(...) В российском массовом сознании образ Северного Кавказа как одной большой Чечни пока нельзя назвать преодолённым – какие бы перемены к лучшему там ни происходили, в первую очередь видно всё-таки то, что по-прежнему плохо.
И дело не в том, что на Кавказе то и дело стреляют, похищают и взрывают, – образ особого региона, живущего не как все остальные, волей-неволей формирует сам федеральный центр. Упрёк в имперской политике отчасти справедлив – отношение к ряду северокавказских республик как к окраине, от которой требуются лишь внешнее спокойствие, лояльность Москве и высокие результаты на выборах, до сих пор оставалось доминирующим в региональной политике центра.
Взаимоотношения с ними (республиками Северного Кавказа. – Прим. ред.) строятся на старых трёх китах: лояльности лидера, бюджетных дотациях и силовом ресурсе, призванном обеспечивать порядок и в корне пресекать поползновения экстремистов. При этом силовики на таких территориях весьма неразборчивы в средствах, поскольку продолжают пользоваться почти неограниченными полномочиями. Мирное население перестаёт понимать, кого нужно бояться больше – боевиков или тех, кто от них защищает.
Сегодня на Северном Кавказе экстремизм носит не столько идеологический, сколько этнический и межклановый характер. В Ингушетии идёт борьба за власть внутри отдельных клановых групп. Пока между этими группами не установлен некий баланс, привычные правовые институты там работать не будут. Следовательно, необходима модернизация традиционных кланов – включение их в систему полноценных демократических институтов. Но для этого многие из подобных институтов в той же Ингушетии, равно как и в Чечне, ещё лишь предстоит создать. Только так в перспективе можно развеять миф о Северном Кавказе как одной «большой Чечне», где российские законы являются необязательным приложением к местным понятиям.
«Эксперт Юг»,
20 октября 2008
- 6 просмотров