«Манкурт не знал, кто он, откуда родом-племенем, не ведал своего имени, не помнил детства, отца и матери – одним словом, манкурт не осознавал себя человеческим существом»... В романе Чингиза Айтматова память людям стирали жестокие жуаньжуаны, тем самым превращая их в манауртов и обрекая на смерть. Уничтожая памятники культуры, архитектуры, археологии, этнографии, мы также безжалостно стираем СВОЮ память. Только без помощи варваров, а сами, собственными же руками. И с каждым годом, с каждым десятилетием всё больше становимся похожи на бессловесных рабов из книжки…
Дагестан – одна из немногих республик, где количество памятников республиканского, федерального, мирового значения исчисляется тысячами. По данным Республиканского центра охраны памятников истории и культуры, всего в нашей республике 6455 памятников. Это официально! На деле же их значительно меньше. Каждый день республика теряет свои памятники. И чаще всего виноваты в этом люди.
У кладбища Ана-Бейит была своя история. Предание начиналось с того, что жуаньжуаны, захватившие сарозеки в прошлые века, исключительно жестоко обращались с пленными воинами. При случае они продавали их в рабство в соседние края, и это считалось счастливым исходом для пленного, ибо проданный раб рано или поздно мог бежать на родину. Чудовищная участь ждала тех, кого жуаньжуаны оставляли у себя в рабстве. Они уничтожали память раба...
В селении Старые Кубачи, известном старинными постройками, жители разрушают дома своих предков. А прямо через памятник археологии – Гельбахское городище – сегодня прокладывают водопровод Миатли – Махачкала. И это лишь пара примеров массового уничтожения материальных свидетельств дагестанской истории и культуры.
«Жители знают, какую ценность представляет каждый такой дом, но они говорят, пусть государство выкупит их у нас, и мы переедем в новые дома; пока же это единственное, что у нас есть», – рассказывает председатель Республиканского центра охраны памятников истории и культуры Магомада Ахмедов.
Однако в том, что количество памятников на территории Дагестана за последнее десятилетие сократилось буквально в два раза (!), виноваты не только простые жители, но и непосредственно главы районных администраций и местных управлений культуры.
«У каждого руководителя есть список памятников, расположенных в его районе, – говорит Магомада Ахмедов. – Однако попробуй выяснить у них судьбу хоть одного из них, они разведут руками».
Пять тысяч памятников из 6455 выявили в 1992–1994 годах, когда во всём регионе проходила инвентаризация. С тех пор столь масштабные подсчёты и исследования никем не проводились. Но уже тогда учёные отметили, что Дагестан богат архитектурными памятниками. В каждом горном ауле есть дома, мосты, водонапорные башни, возраст которых превышает 100–150 лет. Но гибнут эти старинные сооружения, как правило, не от времени (напротив, они зачастую оказываются прочнее современных построек), а от рук самих дагестанцев, потомков тех, кто их возводил. Так, по распоряжению чиновников из Ботлихской районной администрации был разрушен старинный мост у селения Тлох.
«Исчезают» с карты Дагестана и целые сёла. Фотограф Камиль Чутуев, автор фотоэкспозиций «Башни в горах», «Петрографика», имеющих не только художественное, но и историческое значение, неоднократно с болью рассказывал о том, что из отснятых им в 70–80-х годах башен уцелели немногие.
«Готовясь к выставкам, я ездил в горы переснимать кадры, сделанные мной тридцать-сорок лет назад, – говорит фотохудожник. – И многих мест я либо не узнавал, либо не находил вовсе. Оказывалось, что сёл, в которых я когда-то останавливался, больше не существует…»
Сначала им начисто обривали головы, тщательно выскабливали каждую волосинку под корень. К тому времени, когда заканчивалось бритьё головы, опытные убойщики-жуаньжуаны забивали поблизости матёрого верблюда. Освежёвывая верблюжью шкуру, первым долгом отделяли её наиболее тяжёлую, плотную выйную часть. Поделив выю на куски, её тут же в парнОм виде напяливали на обритые головы пленных вмиг прилипающими пластырями – наподобие современных плавательных шапочек. Это и означало надеть шири. Тот, кто подвергался такой процедуре, либо умирал, не выдержав пытки, либо лишался на всю жизнь памяти, превращался в манкурта – раба, не помнящего своего прошлого.
Покинутое жителями Келебское селение Хиндах, некогда красивейший дом аристократа Нахибашева в Чохе (в 1872 году), а ныне заброшенный и полуразрушенный, старинная башня селения Гочоб, навсегда утратившая свой исторический облик после того, как в ней безжалостно прорубили современные окна… Мы даже не подозреваем, сколько ещё памятников культуры стёрты с лица земли!
«Случается, что иногда местные кустари закрашивают неповторимые орнаменты зданий, – рассказывает историк Патимат Тахнаева. – Свежая побелка навсегда уничтожает следы минувших эпох. Это равнодушие к своей истории, памяти сродни убийству, или, скорее, самоубийству народа».
Подобно архитектурным, в Дагестане безжалостно уничтожают и археологические памятники. Местные жители и чиновники используют территории, на которых располагаются древнейшие городища или захоронения, в строительных и сельскохозяйственных целях.
Свой «вклад» в уничтожение археологических памятников внесли крупные промышленные компании, такие как «Газпром», «Роснефть», «Дагнефть». А также Министерство жилищно-коммунального хозяйства, операторы сотовой связи, ФСБ. Начиная строительство крупных объектов, они попросту не учитывают расположения памятников. Так, со строительством Ирганайской ГЭС в Унцукульском районе уйдут под воду три памятника федерального значения: Ирганайское поселение, Ирганайский могильник эпохи бронзы и могильник эпохи Средневековья.
Не менее печальная судьба у могильных камней – стел. Наследники христианства в Дагестане, ромбовидные, прямоугольные и антропоморфные, они медленно погибают на заброшенных сельских кладбищах.
«В исламе нет традиции ухода за могилами, – рассказывает искусствовед Джамиля Дагирова. – Это обычай городов. В сёлах высшее проявление бережного отношения к могилам – неприкосновенность. Люди ничем не нарушают покоя умерших. Раньше предусмотрительные мастера устанавливали над стелами квадратные пластины, образующие своеобразные крыши. Они должны были уберечь стелы от губительного воздействия ветра, солнца и дождя. Сейчас же их не только никто не охраняет, о существовании многих стел даже не знают. Они ушли под землю, погребённые временем и человеческим равнодушием».
«Помимо стел, в Южном и Среднем Дагестане иногда встречаются «сундукообразные» или «саркофагообразные» надгробия, – рассказывает Патимат Тахнаева. – Два таких надгробия имелись на кладбище ныне покинутого Калакурейша».
В меньшей степени сегодня подвергаются уничтожению рукописные памятники – древние книги и манускрипты. Более того, в советские годы, когда на них в буквальном смысле слова была объявлена охота, дагестанцы, рискуя собственными жизнями, прятали их сначала от НКВД, потом от ЧК и КГБ.
«Поэтому никто не хочет расставаться с этими рукописями, считая их чуть ли не семейными реликвиями, – говорит профессор Амри Шихсаидов. – Хотя место им – в музеях. Там они будут доступны всем».
Выйной шкуры одного верблюда хватало на пять-шесть шири. После надевания шири каждого обречённого заковывали деревянной шейной колодой, чтобы испытуемый не мог прикоснуться головой к земле. В этом виде их отвозили подальше от людных мест, чтобы не доносились понапрасну душераздирающие крики, и бросали там, в открытом поле, со связанными руками и ногами, на солнцепёке, без воды и без пищи. Пытка длилась несколько суток. Лишь усиленные дозоры стерегли в определённых местах подходы на тот случай, если соплеменники пленённых попытались бы выручить их, пока они живы. Но такие попытки предпринимались крайне редко, ибо в открытой степи всегда заметны любые передвижения. И если впоследствии доходил слух, что такой-то превращён жуаньжуанами в манкурта, то даже самые близкие люди не стремились спасти или выкупить его, ибо это значило вернуть себе чучело прежнего человека.
Городские памятники, находящиеся, казалось бы, у всех на виду, к сожалению, также забыты. С завидной периодичностью в Махачкале возводят всё новые и новые монументы. Эти «мертвецы», уродующие парки, скверы и улицы, хуже даже пресловутых памятников Ленину, которые, кстати, сегодня нуждаются в охране не меньше. До сих пор неизвестно, куда пропал Ленин из парка Ленинского комсомола. На его месте сейчас стоит знаменитый дагестанский атлет Али Алиев. А памятник борцам, павшим за власть Советов в Дагестане в годы Гражданской войны (1917–1921 гг.), на Родопском бульваре зачем-то облачили в керамогранит, отчего он стал похож на одну из могил на городском кладбище.
«Тем временем настоящие памятники архитектуры, истории никем не охраняются, – говорит экскурсовод Леолетта Губина. – Каждый год выпускники разукрашивают памятник Сулейману Стальскому в Приморском парке. Они не знают, что поэт был здесь захоронен и что это фактически его могила».
«Наша столица напрочь лишена каких-то живых харАктерных памятников, как например, памятник нищему в Ереване, Юрию Никулину – в Москве, прохожим, кошкам, собакам – по всему миру, – говорит Патимат Тахнаева. – Был один такой памятник – трогательная «Девочка» Анатолия Ягудаева – и тот распилили и распродали!»
Согласно Положению о зонах охраны объектов культурного наследия (памятников истории и культуры) народов РД от 26.04.2008 г., территория вокруг памятника истории, культуры, архитектуры не должна быть занята громоздкими постройками. Прилегающие здания ни в коем случае не должны оттенять памятник или загораживать его.
«Но никто не соблюдает эти границы. Так, Гунибская крепость совершенно теряется на фоне дома Толбоева, инородной для горской архитектуры постройки из красного кирпича и покрытой зелёной черепицей, – рассказывает Магомада Ахмедов. – А дом Ивана Ванецова на Буйнакского в Махачкале начал проседать после строительства по соседству Национального банка».
Пятнадцать лет назад исследователи составили список районов по количеству памятников. Верхнюю строчку тогда занимал Цумадинский район (700 памятников), затем шёл Дахадаевский (450 памятников). Некоторые районы остались неописанными учёными: Казбековский, Тарумовский, Ногайский, Хасавюртовский.
«Принятый в 2002 году Федеральный закон РФ № 73 «Об объектах культурного наследия (памятников истории и культуры) народов РФ», на наш взгляд, недостаточен для регламентации работы в регионе, – говорит Магомада Ахмедов. – Республика должна иметь свой собственный закон. Проект его сейчас как раз и находится на рассмотрении в Правительстве РД. Пока он не принят, мы находимся в правовом вакууме. А памятники Дагестана продолжают погибать». ]§[
- 15 просмотров