[ Мой город... ...где-то там вдали ]

Чисто махачкалинская зарисовка. Чем более некрасива девушка, тем медленнее она будет переходить дорогу. Чем более кривы её ноги, тем неположеннее будет место, в котором она пересекает проезжую часть. Обратное утверждение с красивостью и ПДД тоже имеет место быть. Махачкала! Город контрастов!…

Мне часто снятся какие-то совершенно фантастические города и местности. С несуществующими в природе зданиями, станциями метро или интерьерами. Красивые, нереальные и захватывающие дух. Причём я помню все эти города и местности досконально и в мельчайших деталях. А ещё во время путешествия по ним во сне я абсолютно уверен, что это за город или местность (хотя этого нигде не написано) и почему-то прекрасно ориентируюсь в улочках, закоулках, проспектах, дорогах и тропках в горах или лесу. Города в моих сновидениях рождены каким-то симбиозом тех поселений, в которых я бывал. Москва, к примеру, бывает заполнена зданиями в стиле барокко, перед которыми разбиты большие палисадники, присущие южнороссийским станицам. Станции метро в моей Москве по ту сторону сна носят какие-то ирреальные названия типа «Дом Советов» или «Крахмальный Рынок». А сам город отличается размеренным течением времени и малым количеством народа на улицах. Санкт-Петербург, напротив, предстаёт эдаким ультрамодным сити, состоящим из стеклобетонных коробок всех цветов радуги. Эти здания, полностью покрытые фальш-стеклом, закрывают собой неприглядные промышленные районы, в которых на многие километры растянуты какие-то складские помещения, опутанные разбитыми в кровь грунтовыми дорогами. Горные селения, в которых я оказываюсь, все как один пахнут свежевыбеленными шале и вполне бы смахивали на швейцарские деревушки, если бы перед въездом в них не чесал бы пузо палкой запылённый гаишник на посту.
А вот Махачкала в моих снах всегда огромная, с широкими проспектами и ослепительно белая. Все здания в ней – сплошной мрамор, и люди ходят по улицам с обязательными солнцезащитными очками, ибо без них можно ослепнуть от жгучей белизны, которую разводит в воздухе нещадно палящее солнце.
Я никогда не был в Киеве, но он снится мне, как Одесса, которая стоит не у моря, а на реке. Я часто бывал в Свердловске, но в моих снах он не серо-стального цвета, а ярко-синего. Я перемещаюсь в те или иные города при помощи поезда, в котором вагоны совершенно странной планировки. В моих снах эти поезда останавливаются на полдня в каких-то маленьких южных городках, утопающих в цветах и зелени. И я выхожу и гуляю по этим городкам. Я не мог понять, почему мозг рождает эти сновидения. А сегодня ночью, когда мне вновь приснилась Москва с очередной станцией метрополитена «Перехватчиковая», вход в которую представлял собой классическую римскую арку, опутанную множеством колонн, а венчал эту конструкцию отлитый в бронзе искорёженный истребитель времён Второй мировой войны, я понял, что мне снится. Мне снится Советский Союз. Таким, каким он был бы сейчас, в две тысячи девятом году. Я увидел это на щите с газетами, который висел у метро. Там была «Правда», а в её шапке стояла дата. Я проснулся, ошарашенный таким открытием. И теперь меня грызёт мысль – интересно, а что там были за статьи? Ладно, в следующий раз почитаю…
Наше поколение, наверное, не вовремя родилось. Нас воспитала одна эпоха, а жить выпало в другой. Причём «воспитательница» наша похожа на красавицу, а живём мы в итоге с кривоногой страшилой, которая нагло лезет под колёса машин, пытаясь перейти улицу в неположенном месте…

В молодости Абин-Альсар услышал разговор своего отца с дервишем.
– Будь поосторожнее со своими творениями, – говорил дервиш. – Думай о том, что будут говорить о тебе будущие поколения.
– Ну и что? – ответил отец. – Когда я умру, всё будет кончено, и мне будет всё равно, что скажут.
Абин-Альсар никогда не забывал об этой беседе. В течение всей своей жизни он старался делать добро и помогал людям делать своё дело с энтузиазмом. Он стал известен как человек, заботящийся о других; после своей смерти он оставил большое количество сооружений, которые улучшили уровень жизни в городе.
На своей могиле он приказал начертать следующий эпитафий: «Жизнь, которая заканчивается, когда наступает смерть, – это жизнь, которая ничего не стоила».

Номер газеты