[ Девушка с автоматом ]

Имя у неё ласковое, но с горчинкой. Хотя Ксения и значит «гостеприимная», но корень всё-таки «xenos» – «чужой». А фамилия громкая – Тодоровская. Да, да – родственница тому самому. Но нас сейчас интересует не режиссёр Петр Тодоровский, а его двоюродная племянница, потому что она, родившаяся в Махачкале 20 лет назад, сегодня рядовой Израильской армии. Защищает родину. Историческую.

– Слушай, ты ведь уехала в каких-то 15 лет и одна. Как ты выжила в чужой, по сути, стране?

– Уехала я в 2000-м по программе НАЛЕ, это расшифровывается как «молодёжь, которая поднимается без родителей». Папа сначала сильно переживал, порывался ехать ко мне. Я была скорее против. Ну, сначала были три года в школе потрясающей, я после неё полюбила учиться – а потом год волонтёрской службы. Таких образований в Израиле 25. Есть религиозные, но я училась в смешанном. Если вольно перевести с иврита название, то это будет что-то вроде Школы для будущих предводителей народа. Отсюда и предметы, которые мы изучали: философия, политика, история религий, востоковедение. Но главная идея – это идея коммуны, опыт совместного решения проблем, опыт работы в команде. Кстати, в группе из 48-ми человек я была единственной русскоговорящей. Пришлось окунуться в незнакомый язык, и сейчас я владею ивритом свободно.

– Давай-ка теперь об армии. Насколько я знаю, израильская армия – единственная, куда женщины призываются наравне с мужчинами. Представляю... Приезжаю я в Израиль, и мне тут же – автомат в руки.

– Тебе это не грозит. Если ты приезжаешь и тебе уже больше 20-ти лет, то служба только по твоему личному желанию. А я вообще-то должна была призываться два года назад, но год волонтёрской службы отсрочил призыв. Служба в Израиле – дело очень престижное. Призывники проходят своего рода экзамены, достаточно сложные. Физической подготовке уделяется, кстати, меньше внимания, чем уровню интеллекта. Мне было сделано предложение пройти курс офицеров, а это вообще значит, что я показала себя молодцом, такая очень высокая оценка. Но по своим причинам я отказалась. Там, знаешь, есть боевые войска, а есть, как бы сказать... джоб-войска от английского job – «работа». Вот я именно там. Служу в воздушных войсках синоптиком. То есть никуда не бегаю, ни в кого не стреляю, слава Богу!

– Что, и оружия даже нет? «Узи» какого-нибудь?

– Нет, оружие есть, «М-16». (смеётся) Но вот показатели по стрельбе... плохие они у меня.

– Да? А я думала, что ты стоишь прямо на самой границе и защищаешь родину. Такая героическая картина накрылась...

– Честно говоря, чем дольше отсрачи... или отсро... (пытается образовать нужный глагол) ну, тянулась отсрочка, тем чаще я задумывалась, а призываться ли мне вообще? Не хотелось держать оружие. Есть такая возможность, вот скажем, религиозные девчонки в армию не идут. Ещё можно «закосить», пройдя по 21-му психологическому профилю. А те, кто идёт в армию, служат: девчонки – два года, пацаны – три. Но сейчас вроде бы принимают новый закон и по полгода всем скостят. Останется полтора и два с половиной.

– Причёсочка у тебя, однако. Дрэды, колокольчики в волосах. Это же, наверное, не по уставу?

– А это мне прямо на базе сделали. В последний день перед отъездом. Сидели, болтали вечерком с моим очень хорошим другом после джазового фестиваля...

– ??? Фестиваля? Ты что хочешь сказать, что так прямо взяла и отправилась на фестиваль?

– Не совсем. Я всех обманула, вышла и поехала.

- И что, тебя посадили на «губу»? Или у вас там, в Израиле, их не существует?

(Тут мы пару минут пытались объясниться. «Губа» и даже «гауптвахта» Ксении были совсем непонятны, но «наказание» что-то ей ещё говорило)

– А! Есть, конечно! Я там даже побывала! Как-то я ехала на базу в 5 утра, холодрыга, и я надела свою красивую шапку, которая армейской полиции не очень нравится, к тому же у меня были распущены волосы, и ещё я первый раз забыла дома дискит. Ну, это такая бляха, где твоё имя и твой армейский номер, на случай, если вдруг убьют. Так вот, выхожу я из автобуса (у нас, кстати, для человека в форме и с армейским паспортом и поезда, и автобусы бесплатны) и нарываюсь на целую кучу полиции. Записали, конечно, данные и, когда я приехала на свою базу – меня судили. Приговорили к безвылазному пребыванию на базе в течение 18-ти дней.

– (с недоверием и осторожностью в голосе) А какой у вас там распорядок? Ты вообще о нашей армии представление имеешь?

– Смутное. А так у нас каждый солдат имеет определённые дни выхода. У меня график 10 – 4. Это 10 дней на базе и 4 – дома. Ну, и в эти 4 дня я могу в пределах страны ездить куда хочу, ни перед кем не отчитываясь, а потом опять на базу и начинается моя тяжёлая армейская жизнь. (смеётся) Ну, конечно, не очень тяжёлая. Там, в общем-то, хорошо. У меня есть своя комната, я её разукрасила, стены разрисовала, а две девчонки, которые со мной, живут, не возражали. Тебе, наверное, интересно, что я там ем? Все спрашивают. Но я не показатель, потому что вегетарианка, даже яиц не ем, всё больше травку жую.

– У Дины Рубиной я читала, как её дочка в свои свободные дни влетала в дом и сразу требовала жареной картошки. Но не потому, что голодна, а потому что уставала от армейской еды. От йогуртов, салатов, фруктов, рыбы, мяса и птицы. Вроде как после тортов и пирожных захотеть чёрного хлеба с солью. Врёт, небось?

– Зря ты так. Совершенная правда.

– Ну, может быть, у вас хоть дедовщина есть? Неуставные отношения? Или дискриминация по половому признаку?

– Должна тебя огорчить. Совсем нет. Был случай, когда парень, что со мной служит, сильно меня доставал. Ходил и нудел, нудел, заигрывал. Я пошла и пожаловалась своему офицеру, сказала: «Этот человек мешает мне жить», и его очень быстро угомонили. За словесные приставания, не говоря уже о физических, можно запросто вылететь из армии. А это очень невыгодно и в моральном и в материальном отношении. Мне лично платят 1 000 шекелей, что где-то около $ 250, это я получаю как солдат-одиночка. То есть такой солдат, что без родителей. Мне также положен месячный отпуск, я, как видишь, им воспользовалась, чтобы приехать сюда, в Махачкалу. Армия оплачивает мне квартиру, я не плачу за электричество, за воду. За землю тоже не плачу, так как живу в кибуце. Ну, а когда я окончу службу, «дембельнусь», как вы говорите, то могу выбирать одну из трёх опций. Это значит, армия даёт определённую сумму либо на открытие своего дела, либо на год учебы в университете, либо на путешествия по миру. Да, ещё в армии можно сдать экзамены для поступления в университет. Каждый экзамен стоит 5 000 шекелей, а мне как солдату обойдётся в 1 500. (приглядевшись к моему лицу) Ты что?

– Да я думаю о наших солдатиках, которые стреляются, вешаются или дезертируют, и делается как-то не по себе.

– А что? Моя подруга тоже вот дезертировала. Она вся такая была пацифистка, но в армию всё же пошла, а потом сбежала и пропадала 3 недели. Её искали, но она вернулась сама. Потом, как положено, был суд и приговор – 28 дней тюрьмы. Хотя в тюрьме порядки довольно мягкие. Тебя кормят и даже сигареты дают, но отбирают телефон, и нет возможности выходить. А срок приплюсовали к сроку армейской службы, то есть её «дембель» откладывается на 28 дней.

– Хороши порядочки в воюющей стране. А как ты относишься к палестинцам, которые так недалеко и представляют реальную ежедневную угрозу?

– Тут сложно. Я же родилась здесь, в республике с преобладающим мусульманским населением, и была для всех еврейкой, чем мне периодически тыкали в морду. Там поначалу было то же самое: «Ты – русская, не наша, плохая». Я тогда чувствовала, что куда бы ни уехала – для всех буду чужой. Как ни странно, но эта старая боль позволяет мне понять и евреев, и арабов, и христиан, и друзов – это такая ветвь арабская, у них своя религия. Нельзя ненавидеть человека только потому, что он другой национальности, молится, ест и любит по-своему. Хотя я помню, как в 11-м классе мы приезжали из школы, сразу шли к телевизору, и там были одни взрывы и кровавые пятна на асфальте. Это были 4 месяца совсем сумасшедших. Но, с другой стороны, я слышала от своих друзей много историй о тех арабах, что живут в секторе Газа. Как, например, если свадьба в деревне, тамошние жители приходят и приносят израильским солдатам, стоящим на границе, торт. Или другая история, тоже мой друг рассказывал, как в одной арабской деревне намечалось нападение на пост, и вступились за израильских солдат жители той же деревни. Между ними, между своими даже драка началась. Я не отрицаю, что способы, которыми арабы осуществляют свою борьбу, – это варварские способы. Но думаю, тут дело не только в арабах. Моя страна, которой я благодарна, которую я очень люблю, многое спровоцировала сама. Её политика настолько противоречива, что я уже не знаю, что и думать. Нужен пристальный взгляд, чтобы общую враждебную, вроде бы, толпу разделить на отдельных людей, которые страдают, любят, дружат. Тогда ненавидеть становится трудно.

– А как ты относишься к выселению евреев с палестинских территорий?

– Это единственный возможный выход из ситуации. Я очень рада, что такой шаг сделан. Как бы там тяжело не было. Моя подруга была в первом кругу – это такое разделение по степени сложности. 4-й, к примеру, это когда солдаты просто стоят на перекрёстках, охраняют. А 1-й – это когда выселяют физически, вытаскивают из домов вещи. Так вот, моя подруга не хочет об этом говорить, даже вспоминать не хочет. Сказала только: «Там был ад». Я и сама кое-что видела и могу сказать – многие поселенцы, а там всё больше ортодоксальные евреи, вели себя... как обезьяны. Они солдатам вслед кричали «фашисты», бросали в них всем, что под руку попадалось. А ещё нашивали себе на одежду жёлтые могендовиды, как во времена Холокоста. Но я и их понимаю. Это со стороны можно увидеть в переселении восстановление исторической справедливости, ведь земли были захваченными. Но у тех, кого переселяют, – горе. Настоящее. Для них это крушение мира, хотя правительство и даёт им щедрую компенсацию. Особенно невыносимо, когда плачут старики. Представь, сидит на дороге рядом с каким-то своим узелком, молчит, и слезы по лицу.

– И последний вопрос. Ты не боишься, что после того, что ты тут мне наговорила, у тебя будут неприятности?

– Да нет, конечно. Я своих взглядов не скрываю, и когда уезжала сюда, друзья шутили: «Кто же теперь будет защищать арабов?» ]§[

Номер газеты