Каково быть водителем махачкалинской маршрутки? Кому они платили раньше, а кому платят сейчас, кто «крышевал» их раньше, а кто – теперь? Какие суммы «крутятся» в теневом транспортном бизнесе в Махачкале? Что удалось Рамазану Абдулатипову, а что он провалил? Чего ждать от Владимира Васильева?.. Об этом и многом другом в большом интервью председателя независимого профсоюза предпринимателей и водителей Дагестана Исалмагомеда Набиева.
– Совсем недавно республиканские власти сообщили о планах по полной замене пассажирского транспорта в Махачкале. Как вы считаете, насколько реальны эти перспективы с учётом того, что все пассажирские микроавтобусы в городе находятся в частных руках?
– Меня встревожило то, что некоторые лица в своих интересах вводят в заблуждение главу республики. Например, каково публично объявить, что по городу перевозками пассажиров занимаются «РАФы». Или же мнение о том, что существующая форма пассажирских перевозок более опасна, чем возможные другие. Ведь есть же статистика. По этой статистике количество аварий и их жертв по вине пассажирских автоперевозчиков составляет не более 2,5% от их общего количества. И динамика роста с 2007 года по сей день не превышает четверти процента.
Это говорит о том, что нашлись люди, которые хотят войти в городской рынок пассажирских автоперевозок с чёрного входа. И в этих целях хотят использовать административный ресурс главы Владимира Васильева.
Разговор идёт о некоем Третьем парке Санкт-Петербурга. Непонятно, как они попали сюда. Кроме Дагестана, ещё в каких кавказских республиках они присутствуют? Они ведь как юрлицо зарегистрированы у себя там. Тогда в чей бюджет поступят налоги, которые будут на них начисляться? Что будут делать тысячи наших автоперевозчиков, которые в одночасье окажутся не у дел? А вместе со своими семьями это десятки тысяч человек, которые лишатся источников дохода. А многомиллиардные инвестиции в перевозочную деятельность в виде покупок транспортных средств окажутся неликвидными, и цены на транспортные средства снизятся в разы. Не знаю, кому это нужно. Уж точно не дагестанцам. Ведь это все создаёт напряжённость в обществе.
– Но даже являясь хозяевами своих микроавтобусов, махачкалинские водители никогда не были хозяевами своего положения…
– В Махачкале маршрутки появились примерно с 1993 года. Вначале они были индивидуальными предпринимателями, были самоорганизованы, но были и криминальные структуры, «крышевавшие» маршруты. К 1998 году, когда к власти пришёл Саид Амиров, в городе было примерно 1 800 автомобилей. Амиров тут же снёс все «крыши», а водителей поголовно и насильно стали вовлекать в созданные МУПы «Махачкалатранс» и «Махачкалатранс-1». Сама по себе идея была неплохая, даже благородная, если бы использовали её в благих целях. Изначально была поставлена одна цель – максимальное извлечение незаконных доходов из этого вида деятельности. Вследствие этого количество машин в городе возросло до 5 тысяч. Каждая из машин в месяц платила этим МУПам по 2 тысячи рублей, и их (МУПов) «прибыль» составляла более 85 миллионов рублей в год. А для функционирования МУПов достаточно было платить по 75 рублей в месяц (!). Городские перевозки реально были выведены из налогооблагаемой сферы, оплачивая символические суммы налога. В результате сами водители находились в ущербном положении, так как, оплачивая 2 тысячи рублей в месяц, практически не пополняли свои личные накопительные пенсионные счета.
Профсоюз изначально выступал против этой формы организации труда. Мы предлагали организовать акционерное общество, членами и вкладчиками которого могли бы стать все автоперевозчики. А мэрия могла бы заключить с ним договор о перевозке пассажиров. Эта структура должна была быть вне зоны «крышевания» со стороны аффилированных с руководством администрации города лиц и доступна всем федеральным органам контроля и надзора. Тогда и налоги бы платились, и законные интересы водителей защищались, и такое огромное количество транспорта не было бы задействовано в городе.
Позднее в нарушение законодательства и без всякого учёта начали просто собирать наличные деньги – по 3 100 рублей с каждой маршрутки. А взамен им выдавали какие-то путёвки. В итоге за своё конституционное право заниматься трудовой деятельностью водители оплачивали администрации города. Они покупали это право.
– Но Амиров уже давно как не мэр…
– После ухода Амирова стало ещё хуже. Если он стабильно собирал по 3 100 рублей с каждого водителя, то сегодня собирают минимум 6 150 рублей с каждой маршрутки. А есть маршруты, с которых собирают и более 10 000 рублей – например, с маршрута «2 как троллейбус».
То есть, если раньше был один хозяин, который собирал деньги, то теперь всё разбито между чиновниками городской и республиканской власти. Они поставили своих родственников руководителями и разбили этот МУП на 5 частных предприятий. Они это сделали, как бы подгоняя всё под 220-й закон о транспорте, но на деле это обычная «рубка» денег. За 20 последних лет было очень много обращений от водителей к властям республики, города, прокуратуры, УБЭП, но всё бесполезно.
Порядок здесь должен быть один. Если ты имеешь пассажирское транспортное средство, то у тебя должен быть только один-единственный статус – индивидуальный предприниматель. Отсюда вытекает, что ты налогоплательщик. А в случае Махачкалы – это более 150 млн рублей в год в бюджет и другие фонды. Единственный выход – государство должно взять этих людей под свою защиту, отсечь их от разного рода заинтересованных чиновников, но этого не происходит. Надо учесть, что в целом по республике функционируют более 15 тысяч единиц пассажирского транспорта и здесь есть интересы множества структур. Пенсионного фонда – около 200–300 млн рублей, налоговых органов – около 700 миллионов, прокуратуры… Всё-таки 15 тысяч человек работает без статуса, и все они об этом прекрасно знают. Потому что так установилось в республике, более 70 процентов экономики находится в тени, в том числе транспорт. У этих структур логика такая: нам дают субсидии из федерального центра, пусть наши люди, вместо того чтобы платить налоги, платят на лапу тем же чиновникам, которые делают тут погоду. Эта схема работает бесперебойно по всей республике, это всех устраивает.
– Какие суммы примерно крутятся в теневом транспортном бизнесе в Махачкале?
– Эти пять организаций ежемесячно снимают с водителей Махачкалы около 15 млн наличных рублей.
– Многие жалуются, что маршрутки – это очень неудобный транспорт для такого города как Махачкала. Что они создают пробки и множество других проблем…
– Это ложное представление, что пассажирский транспорт создаёт в Махачкале проблемы. Во-первых, кто пользуется транспортом? Люди, которые не имеют собственного транспорта. Ежедневно, по моим данным, в городе бывает 100 тысяч машин. Это с учётом приезжающих из других городов и районов. Из них где-то около пяти тысяч машин – это пассажирский транспорт. Да и они тоже работают посменно. Получается, где-то две с половиной тысячи единиц пассажирского транспорта одномоментно находится на дорогах, большая часть из которых к тому же стоит на своих конечных стоянках, набирая пассажиров. Этот вопрос ставят те люди, которые хотят забрать транспорт и регулировать этот бизнес по своему усмотрению.
– Недавно произошёл очередной скандальный эпизод, когда люди записали видео вымогательства взятки на дагестанской таможне и выложили в сеть, что вызвало очередной массовый протест дальнобойщиков. Вы изучали эту ситуацию?
– Да, конечно. Хотя это не первый случай протеста против поборов. Против незаконных действий контролирующих органов на КПП «Яраг-Казмаляр» и на федеральных дорогах Дагестана и России водителями большегрузных машин в августе-сентябре 1998 года была организована забастовка с закрытием федеральной дороги, погранперехода и железной дороги. В течение 45 суток более 600 фур беспрерывно бастовали. Для изучения ситуации в Дагестан приехала группа депутатов Госдумы, Генпрокуратуры, Таможенного комитета РФ, Минтранса РФ.
В итоге за пределы таможенного контроля на КПП «Яраг-Казмаляр» были выведены пункты всех контрольных служб. Кроме того, стационарные посты ГИБДД на федеральных дорогах были значительно сокращены (до 7 единиц), а посты других ведомств – ликвидированы. Тогда значительно сократились поборы с водителей на пограничном переходе и дорогах.
– Есть гарантия, что эта ситуация не повторится? Как всё-таки избавиться от таких поборов?
– Это всё зависит, прежде всего, от водителей. Они должны быть настойчивыми. Когда по «Платону» была проблема, я всегда говорил, что это легальная форма взимания денег за эксплуатацию дорог. Ведь «Жигули» и двенадцатитонная машина, которая возит ещё 40 тонн груза, не одинаково эксплуатируют дорогу, и это должны все понимать. Такая форма частно-государственного партнёрства сегодня применяется во многих западных странах. Поэтому от этой идеи государство уже не отойдёт – ему нужны деньги. Сейчас очень низкие цены на нефть, бюджет-то надо чем-то пополнять.
– Но, проявляя жёсткость в отстаивании «Платона», государство говорит, что этот налог нужен и он будет внедрён несмотря ни на что. Но, оплачивая налоги, водители разве не должны рассчитывать на полную поддержку со стороны государства?
– Конечно, и не только водители. Я, как налогоплательщик, оплачиваю именно на содержание тех людей, которые сейчас находятся у руля исполнения и соблюдения законов. Представьте себе, что я бизнесмен и нанимаю себе охранника, а через какое-то время он начнёт допускать какие-то вольности по отношению ко мне. То же самое в государственном масштабе должно быть. А у нас всё наоборот. Люди, которые содержатся на мои налоги, становятся моими хозяевами, вместо того чтобы меня обслуживать. Государство в лице прокуроров, судей должно защищать. А они занимаются личными интересами. Они меня вынуждают платить налоги, и я должен выполнять их личный интерес.
– Выходит, сегодня водителям выгодно платить не официальный налог, а на лапу чиновникам?
– В денежном отношении, конечно, им выгодно платить налог, а если в полном объёме государство будет их защищать, тем более выгодно.
Но опять-таки, у нас ещё много этаких посредников между государством и людьми – чиновники, для которых очень выгодны поборы.
– Почему государство жёстко не регулирует эти поборы?
– Сейчас ты говоришь о государстве как об установившемся институте. У нас же государства как такового нет ещё, сейчас мы в переходном периоде. Кто пришёл к власти в 90-х годах? Маргиналы, люди с авантюрным складом характера, которые не боятся идти на риск.
Они пришли к власти со своей моралью, повадками. Как бы параллельно идут закон и правители – они друг с другом не соприкасаются. Вырабатывается мораль тех людей, которые пришли к власти, и водители под неё тоже подпадают.
– Как вы считаете, в Дагестане 90-х и сегодняшнем произошли какие-то кардинальные изменения в формировании власти и принципах управления?
– Когда-то я написал статью, которая называлась «Не пора ли?», посвящённую Магомедали Магомедовичу (Магомедали Магомедов, председатель Госсовета РД – «ЧК»). При нём создалась эта структура, и тогда я писал, что мы переходим точку невозврата и вряд ли сможем когда-либо интегрироваться в российскую систему управления. К сожалению, так и вышло. Совершенно уникальная форма управления в России – это Дагестан, где, пожалуй, самая деградированная система управления в стране. Более странная по отношению к российской конституции и европейской цивилизации ситуация может быть только в Чечне. Но у него своя, восточная форма управления, которая сама по себе, может, и не деградированная.
А после того как Магомедсалам Магомедов стал руководителем республики, я написал статью «Магомедов-2: назад в будущее». Тогда я с большими сомнениями спрашивал, сумеет ли сын изменить созданную отцом схему, архитектуру отношений к элитам?.. Так и вышло, его отправили в отставку, даже не дождавшись конца срока. Пока, получается, точка невозврата так и остаётся непреодолённой.
– А при Рамазане Абдулатипове?
– При Абдулатипове получилось одно – очень важное: он сумел таких одиозных лиц, опасных для республики, убрать с авансцены и создал такую ситуацию, что они никогда к власти больше не придут.
В районах и городах, приходя к власти, главы считали территорию своими собственными княжествами, люди были абсолютно неуправляемыми. Этой системе теперь поломали хребет.
– Это личная заслуга Абдулатипова?
– Видимо, изначально была такая установка из Москвы. Его заверили в полной, абсолютной поддержке во всём. Я так полагаю, он, прежде чем сюда прийти, сказал, что при сложившихся обстоятельствах не только он, но и любой другой ничем помочь не сможет и надо сначала убрать этих лиц. Думаю, в этом плане соглашения были достигнуты. Однако форма правления Абдулатипова оказалась уникальной, не соответствующей ничему, не поддающейся разумному объяснению. Он установил авторитарный режим, ввёл ручное управление, практически полностью игнорировал общественные процессы, совершенно не реагировал на общественные организации, отказавшись, таким образом, от противовесов и подвесок, призванных сбалансировать общество, игнорировал Конституцию...
Конституция России очень хорошая, либеральная. Но какая от неё польза, если её не придерживаются и законы не исполняются? Как мне кажется, Рамазан Абдулатипов опирался на Конституцию и законы меньше, чем все его предшественники. Единственный, может, Магомедсалам Магомедов в какой-то степени старался опираться на Конституцию и на законы. Когда все надзорные органы не работают, как руководителю управлять? Абдулатипов, вместо того чтобы задействовать эти органы, чтобы суд был судом, прокуратура – прокуратурой, федеральные органы работали в своих рамках, управлял своими устными распоряжениями, полностью игнорировал СМИ, окружил себя подхалимами. По сути, он управлял республикой, основываясь на той информации, которую от них и получал. А иную информацию по его форме управления люди из его окружения не могли дать – они же против самих себя не будут идти. Поэтому говорили то, что ласкает его уши. Я понимаю, что, как идейный человек, он вокруг себя собирал людей, которым доверял. Но они же абсолютно не идейные, они только сегодня попали во власть, они прекрасно понимали, что другого шанса у них больше не будет, и занимались только тем, чтобы что-то получать.
– Чем, на ваш взгляд, объясняется досрочная отставка Рамазана Абдулатипова?
– Ни при одном из предыдущих руководителей Дагестана не было такой авторитарной формы управления, как при Абдулатипове. Во-вторых, такая форма управления никаким образом не повлияла на улучшение деятельности ни муниципальных, ни республиканских, ни федеральных органов в республике. Во-вторых, общество не двигалось вперёд, оно замкнулось в себе. Общественные организации, понимая, что стали абсолютно бесполезными, также опустили руки. Всё это привело к большой общественной стагнации. Параллельно с этим похищение министра (Ибрагима Казибекова – «ЧК»), наверное, стало последней каплей в чаше терпения федеральных властей.
– Но с чем не поспорить – Абдулатипов пытался соответствовать самому Путину в вопросах формирования вертикали власти...
– Да, но смысл? Одно дело назначать полномочных представителей в огромной стране, где девять часовых поясов, и другое в республике с населением три миллиона человек. Это просто раздувание штатов. Какие полномочия у этих уполномоченных? Они просто свадебные генералы, и этот институт надо срочно ликвидировать как паразитирующий на бюджете. Это один из ярких примеров. Можно привести и другие. Не столь масштабные, как этот.
– А как же Алибек Алиев, встречи с которым искала едва ли не большая половина дагестанцев?
– Когда в республику пришёл Владимир Васильев, я обратился к нему с письмом, чтобы он сохранил инструмент власти как уполномоченный главы Дагестана в лице Алибека Алиева. Он уникален тем, что он Алибек Алиев. Другой на его месте мог оказаться абсолютно пустой схемой. Его ещё называют скорой помощью власти, и это действительно так. К нему огромное количество обращений, он выносит все вопросы на суд общественности. С другой стороны, нужен ли он сегодня власти? Алиев благодаря личной опеке главы республики до сих пор держался. Новый человек пришёл, он не знает, что это такое и с чем его едят. Чиновники, находящиеся сегодня ближе к телу, думаю, ничего хорошего об Алибеке Алиеве Васильеву не скажут, потому что, несмотря на чины, Алибек говорил о них правду. Нелицеприятную для них правду. А есть корпоративные интересы элиты. Это действовать по принципу рука руку моет. А он, как чужеродный в системе элемент, действовал против этого.
Например, нашумевший интернат «Забота». Я точно знаю, что дети-старшеклассники, которые там учатся, строили дачи некоторых чиновников, тогдашнего министра труда и соцобеспечения Исмаила Эфендиева, например. Именно негативные моменты, связанные с этими лицами, и разоблачал Алиев. А сегодня это первые люди, которые имеют доступ к Васильеву. Не думаю, что у него есть какая-то перспектива. Думаю, этот институт сам собой затухнет. Алибек, конечно, как чиновник, будет получать свою зарплату и выполнять рядовые задачи. Но допускать к той деятельности его вряд ли дальше будут. Уже два месяца прошло, как пришёл Васильев, и ни слуха, ни духа нет от Алибека. А раньше он если не ежедневно, то через сутки выступал по телеэфиру по самым злободневным проблемам. Это всё говорило о том, что до главы республики доходят сигналы о проблемах и он находит их решение. Зачем же от всего этого так резко отказываться? Пусть бы продолжал работать в том же режиме полгода, год. А потом по собственному убеждению, а не по наущению других лиц глава и принял бы решение. Ясно же, что ни один чиновник ни одного доброго слова о нём не скажет.
– Народное собрание Дагестана всерьёз задумало корректировать Конституцию республики. В своё время вы напрямую сталкивались с вопросами соблюдения Конституции республики…
– Дважды мы с профсоюзом дошли до конституционного суда России. Нами специально была создана общественная организация «Объединение в защиту Конституции РФ в РД». Мы хотели добиться в обществе исполнения законов. Когда создали профсоюз, начали защищать интересы людей – всё упиралось во власть. Родственник, зять, сват занимают посты во власти. Поэтому мы пришли к тому, что такую форму надо менять.
Мы начали с того, что я выставил свою кандидатуру в депутаты Народного собрания в лезгинском национальном округе. Мне, естественно, по закону РД отказали в регистрации. Я обратился в Верхсуд РД, проиграл, и таким образом появилась возможность обратиться в Конституционный суд РФ. Он принял политическое решение, и это, наверно, единственный случай в истории страны, поскольку прямое решение этого вопроса могло отразиться на республиканской власти отрицательно. Было заседание, которое на месяц отложило решение. Причиной было то, что Магомедали Магомедович и Муху Гимбатович Алиев обратились в Конституционный суд РФ, чтобы они присутствовали в суде. Но в своём личном обращении в суд отметили, что в тот момент не могли присутствовать, потому что напряжённая ситуация была на границе России и Чечни.
В итоге пришли к тому, что власти РД согласились с требованиями моего иска – нужно изменить избирательное законодательство, чтобы убрать допустимость национальных, профессиональных и женских округов. Законодательство исправили, в итоге Конституционный суд вообще не состоялся.
Второй раз выставлял свою кандидатуру на председателя Госсовета Дагестана, естественно, мне отказали. В Верхсуде РД проиграл, потом обратился в Конституционный суд РФ, приняли материал к рассмотрению и внимательно изучили нашу Конституцию. Речь шла о том, что два представительных органа – Народное собрание и Институт Госсовета, когда и председатель Госсовета избирается представительным органом, не должны быть. Москва изучала эти вопросы тщательно, и Минюст РФ признал наличие около 115 противоречий с Конституцией РФ. В итоге приняли новую Конституцию, и что? Пусть будут там все законы абсолютно правильные, но если исполнительная власть не придерживается законов, какая от них польза?
– Ваши ожидания от нового руководителя республики?
Я ещё с советских времён слышу, что в Дагестан надо русского поставить. Наконец поставили. Условно русского. Я же говорю, что мы давно перешли точку невозврата. Очень многое зависит от формы управления – будут ли иметь доступ к телу люди с разными мнениями, будут ли СМИ, объективно отражающие происходящее, каким-то образом почитаться. И самое главное – абсолютная разобщённость лиц, которые имеют другое мнение. Общественные организации проявляют в чём-то активность, но они очень сильно противоречат друг другу. К тому же и внутриконфессиональные противоречия – общество разделено на два непримиримых лагеря. Национальные противоречия, которые огромны, а вместе с ними земельные вопросы. Власти это всё было на руку – разделяй и властвуй. Когда общество разделено, оно не может консолидироваться. В том числе и в требованиях к власти по соблюдению ими законов.
Сумеет Васильев консолидировать это всё? Сумеет ли вовлечь в процессы управления эти институты? Сможет ли сделать так, чтобы суд при нём был судом, прокуратура – прокуратурой? Сумеет ли сделать так, чтобы федеральные структуры занимались тем, чем им предписано заниматься законодательством?
Если да, то общество тоже возродится, объединится. А если будет такое же ручное управление, если всё останется как есть – ничего не получится. Нужны радикальные изменения. ]§[
- 32 просмотра