Казалось, что беременность жены никогда не закончится и она навсегда останется с такой фигурой, как будто проглотила глобус. И ежедневные просьбы-желания «хочу чего-нибудь такого» уже выстроили мой распорядок дня, так как требовали поездок по супермаркетам и рынкам в поисках этого «чего-нибудь». И вопросы знакомых (сначала: «Ну как семейная жизнь?», а потом: «Ну что, когда там пополнение?») тоже казались бесконечными!
Когда у жены начал расти живот, я никак не готовился становиться отцом. Да я себя им и не чувствовал. То ли дело жена, в которой своим ходом развивалась новая жизнь. Жизнь, которая настолько изменила её нервную систему, что она плакала в кинотеатре, когда в «Альфа-доге» застрелили главного героя. Она могла ежедневно просить подтверждения моей любви к ней. Требовала по нескольку раз за день общаться с животом. Хотя я до сих пор не могу понять, зачем я должен был с ним разговаривать? И когда она просила прикасаться к НЕМУ, я прикасался к животу, а не к ребёнку. Хотя борьба за её любовь началась у нас ещё с той поры, как ОН пинками пытался скинуть мою руку с живота своей мамы. Кстати, и называли мы его всегда ОН. Наверное, все будущие родители так говорят о своих ещё не вылупившихся детях, независимо от их пола.
В ночь после дня, когда все мужчины дарят женщинам цветы, моя женщина подарила мне сына. «Скорая», казалось, не приедет никогда, а если и приедет, то её водителю самому понадобится врачебная помощь. Караулить машину на улице остался будущий дедушка. Я тем временем пытался надеть носки на скрюченную от спазмов супругу. Когда же «скорая» всё-таки приехала, я готов был сам сесть за руль, чтобы как можно быстрее доставить родную туда, где, как мне казалось, она избавится от мук. Злость на водителя нарастала с каждой кочкой, которую он не объезжал. А тут ещё и стоны жены, сжимавшей руку моей мамы – своей свекрови. Наверное, никогда раньше они не были так близки друг другу. В роддоме ещё больше разозлил медперсонал, который в ожидании каких-то бумаг и каких-то людей держал будущую мать в приёмном покое. Но после основательного «наезда» будущей бабушки медсёстры и врачихи забегали и уложили роженицу в койку. Когда за дверьми утихли разговоры, я ещё больше осознал своё бессилие и невозможность участия в процессе. Минут двадцать я пребывал в размышлениях и мысленно просил Всевышнего о благоприятном исходе событий. Меряя шагами подъезд, я изучил в нём все радостные надписи. Самому писать не было желания. То ли из уважения к «малярам», то ли ещё из-за чего-то. Мысли оборвались с началом призыва к утренней молитве, который эхом разносился по спящему городу, отражаясь от каждого минарета.
– Поздравляю, папочка, – слова уже бабушки по эффекту были сравнимы с… да ни с чем не были сравнимы!
– Кто? (До последнего принципиально не пытался узнать о поле малыша, потому что главное – чтобы был здоровым.)
– Мальчик! Четыре двести, прям как ты: у тебя такой же вес был! Ну всё, поехали домой!
– Как домой, а она?
– Да всё в порядке с ней, утром приедешь.
Пока мы ехали домой, я рассылал эсэмэски. Хотелось, чтобы весь мир знал о таком волшебном событии и радовался вместе со мной. Несмотря на то что время было ещё раннее, ответы-поздравления получил почти ото всех: поспать в ту ночь так и не удалось. К утру нужно было передать жене её забытые дома личные вещи. К жене в роддом со мной отправился друг Джабраилов, раздобывший где-то в 8 утра огромный букет. Но в предупреждение всем будущим отцам: живые цветы в палату роженицам не передают, потому что карантин, на мясные рулеты и заварные пирожные этот запрет тоже распространяется.
День прошёл как во сне, в голове брыкалась мысль: и что теперь делать? Каждое новое поздравление заставляло меня крепче поверить в свою новую роль. Последующие пять дней роддом (изучая настенную живопись которого, легко можно провести перепись городского населения) стал для меня местом регулярного посещения. Общение с любимой (теперь есть за что) женой и любимым сыном происходило посредством телефона. И если она говорила шёпотом, то я уже точно знал, что он с ней! В таких случаях я быстро давал отбой, так как опасался, что радиация мобильника может как-то сказаться на здоровье моего сыночка. А ежедневные стояния под окном позволяли хоть недолго, но всё же полюбоваться пухлым личиком малыша. Кстати, если бы мне показывали чужого пацана, а может, даже и девочку, моя радость не стала бы от этого меньше. Потому что мы ещё не познакомились. Завёрнутый в одеяло, дизайн и расцветка которого не менялись, наверное, ещё со времён моего рождения, он с каждым днём казался мне всё роднее и роднее. Роднее стала и жена, которая так же, как и малыш, попала под диктат роддомовской моды и на протяжении всего пребывания в медучреждении была облачена в халат в цветочек.
Утро того дня, когда нужно было вызволять свою семью из рук работников скальпеля и фонендоскопа, было омрачено сложной задачей по сбору детской кроватки. Впоследствии, к моему удивлению, тёща, лихо разобрав, собрала её снова – уже правильно. В составе делегации, в которую, кроме меня, ещё входили моя сестра и мой друг Омар, я выехал в сторону Старой автостанции. У разрисованного центрального входа нас встретили другие родственники, уже со стороны жены.
Наконец-то появившаяся из недр больницы моя увеличившаяся семья была тут же задарена несколькими охапками цветов. Голубой свёрток с торчащими розовыми щеками взял в руки я. Традиционные фото перед входом – вот мы уже на пути к дому. Встречали нас вторые по упоминанию в тексте, но не по значимости бабушка и прабабушка. Освоившись в новых владениях, карапуз уснул. Уже почти привыкнув к своим новым ролям, обитатели дома пытались своим участием засвидетельствовать любовь к новому члену семьи.
Дедушка, очень опытный врач, не позволял заходить в комнату с немытыми руками и тщательно проверял, не пахнет ли от кого табаком. И возмущался, когда вокруг малыша скапливалось более трёх человек, поглощающих свежий воздух, предназначенный только для него. Бабушки устроили маме мастер-класс по пеленанию. Мне казалось, что его заворачивают очень плотно и от этого он испытывает дискомфорт. Но мне объяснили, что так надо для того, чтобы ноги и руки были ровными. На третий день я уже с уверенностью брал его на руки. Оказывается, в этом нет ничего сложного; главное – поддерживать головку. А как приятно он пахнет! Это не аромат и не запах, а нечто особенное. Напоминает молоко, смешанное с мёдом. Запах не пропадает даже когда, потужившись, он пачкает пелёнки. Вне пелёнок по размерам малютка напоминает ощипанную индейку. Я до сих пор не представляю, как человек может быть таким маленьким! А самое удивительное – это его разумный взгляд. Его можно назвать ознакомительно-угрожающим. Мол, вот подождите: вырасту я – всё вам припомню. Он ещё ни разу не засмеялся. Выражения его лица бывают такими: «Где я и кто вы?», «ЧЁ вы на меня так смотрите, а?». А для выражения своей воли у него есть универсальное «УА-УА-УА», которое означает «поменяйте меня: я описался», «дайте есть, я проголодался», «уйдите все, я хочу спать». Это самое «УА» будит меня по ночам вот уже месяц для того, чтобы я разбудил жену, чтобы та его «поменяла». Хотя расстилаю пелёнки всегда я. Это очень просто: развернуть квадрат ткани и загнуть внутрь один из его углов.
А как ему нравится, когда его купают, впрочем, наверно, как и всем детям. А после купания он любит вкусно поесть: и если это подкормка из бутылочки, то тут нередко я опять становлюсь действующим отцом. Кстати, вот было бы здорово, если бы на детях, как на чайнике, была шкала заполнения. Или как на телефоне – индикатор зарядки, чтобы знать, когда его в следующий раз нужно кормить. Жена иногда ругается, что после еды я слишком сильно хлопаю его по спине, чтобы он срыгнул. Звук отрыжки у него, кстати, совсем не детский – впору мужику лет сорока. А какой он смешной, когда начинает икать! Всё его крошечное тело подпрыгивает, а брови лезут высоко на лоб. А совсем недавно открыл для себя новый способ, успокоить его, когда он плачет. Нужно просто делать приседание с ребёнком на руках – успокаивается моментально. Такие упражнения очень помогают, когда уставшая жена, из которой он буквально высосал все силы, просит посидеть с ним, чтобы самой немного вздремнуть.
После долгих прений с женой, которая со свойственной женщинам псевдодальновидностью хотела дать ему интернациональное имя, я всё же настоял на Мухаммаде, именно в таком написании, а не в европеизированном Магомеде. А до наречения он был «котёнком», «упупусиком», «маминым золотым», хотя и сейчас мы его частенько так называем. На прошлых выходных купил ему его первое транспортное средство. Закутав Мухаммада, который с каждым днём становится похож на меня, и положив его в коляску, мы втроём вышли в город. Он впервые увидел солнце. А солнце впервые увидело его. Они оба грели по-разному. Солнце – тело, а Солнца (как называет его жена) – душу. Ощущения, когда катишь перед собой коляску со своим наследником, в сто раз круче, чем если бы я ехал по Ницце за рулём «феррари», а рядом сидела бы Тина Канделаки. А на фиг мне «феррари», когда у меня есть СЫН! ]§[
- 7 просмотров