[ Твин Тпигс ]

Майское происшествие в селе Тпиг Агульского района, события которого были описаны в статье «Моя милиция меня…» («ЧК» № 14 от 6 апреля 2007 г.), вызвало огромный резонанс и привлекло повышенное внимание государственных деятелей. Сами же жители села и района об инциденте знали, но не стали нагнетать вокруг него страсти: то ли не хотели выносить сор из избы, то ли… Подробнее исследовать обстоятельства того случая, а также ознакомиться с ситуацией в районе в целом наша редакция решила на месте.

Дорога в район длинная, около четырёх часов по асфальту, местами изъеденному рытвинами, кое-где трасса так и осталась нетронутой, наверное, ещё со времён нашествий Надиршаха. Лысые скалы, нависшие с одной стороны дороги, кажется, пытаются сбросить автомобиль в глубокое ущелье с другой стороны. Уже в самом районе в глаза бросаются надгробья, больше напоминающие мавзолеи-усыпальницы, пестрящие бесчисленным количеством платочков и тряпочек, повязанных на их ограду. К разряду экзотики, можно отнести ещё и название одного из населённых пунктов района: Гоа, в отличие от одноименного курорта на берегу Индийского океана – задрипанный аул без соответствующей инфраструктуры. Особенностью же самого райцентра Агульского района, села Тпиг, можно считать наличие на крыше каждого, даже мало-мальски пригодного для жилья, строения спутниковой антенны. Слова из песни кота Матроскина «телевизор мне природу заменил» чётко характеризуют сферы увлечений и развлечений местных жителей.

Малочисленные стада овец и небольшие огородики – вот и всё сельское хозяйство района. Проживает, между тем, здесь около семи тысяч человек. Леса в районе мало, поэтому промыслы, связанные с деревом, практически отсутствуют, зато есть горный камень, из которого построено большинство сельских домов; лишь изредка встречаются вкрапления дербетского камня. Кстати, здание районной администрации построено тоже из местного камня, однако, как говорят осведомлённые местные жители, после его облицовки кирпичом по документам оно проходит как вновь отстроенное. Местные вообще много о чём информированы и рассказать могут многое, но только в приватной беседе.

Знаки

Выборы и предшествующая им предвыборная кампания не обошли стороной Агульский район. Кстати, наверное, впору и дагестанцам, подобно американцам, разделяющим жизнь на «до» 11 сентября и «после», ввести в свою историю промежуточный финиш под названием «11 марта». Виртуозные местные агитаторы-политтехнологи предложили избирателям своё ноу-хау в части контроля над явкой и выбором. Представителю каждого тухума или семьи, был выделен определённый знак в виде цифры, буквы или их сочетания. Этот символ избиратели должны были проставить в бюллетене для того, чтобы в дальнейшем кандидат или уже депутат смог проверить, «правильно» ли отдал свой голос тот или иной житель. В случае если идентификация проходила успешно, избиратель получал оговоренную сумму либо другое, предусмотренное договором благо. Если же житель голосовал не так, как надо, то он или она подвергались не только жёсткой критике, но и административному преследованию. Так, например, была уволена пошедшая против власти района методист дома народного творчества Тевриз Магомедова. По результатам санитарно-эпидемиологических проверок был закрыт магазин Курбана Магомедова. А оппозиционному председателю районного собрания депутатов перестали выплачивать заработную плату с официальной мотивировкой «отсутствие бюджетных средств». Наиболее предусмотрительные противники того, чтобы их клеймили, подобно скоту, дабы не быть уволенными, сразу же после выборов ушли в отпуск. В день же самих выборов бюллетени, розданные ещё накануне вечером, закончились уже к десяти утра. Возмущённые местные жители, которым не хватило бюллетеней, стали требовать, чтобы им было позволено исполнить своё конституционное право. И вскоре откуда-то появились ещё 160 чистых бюллетеней. Жители говорят, кто стоит за технологией со знаками и другими выборными историями. Мы же такие обвинения озвучивать не будем. Отметим лишь, что депутатом в Народное Собрание от района избран Раджаб Раджабов.

Основной же целью визита в райцентр Тпиг оставалась встреча с семьёй Мусаевых. Их дом стоит на границе села, за ним уже горы. В двух комнатах, одна из которых прихожая- кухня, другая – зал-спальня, живут супруги Мусаевы и их дети – сын Адам и дочь Фатима. По словам местных, в далеком 99-м Надыр Мусаев отращивал бороду и носил чалму. Сейчас он безработный, и живут они на его временные заработки и зарплату жены Кизбике, которая работает санитаркой в районной поликлинике. Кизбике с горечью в голосе вспоминает произошедшее с ней: время от времени её глаза начинают блестеть от слёз. Чтобы читатель прочувствовал состояние женщины, передаём описание событий её словами, как всегда, без купюр.

«Когда меня похитили в первый раз и изнасиловали, я пошла в прокуратуру. Начальник милиции был в отпуске, поэтому и пошла напрямую к прокурору Анвару Махмудову. Это было 11 мая. Он сказал, что сам разберётся и всех накажет. Говорит, никаких справок не надо, ты только на чистых листах распишись – я все сам напишу. После этого те милиционеры узнали, что я обратилась в прокуратуру. А муж в это время был в Москве на заработках. И вот в час ночи я проснулась и услышала шум. Двое милиционеров пытались застрелить мою собаку, потом сломали дверь и зашли домой. Кубутаев Низам и Касумов Руслан начали угрожать мне. Ты, говорят, написала заявление в прокуратуру, но прокурор наш, начальник тоже наш, говорят. А ты здесь чужой человек, у тебя за спиной никого нет (я сама с Хивского района). Мужа, говорят, твоего тоже дома нет, мы тебя убьём с детьми и дом сожжём. Они были выпившие, начали меня избивать. Я их просила. Потом Русик этот меня на кровати изнасиловал, а потом Низаму отдал. А дочка, оказывается, проснулась и говорит: «Оставьте мою маму в покое!». Её тоже избили. Потом потащили меня к машине. И Низам говорит другу: «Давай её закопаем, а то она будет на нас жаловаться». Я сказала, что не буду жаловаться, оставьте меня в покое. На следующий день перед работой я опять зашла к прокурору. Вот, говорю, я к вам обратилась, а они опять ко мне ворвались. А вы какие меры приняли? А прокурор говорит: «Мы же их наказали, мы им выговор дали». Так они же на работе, говорю. А те всё время проезжали и пугали меня. Я мужу опять в Москву позвонила, а он там тоже обратился куда-то. Потом меня опять вызвали начальник милиции и прокурор. Всё записали. Потом нам бумаги пришли и вызвали в мировой суд. Из нас обвиняемых сделали, а из них – потерпевших. Потом приехал из города майор УСБ Абасов. За мной машина приехала, отвезли в милицию, и там все милиционеры начали меня уговаривать: ты, говорят, ничего не сделаешь, потому что все наши тут. Мы твоего мужа тоже как вахабиста привлечём, говорят; он же молится, они его за это вахабистом называют. А у нас в семье все молятся. И так они меня напугали, что я ему ничего не смогла сказать. А Русик этот спросил у меня: «Ну, что ты добилась? Мы ему что нужно дали и до Хива проводили». А мне потом за клевету дали год. А другие милиционеры сказали мне, что из-за меня работу не хотят терять. Что нам начальник скажет, то мы и говорим».

Муж обиженной женщины, рассказывая о ситуации в районе, не сдерживал эмоций. Кизбике время от времени успокаивала его, ссылаясь на то, что у него может подняться давление.

«Я в Москве был на заработках, жена мне позвонила, сказала, что её изнасиловали. Я сказал: «Не может быть». Я ходил на приём и к Нургалиеву, и к Устинову, везде рассказал, что вот такой беспредел был. А мне сказали, что у вас в Дагестане за деньги всё могут сделать. Потом она опять позвонила мне и сказала , что опять изнасиловали. Я спросил: «Какие это работники были?». Она сказала: вот этот Багадай, Руслан, Низам, Фейрудин, буркиханский Рамазан, ещё Али Ибрагимов – наш местный участковый – короче, там одиннадцать человек было. Ну не все насиловали, а помогали в дальнейшем как соучастники. И там, на Лужниках, где автобусы стоят, меня избили. Подошли ко мне, спросили: «Ты да Мусаев Надыр по кличке Мангуч?». Я говорю: «Да». Скорей всего, это нашего прокурора родственники были. А потом ничего не помню: я отрубился. Потом меня без сознания в автобус погрузили. А в Волгограде оставили в больнице, думали, что я труп. Когда я вернулся домой, прокурор меня спросил: «Ты что, хочешь оставить это так, что ли?». Я говорю, вы же это дело закрыли. Он говорит: «Нет, давай пиши». Потом я понял, что это делали, чтобы снять одних милиционеров, чтобы поставить туда своих родственников. А до этого мне предлагали выступить в Махачкале, чтобы я сказал, как нам хорошо стало жить при Юре (Юрий Исмаилов – глава МО «Агульский район». – Прим. ред.), за это мне триста тысяч хотели давать. Я потом понял, что они заранее хотели подстраховаться. Все люди в районе в шоке. Эти никого же не чувствуют здесь. У них Такибат есть! У них Джамалудин Омаров есть! Юра им говорит: вперёд! До конца! Я в районе хозяин. «Стихийные» деньги где, которые нам должны выделить? У меня вон крыши нет. Крупный рогатый скот тоже украли из района. Беспредел такой. Почему на это закрывает глаза министр внутренних дел?».

Дочка Мусаевых, Фатима, вспоминая события той ночи, едва не заплакала:

«Ночью я увидела, как зашли милиционеры, и они начали делать с мамой плохие вещи. Они держали мамины руки. Сначала один делал плохие вещи, потом другой. Били руками её в голову и живот. Когда я кричать начала, они меня тоже ударили. Я в комнату забежала. Потом маму за волосы потащили в машину. А начальник милиции мне потом подмигивал глазами и конфету давал. Такие вещи про маму, говорит, никому рассказывать нельзя».

Анвар Махмудов – весьма интеллигентный и образованный для районного прокурора молодой человек. Он считает, что в части уголовного процесса по данному делу к нему претензий быть не может. И как довод против Кизбике приводит тот факт, что в машину к Багадаю перед первым изнасилованием она села в том месте, через которое не пролегает её путь из дома на работу. Следовательно, там она оказалась по собственной воле.

Известие об этом событии разнеслось по селу и району очень быстро. Но односельчане не только не пришли, чтобы поддержать семью Мусаевых и посочувствовать им, но даже отворачиваются, когда проходят мимо. Никто из них не хочет наживать себе врагов во власти района. А Надыр Мусаев всё ещё надеется на торжество российского правосудия, не желая браться за оружие.

В данной ситуации остаётся неясным, кто со стороны властных структур является инициатором гонений на семью Мусаевых. По крайней мере, из общения с прокурором у нас сложилось впечатление, что ненависти к семье он не испытывает, а ситуация ему, казалось, уже надоела. Вряд ли Махмудов сознательно мстит семье или старается доставить ей неприятности. Из слов прокурора можно сделать вывод, что он относился к Кизбике Мусаевой не как к обычной гражданке, а как к падшей женщине. А уголовное дело по факту клеветы он возбудил лишь после предписания из республиканской прокуратуры. Но даже если предположить, что изнасилования не было, а слова женщины – клевета, то факт проникновения в жилище и нанесения побоев налицо. И тут должны быть приняты меры прокурорского реагирования. Кто же тогда, если не прокурор? Глава района или начальник милиции за то, что Мусаевы привлекли внимание республиканского и федерального руководства к их личностям? Загадочность ситуации придаёт телеграмма без почтовых штампов, полученная Мусаевым, в которой его просят явиться в некий департамент по правам человека ЮФО. По адресу, указанному в телеграмме, на самом деле стоят частные дома в общем дворе. ]§[