[ Последний год президента? Неуклонное движение по кривой вниз ]

В последние недели сообщения официозных СМИ о ситуации на Северном Кавказе звучат бравурно. Ещё бы: в Чечне с середины апреля отменён режим контртеррористической операции (КТО). Рамзан Кадыров упивается очередной политической победой. И зазывает туристов на ичкерийскую землю, ведь отныне там всё стабильно и строго «под контролем». Не под российским, разумеется, но для кремлёвских пропагандистов подобные детали – несущественные частности.

А вот на тех территориях, где прямой российский контроль ещё сохраняется, как, например, в Дагестане, ситуация становится всё тревожнее. И не только потому, что возросла активность «лесных братьев». А ещё и потому, что пошёл последний год президентских полномочий главы республики Муху Алиева, истекающих в феврале 2010 года. И этот четвёртый год не сулит ничего хорошего: средствами ведения борьбы за власть в республике всё чаще становятся тротиловые заряды и автоматные очереди. Все хорошо помнят 2005-й – последний год правления председателя Госсовета Магомед-Али Магомедова – тогда столица республики – Махачкала – вышла на второе место в мире по количеству диверсий и терактов после Багдада.

 

Кадры решают всё

Непрекращающаяся последние два года критика Алиева-президента многими федеральными СМИ тоже является косвенным признаком того, что кремлёвские чиновники всерьёз задумались над кадровым вопросом.
В сущности, борьба за президентское кресло главы Дагестана началась не вчера. И по сравнению с ситуацией четырёхлетней давности расклад сил изменился несильно. Да, сменились некоторые персоналии, но реальными претендентами на пост президента могут быть представители всё тех же этнических кланов: аварских либо даргинских. Скорее всего, Кремль будет выбирать кандидата среди них – этнический фактор в Дагестане, фактор удельного веса и влияния того или иного народа среди прочих всегда был одним из определяющих. Скажем, член Совета Федерации лезгин Сулейман Керимов, имеющий определённые политические интересы в республике, вряд ли может всерьёз рассматриваться как реальный кандидат на президентский пост. Подчеркну: именно реальный, а не формальный. Дело в том, что гипотетическому президенту Дагестана, не являющемуся ни аварцем, ни даргинцем, будет крайне сложно осуществлять руководство республикой на практике. Ибо он обязательно столкнётся с мощным противодействием множества влиятельных и могущественных сил на всех уровнях, имеющих этноклановый характер. Если же таковой вдруг и будет назначен Кремлём, то, скорее всего, ему будет уготована судьба чеченского экс-президента Алу Алханова.
Возможен, конечно, вариант назначения какого-нибудь пока ещё никому неизвестного силовика-дагестанца из России вроде варианта с Юнус-беком Евкуровым в Ингушетии, но в таком случае федеральному центру потребуется значительно усиливать политический и военный контроль в регионе. А он в действительности довольно зыбок, и скандальная история с изгнанием из Дагестана три месяца назад налоговика Радченко служит тому наглядным доказательством.
Впрочем, вариант, при котором Муху Алиев сохранит свои полномочия и на следующий, теперь уже 5-летний срок, тоже возможен. Однако для этого необходим ряд допущений.

 

Ни понять, ни решить... 

Во-первых, федеральный центр более-менее имеет представление о расстановке политических сил в республике и сознательно решает в кризисный год сохранить статус-кво. То есть решит, что, образно выражаясь, худой мир лучше доброй ссоры.
Во-вторых, он забывает собственное унижение в истории с Владимиром Радченко, в которой далеко не последнюю роль играл действующий президент Дагестана Муху Алиев. Вернее, делает вид, что забывает, ибо такие вещи на самом деле не забываются и срока давности не имеют.
В-третьих, федеральный центр не имеет никакой вразумительной стратегической линии по нормализации положения в Дагестане. Сути его проблем он ни понять, ни решить не в состоянии в принципе, ибо эти проблемы суть прямое продолжение его собственных «родовых травм». Он просто решает оставить всё как есть, поскольку боится, что в противном случае всё может быть только хуже. И продолжает до упора, по примеру соседней Чечни, накачивать республику деньгами, реализуя нехитрую федеральную программу «Дотации в обмен на лояльность». Ни в реальной политике, ни тем более в этнографии Кремль не силён. И, по всей видимости, квалифицированных кадров, в первую очередь русских, досконально разбирающихся как в Кавказе в целом, так и в Дагестане в частности, в своём распоряжении не имеет.
Это третье допущение, на мой взгляд, самое важное, ключевое, так как точно характеризует состояние государственной мысли федерального центра. Это даже не допущение, а утверждение. Кремль действительно не имеет никакой вразумительной политической линии на Кавказе. Неэффективность путинской политики была доказана неоднократно; писать об этом давно стало банальностью. Но ведь кроме неё, кроме бесконечного накачивания правящих кругов кавказских республик деньгами и усиления полицейщины он вообще не может предложить ничего другого. И не только для Кавказа, но и для России.
Кстати сказать, пресловутые дотации, накачивание деньгами – это та ещё бомба замедленного действия! И рано или поздно она взорвётся обязательно. Сажая нац. республики на дотационную иглу, Москва вольно или невольно развращает не только их правящие верхушки, но и население. Во многом из-за этих дармовых денег в том же Дагестане была окончательно угроблена и промышленность, и сельское хозяйство. Зачем напрягаться что-то производить, когда можно бесконечно осваивать транши и банально воровать из бюджета?

 

Главный вывод

Если же говорить о сегодняшнем положении Дагестана, то оно продолжает неуклонно, но верно ухудшаться во всех отношениях. В первую очередь, речь идёт о возросшей активности «лесных».
Неспособность подавить очаги гражданской войны – это, пожалуй, одна из главных политических неудач президента Муху Алиева.
В Дагестане действительно может разгореться гражданская война. И главная трагедия заключается в том, что известная часть дагестанцев, особенно молодёжи, вполне искренне разделяет идеи джихада. Разделяет ещё и потому, что действующая власть за все эти годы так по сути и не смогла ничего предложить им взамен. Не дала никакой идейной альтернативы.
Иногда приходится слышать возражения такого рода, что, мол, особенно драматизировать ситуацию в Дагестане не стоит. Да, ползучая война идёт, но в ней с обеих сторон людей гибнет в разы меньше, чем за год в автомобильных авариях по республике.
Людей-то, может, гибнет и меньше, да только вот политический резонанс от этого всё сильнее. Степень проникновения идей радикального ислама в дагестанское общество теперь значительно глубже, чем, скажем, пятнадцать лет назад. Она ведь не только количеством ушедших в боевики измеряется. Она измеряется количеством сторонников радикально исламского образа жизни.
Разумеется, пивных, пьяниц, проституток и борделей тоже становится всё больше. Но и это вполне объяснимо. Мы здесь наблюдаем действие закона диалектики о единстве и борьбе противоположностей. Все эти, на первый взгляд, разновекторные социальные процессы есть прямые следствия распада традиционного горского общества.
Увы, но Муху Гимбатович так и не смог ничего им противопоставить. И не только им. Во многом он сам оказался фигурой, зависимой от известных в республике людей и кланов. Об этом не принято говорить вслух, но в Дагестане есть люди, разумеется, занимающие высокие должности, которые, по сути, являются эдакими удельными князьями, полноправными феодалами в своих вотчинах. Для них президентская вертикаль власти – понятие скорее аллегорическое. Муху Алиев не является безусловно признанным лидером даже среди родных ему аварцев. Например, глава администрации Кизлярского района и друг Рамзана Кадырова аварец Сагид Муртазалиев является неофициальным оппонентом президента и по умолчанию одним из претендентов на этот пост. А ведь помимо Муртазалиева есть и другие аварские политики, наверняка имеющие президентские амбиции.
Уровень консолидации правящих группировок в республике низок. Дело здесь не только в полиэтничном характере Дагестана. Эффективная система управления республикой при президенте Алиеве так и не была создана – это главный вывод, который можно сделать по прошествии трёх лет его правления.

 

Выбирать-то не из кого...

Помимо ползучей войны другим важным дестабилизирующим фактором в Дагестане, причём во многом её и порождающим, является вопрос социальный. Скажем, Центральная площадь в Махачкале за последние пару лет превратилась прямо в майдан какой-то. Чуть ли не еженедельно на ней митинговали и митингуют недовольные со всех концов республики. Митингуют из-за земельных споров жители ближайших к городу посёлков; митингуют жители из дальних сёл; прорывались на митинг кумыкские сторонники кандидата в ректоры ДГПУ; митинговали даже недовольные сотрудники ДПС. Увы, информация об этом в федеральные СМИ практически не попадает. В сфере «социалки» положение в Дагестане аховое.
Разумеется, президентской командой предпринимаются шаги для того, чтобы если не выправить ситуацию, то хотя бы создать видимость выправления. Скажем, полугодовая КТО в аварском селе Гимры в августе 2008 года, сама по себе вызывавшая ряд вопросов, наконец завершилась возвращением села под юрисдикцию официальных властей. Формальным или реальным? Однако после завершения КТО почти никаких сведений из этой зоны не поступает.
Скандал с изгнанием из Дагестана главы УФНС Владимира Радченко кое-как замяли. Для того чтобы заретушировать увиденный многими политиками в России антирусский подтекст этого ЧП внутри властной вертикали – хотя в действительности он был там далеко не главным – на место Радченко был назначен бывший вице-премьер республики Николай Чичварин.
Но беда в том, что ни на что, кроме мер косметического характера, нынешнее руководство республики не способно. И это опять-таки применимо не только к Дагестану, но и ко всей стране. Положение усугубляется ещё и тем, что никаких приемлемых кандидатур на пост президента внутри самого Дагестана на сегодняшний день не просматривается. Приемлемых с точки зрения стратегических интересов России, разумеется. Нельзя забывать о том, что за спиной Муху Алиева маячат люди вполне определённого сорта, по сравнению с которыми опытный советский аппаратчик при всех своих минусах – это объективно едва ли не лучший вариант из всех остальных, ещё более худших. Я имею в виду не только тех, кто имеет криминальное прошлое. В Дагестане подросло новое поколение политиков, получившее неофициальное прозвище «молодые ястребы». Некоторые из них ассоциируются со вполне определёнными этническими группировками, прежде входившими в так называемый «Северный альянс» – оппозиционное объединение аварских глав районов по отношению к прежнему, даргинскому руководству республики. Их приход к власти в Дагестане лишь ещё более ухудшит положение.
Независимо от того, какое кадровое решение будет принято в Кремле в течение этого года, надо чётко представлять себе следующее. Останется Алиев на своём посту – всё так же и будет продолжаться неуклонное движение по кривой вниз. Будет назначен кто-либо на его место – велика вероятность, что падение в бездну будет ещё более стремительным. Выбирать-то ведь особо не из кого. В зависимости от того, на кого падёт гипотетический выбор Кремля, новый президент либо будет ещё более слабым и несамостоятельным, либо, наоборот, будет стараться реализовать кадыровскую модель управления, что в условиях полиэтнического Дагестана чревато междоусобной войной. Разумеется, порядочные люди в Дагестане не перевелись, но при нынешней властной вертикали они имеют абсолютно нулевые шансы оказаться в её главе. То же самое можно сказать и о современной России.
 
АПН
26 мая 2009
Номер газеты