[ Кавказский дом горит ]

Отшумели истинные и показные страсти. И стало ясно: страшное ещё впереди. Даже если все российские спецслужбы явят чудеса профессионализма, пока всё, что происходит на Кавказе, будет происходить, теракты продолжатся. После Москвы уже рвануло в Кизляре, Карабулаке, Нальчике…

Это когда Москву взрывают – шумно. А теракт в горах – это всего на один репортаж в выпуске новостей и пару политических монологов.

Две молодые женщины, взорвавшие себя в московском метро, закончили такую же российскую школу, что и их жертвы. Одна из «шахидок» имела два высших образования и преподавала детям. Как на них оказался «пояс шахида»? И в этом есть страшная аномалия новейшей кавказской истории, об истоках которой мы давно задаём себе вопрос и почти знаем на него ответ. Вряд ли он интересен Москве, но для кавказских народов – судьбоносен.

Наше будущее засасывает в свою смертоносную воронку «смерч тайной силы». Эта точная метафора принадлежит дагестанской поэтессе Миясат Муслимовой. Если бы не этот смерч, то может быть «девочки, с несозревшими сердцами, не успели бы обернуться поясом смерти, и мальчики, с когда­то пухлыми щёчками, прикасаясь к холоду оружия, никогда не забывали бы руку матери, ведущей их к дому…».

Безусловно, с терроризмом нужно бороться. Бороться беспощадно. Но ситуация в регионе складывается по известной традиции: лес рубят – щепки летят. Возрождается страшный по своим последствиям принцип: сын за отца отвечает. Часто после очередного убийства боевика преследованию подвергаются члены его семьи, дальние и близкие родственники. Таким образом, воспроизводится терроризм, ибо людей просто загоняют в тупик.

Укрепить, закрепить, реформировать… Не пройдут, не запугают… Вся риторика силовая, оборонительно­наступательная. Она чётко очерчивает портрет врага и территорию его дислокации. Место, откуда идёт угроза, прочно засело в сознании россиян. После теракта на дверях подъездов моего дома появился плакат: «Помни! Каждый кавказец – потенциальный террорист, который может в любой момент взорвать бомбу, и ты никогда не увидишь своих близких». Знаковые слова подчёркнуты красным. Район наш – неспальный.

А на окраине Москвы уже подожгли общежитие с «чёрными». Сколько ещё таких «санитарно­очистных» мероприятий предстоит?

Страшны не скинхеды в Москве или «лесные братья» на Кавказе. Те, кто их породил, те и отзовут своих рекрутов в нужный час. Страшна разруха в общественных мозгах, особенно в мозгах горского социума, для которого Россия перестаёт быть Родиной. Между нею и Кавказом вызревает цивилизационный раскол.

Только всей мощью государственной идеологической машины можно разрушить тот вредоносный для самой России образ Кавказа, десятилетиями формировавшийся с помощью всё той же государственной машины. Уж второй десяток постперестроечных лет идеи патриотизма в кинематографе (и не только) отрабатываются на кавказской теме. Кавказцы давно заменили собой образ немецких фашистов и афганских «духов».

Россия должна, наконец, увидеть настоящие лица Кавказа – это то самое гражданское общество, к которому взывает президент страны. Поверьте, оно есть и очень неплохо выглядит. К тому же ещё – мыслит. Не экзотическая ниша нужна сегодня Кавказу в информационном пространстве: бурки, лошади, кинжалы и горцы в жанре «мы тоже люди, мы тоже любим»… Нам нужно полноценное присутствие в общероссийском политическом и культурном пространстве.

Может, тогда мы вернёмся к прошлому опыту нашей совместной истории. Но обустроить Кавказский Дом без его хозяев не получится. Видение проблем изнутри – глубже и точнее. Державным высокомерием или политическим недоверием можно объяснить то, что Северный Кавказ в Общественной палате представляет Максим Шевченко? Это что, демонстрация нашей культурной недоразвитости или гражданской неблагонадёжности? В семи республиках не нашлось ни одного достойного кандидата на эту роль?!

Коллегиальный «Суслов» оказался немощен по отношению к кавказскому масштабу. Он так далёк от прагматического использования кавказского разнообразия, где сколько народов, сколько национальных характеров – столько же моделей управления ими. Махать кнутом здесь небезопасно, но держать его наготове нужно. Как ни странно, здесь приемлемы обычные демократические институты, утраченные Россией: гражданский диалог, харизматичные политики с высоким индексом доверия, здоровая конкуренция в бизнесе, состязательное (а не договорное) продвижение по властной вертикали. Это и есть нормальные механизмы функционирования «разумного большинства», о существовании которого столичные эксперты вряд ли подозревают. В зоне их внимания как раз «агрессивное меньшинство» – стреляющее и взрывающее. Отсюда унылая убогость политтехнологических акций, которыми подменяется так необходимый региону идеологический проект.

Мы доживаем, донашиваем, доедаем остатки интернационализма. Нынешнее – наши дети и внуки – находится в пограничной ситуации, где советское прошлое вступило в конфликт с новейшей историей. Что делать – неясно. Но уж точно не Селигерами формировать их пророссийскость и не «инкубаторами» по созданию элиты. Идеология молодых уже вызревает. В ней – отчуждение и от России, как цивилизационного центра, и от собственной власти в регионе. И это пострашнее терактов. Новое поколение вооружено не гранатомётами, а инновационной стратегией – информацией, фундаментальными знаниями и политической позицией. Они исповедуют ислам иджитихада – познание себя и места своей религии в новом глобальном мире. А это помощнее, чем тротил и маргинальный ваххабизм. Зов крови, столь сильный в северокавказской ментальности, непременно призовёт их когда­то на родину. Они вернутся в республики с новым пониманием значимости Кавказа в мировой геополитике, его востребованности и Западом, и Востоком. И куда повернут их политические пристрастия?

---