характеров. Банин – такая, какой её показала нам Мехрибан, и Бунин, каким описывала его в своих мемуарах Банин, приковали зрительный зал и критиков к своим местам, полностью завладев всем их вниманием без остатка. Любовь была, истории не случилось. Слишком независимая азербайджанская феминистка и писательница Банин, рассуждающая о том, «была бы она счастливой, если бы носила чадру», и Нобелевский лауреат, которому так хотелось кого-нибудь любить. «Банин пережила его на 39 лет».
Министр и все, все, все
Фестиваль не закончился. Как раз сегодня, в день выхода свежего номера «Черновика», идёт очередной театральный показ. Но кого выберет жюри фестиваля в первые красавицы королевства – почти известно уже сейчас. «Последний поединок Бунина» не имеет себе равных. Об этом говорят все: театроведы, представители национальных театров респуб-лики, зрители и журналисты. И даже министр культуры и туризма Дагестана Зумруд Сулейманова, вручая награды фестиваля спектаклю «Ибрус», не удержалась от расширенных похвал, чего на предыдущих постановках не наблюдалось. Её комплименты были адресованы Ибрагимбекову, «сценаристу «Опалённых солнцем» (очевидно, имелся в виду фильм «Утомлённые солнцем». – Прим. ред.) и “Сибирского цирульника”». Человеку, который так хорошо знает русский язык. Что, согласитесь, большая редкость в наше время. ]§[
- 8 просмотров