(о художнике и искусстве — субъективно и просто, так как писать об этом объективно все равно невозможно, а сложно — все равно непонятно) Апанди — это Имя. Оно звучит. За ним многое, и, что приятно, все, что за ним, — все наше собственное, дагестанское. За ним признание, выражающееся в такой вроде формальности, как длиннющий послужной список (у художников это количество и уровень выставок), и в такой неформальности, как коммерческий успех. Теперь говоришь — Апанди, подразумеваешь — дагестанское искусство, современность, абстракция, этника.
Апанди — это фигура. Такая большая, значительная и позитивная. Теперь говоришь — Апанди, подразумеваешь — самобытность и уровень, высокий, международный. Профессионализм и работоспособность. Дагестанское многоцветие, интернациональные упорство и труд.
Грядущей весной «Первая галерея» в четвертый раз примет участие в Международной выставке-ярмарке cовременного искусства «Арт–Москва» и в четвертый раз выставит там Апанди. Так в нем все сошлось. И москвичи, и иностранцы его знают. А МЫ?
— Как к Вашему творчеству относятся в Вашем родном селе?
— Говорят: один художник на весь Могох — и то стыдно кому-нибудь признаться. Абстракция не всегда понятна.
До знакомства (обзор)Еще непонятней, как рождаются полотна, подобные произведениям Апанди. Еще могу себе представить, как к художнику, допустим, Шилову, приходит жена нового русского, платит, допустим, 100 тысяч, садится на стул перед мольбертом, а спустя некоторое время появляется на холсте, в общем, похожая на себя, но почему-то уже очень красивая. Примитивно, понятно. А каким образом создается что-то настоящее — непонятно. Как непонятно, почему едет двухколесный велосипед, как летит самолет… Мне объясняют, объясняют, потом видят, что бесполезно, и говорят: в соответствии с законами природы!!! И я успокаиваюсь. Так и с Апанди. Мучилась: ну как же он может изображать вечные темы — современно, абстрактно, и уж очень узнаваемо по-дагестански одновременно? (На искусствоведческом это звучит так: национально по форме, интернационально по содержанию. И это есть одно из определений современного абстрактного искусства.) А потом я успокоилась потому, что увидела: если не вдаваться в подробности, «вещи» Апанди возникают ЕСТЕСТВЕННО, по тем же всеобщим законам природы, в соответствии с которыми летают самолеты и ездят двухколесные велосипеды. Только законы его природы невозможно рассчитать.
А еще он эти законы, закономерности и хаос отображает. По-своему, так, как сам чувствует и видит.
Ах, как эти вот «по-своему» и «так видит» не любят противники абстрактного искусства! Потому, что сами они «видят» как художник Шилов — как есть, а на картине любят, чтобы было намного «красивЕй». Чтобы небо синее-синее, горы зеленые-презеленые, чтоб в небе — орлы, а в лесах — козлы. И чтоб рама золотая, такая, с завитушками. Поклонников красивостей и канделябров у нас почему-то большинство. Именно поэтому Апанди больше известен «взаграницах». А вовсе не потому, что абстракция — элитарное искусство, а сам он далек от народа.
Я вот обыкновенная, где-то даже примитивная субстанция, а смотрю на то, что пишет Апанди, и вижу, что он чувствует и видит не только по-своему, но и по-моему. Там, на его полотнах, хаос и порядок, форма и цвет моего мира тоже.
А еще, а еще… Как человек, уже родившийся погрязшим в сомнениях и рефлексии, я всю жизнь избегала вглядываться в произведения искусства пусть жутко талантливые и выразительные, но столь же неровные, нездоровые, нервные, как я сама. А большинство порождений актуального искусства как раз такие. Нервические, написанные в опьянении или похмелье, на пике или спаде, в бреду или просветлении… Ясное дело: какова современность, таковы и ее художественные преломления. Но вот Апанди другой. Ровный, позитивный, стабильный. И вроде живет в том же времени, чутко ловит и передает его суть, а не дергается, не рефлексирует! Возьми любую его композицию, фотографию, холст и увидишь жизнь, порядок и хаос, современность и вечность, экспрессию, рельеф, ритм (множество ритмов!) — все тут есть и всего много. А НЕРОВНОСТЕЙ НЕТ. Нездоровостей нет. Неуверенностей никаких. Исследование и отражение мира — да, копание и самокопание — нет. Художник этот мир (что ж с ним делать?) спокойно принимает и уверенно осваивает. И это очень по-нашему, по-настоящему, по-народному. По-дагестански в целом и по-аварски в частности. Не ругайте меня, это не национализм, но и не совсем шутка.
Интервью (на конкретную тему)Джамиля (Дагирова, «Первая галерея») утверждает, что современный художник может считаться успешным, только если успешен в коммерческом смысле, а Зарема (Дадаева, «Первая галерея») сказала, что Апанди Магомедов из тех настоящих художников, которые никогда не напишут повторную работу.
— Не напишете?
— Однажды пробовал, но так и не смог себя заставить. Я, видите, как работаю — циклами. Работаю над одним, реализую, заканчиваю, выставляю, убираю в мастерской, избавляясь от того, что уже выработано, и принимаюсь за новое. А возвращаться к уже высказанному, скучно, невозможно. Повтор — это фальшь.
— Между каждой новой серией перерывы длинные?
— Их практически не бывает.
— Возможно ли прожить, «творя» только то, что хочется, и продавая часть произведений?
— У меня не получается работать «в штате» какой-либо организации, получать зарплату. Распыляться не хочется. А над своими проектами я работаю в долг. Занимаю деньги, покупаю материалы, работаю, а отдавать начинаю, когда что-то из работ продается.
— Важно, чтобы тот, кто купил, кто смотрит на Вашу работу, понимал и любил ее?
— Наверное, неправильно, когда посетители выставок вчитываются в названия произведений. Важно, чтобы человек получил собственное впечатление, ощущение от вещи, а не разбирался в задумке художника. Но мои работы есть часть меня, и, конечно, хочется, чтобы их обладатели относились к ним хотя бы вполовину так хорошо, как я.
— И чтоб купили — важно?
— У меня есть свои конкретные творческие задачи, и единственное, что мне важно, — решить их. Заведомо «продаваемых» работ я не пишу. Все насущные потребности остаются за пределами мастерской.
Оказалось, это неправда, что художник — ярко выраженная противоречивая, все время что-то ищущая личность, обязательно находящаяся в сложных взаимоотношениях с действительностью. Апанди Магомедов так же стабилен и позитивен, как и его произведения. Может, потому, что он не только ищет, но и находит. Потому, что он находится не только в постоянном творческом поиске, но и в постоянном творческом развитии. Его стабильность есть стабильность результата. Его позитив и устойчивость от масштаба. А монументальность, как у плывущего танкера, легко сочетается с упорным движением вперед. ]§[
- 38 просмотров