Музейный бум, или Разрушение культуры

По сложившейся традиции, об ушедшем или хорошо, или ничего, но, хвала Всевышнему, «освободивший Дагестан» Рамазан Абдулатипов ушёл в полном здравии и даже не в никуда. Поэтому со спокойной совестью можно развенчать бытующий в нашем общественном сознании миф о том, что республику на протяжении ряда лет возглавлял философ, сильной стороной которого были культура и идеология.

Настоящая статья отнюдь не является камнем, брошенным вслед ушедшему, а напоминает о том, что пришло время собирать камни, которые он так непродуманно разбросал. Ведь невозможно развиваться, не производя переоценку ценностей, и это следует сделать именно в интересах идеологии и ради сбережения культуры.

 Прежде всего, надо разъяснить, что в те времена, когда Рамазан Абдулатипов получал учёные степени кандидата и доктора философских наук, в Советском Союзе философов как таковых просто не было, поскольку в стране безраздельно господствовала всепобеждающая и всесокрушающая, единственно верная на все времена марксистско-ленинская философия. Редким исключением могли быть историки философии, такие, как В. Ф. Асмус или      В. Ф. Лосев, но и он был доктором филологических наук. Такие как Абдулатипов защищали свои диссертации, как правило, по научному атеизму или научному коммунизму. А поскольку словосочетание «кандидат научно-атеистических наук» или «доктор научно-коммунистических наук» звучит, что называется, глупее не придумаешь, им и присваивались учёные степени по философии. Во времена моей учёбы в Московском государственном университете, в 70-х годах прошлого века, студенты между собой называли таких «философов» «пополизаторы марксизма-ленинизма».

 

Три кита культуры

 

 Как известно, культура любого народа стоит на трёх китах: архивах, библиотеках и музеях, так как представляет собой диахронную (вертикальную) информацию, проистекающую из его исторического прошлого. Культуру не следует путать с творчеством, которое лишь со временем может стать, а может и не стать, явлением культуры. Но в силу ряда исторических причин, архивное и библиотечное дело имеют в Дагестане неглубокую традицию. Материалы архивного характера и многочисленные манускрипты хранились у нас преимущественно в мечетях, а также у частных лиц. Причём за годы советской власти значительная их часть оказалась в музеях. К тому же следует иметь в виду, что основная часть нашего культурного наследия отражена в предметах материальной культуры, в силу чего именно музей определяет культурно-исторический статус Дагестана в стране и мире.

 Трудно представить, что думал обо всём этом буквально одержимый вопросами «традиционной культуры» бывший глава Дагестана, но свой культштурм он начал именно с главного музея республики, неудобоваримо называвшегося Дагестанским государственным объединённым историческим и архитектурным музеем им. А. Тахо-Годи. Для справки укажу, что это музейное объединение является самым крупным учреждением культуры во всём СКФО и, наряду с головным музеем в Махачкале, включает в себя ещё 40 филиалов, рассредоточенных по всему Дагестану.

К сожалению, его культштурм обернулся для музея культштормом, последствия которого придётся ещё долго и упорно преодолевать, не раз вспоминая слова Гёте: «Нет ничего страшнее деятельного невежества».

 Едва возглавив республику, Абдулатипов дал устное и абсолютно непродуманное распоряжение о переводе головного музея объединения, располагавшегося на центральной площади Махачкалы, в красивое, но неприспособленное и ветхое здание 1909 г. постройки по ул. Даниялова, 33, известное горожанам как «дом с атлантами». Прежде его занимали Министерство сельского хозяйства и редакции журналов «Литературный Дагестан» и «Соколёнок». О том, что действующими в нашей стране правилами категорически воспрещается размещать музеи в зданиях с деревянными перекрытиями, когда речь не идёт о мемориальных зданиях и памятниках архитектуры, исторически связанных с коллекциями музея, наш поборник тотальной музеефикации не знал и даже не догадывался. А задаваться вопросами или задавать их тем, кто по опыту работы должен об этом знать, переполненные собою люди, как правило, не могут.

Обосновывая принятое решение, Абдулатипов громогласно заявил, что переводит музей в дом князя Барятинского, а его окружение, растиражировавшее это нелепое заявление, выставило себя и Дагестан на посмешище. Ведь каждому образованному гражданину страны известно, что в её имперский период столицей Кавказского наместничества и, соответственно, резиденцией наместника являлся Тифлис. Следовательно, что делал кавказский наместник, генерал-фельдмаршал А. И. Барятинский в Петровске (ныне Махачкала), который был захолустьем даже по меркам учреждённой им в 1860 г. Дагестанской области со столицей в Темир-хан-Шуре (ныне Буйнакск)?! А то, что князь А. И. Барятинский, выйдя в отставку, навсегда покинул Кавказ в декабре 1862 г., долгие годы лечился за границей и умер в 1879 г., т. е. за 30 лет до постройки выделенного музею здания, должно быть известно человеку, изучавшему историю Дагестана, пусть даже заочно.

Переезд музея был осуществлён в считанные дни конца апреля – начала мая 2013 г. без каких-либо юридических оснований, элементарной подготовки и с нарушением всех мыслимых правил и инструкций. В результате более 100 тысяч экспонатов были хаотично размещены по всему неохраняемому зданию, из которого ещё не полностью выехали сотрудники министерства сельского хозяйства и редакций журналов, но уже сновали не известные коллективу музея строители. Негабаритные же экспонаты, аналогами которых гордится даже Эрмитаж, оказались свалены во дворе, среди уже завезённых строительных материалов и строительного мусора.

Возглавив главный музей Дагестана 1 октября 2013 г., я был потрясён тем варварством, которым сопровождался этот переезд, и затребовал у ответственных хранителей музейных фондов письменные объяснения. Они производят столь неизгладимое впечатление, что не могу не процитировать хотя бы одно из них: «Особенно хочу остановиться на нашем героическом переезде, всё было так, как во время вой-ны, но даже во время войны отношение к музейным ценностям было особенно бережным. А с кем воюем сейчас! Во время переезда были нарушены все возможные инструкции, без предоставления помещений для хранения экспонатов, без соответствующего транспорта, без оборудования, упаковочного материала, без гарантий сохранности… Последующие разрушения, нанесённые экспонатам, неотвратимо грядут. Для реставрации и восстановления их потребуется много средств, усилий и времени, а некоторые безвозвратно погибнут… Сегодня наш президент говорит о культурном наследии нашей республики, которое надо беречь, приумножать и пропагандировать, а мы безжалостно уничтожаем и разрушаем то, что наши отцы и деды столько лет собирали, берегли и хранили для нас и наших детей».

 Но на этом беды музея и его сотрудников не закончились. Спустя полтора месяца им пришлось повторно перемещаться уже внутри самого здания, поскольку в него, опять-таки «в соответствии с устным поручением ВРИО президента Республики Дагестан», как сказано в приказе Минкультуры, был переведён ещё один самостоятельный музей – Музей-заповедник – этнографический комплекс «Дагестанский аул». Прежде он размещался в здании бывшего читального зала библиотеки им. А. С. Пушкина по проспекту Р. Гамзатова, 12, но у главы республики насчёт этого здания возникли иные планы. Впоследствии они трансформировались в так называемый Театр поэзии, разумеется, первый и единственный в мире, что вызывает у каждого образованного человека лишь недоумение.

Так Рамазан Абдулатипов, неустанно декларируя свою приверженность культуре и борьбе с невежеством, одним махом разрушил сразу два музея. При этом он так и не понял, что, имея в столице республики исторический музей с 90-летней историей и, естественно, богатейшей этнографической коллекцией, нет никакой необходимости иметь ещё и этнографический музей и к тому же размещать их в одном здании. Тем более что музей-заповедник по определению должен размещаться на заповедной территории. И такая территория площадью 20 гектаров была ему выделена в Карабудахкентском районе, близ Махачкалы. Для этого земли сельхозназначения, прежде принадлежавшие СПК «Агрофирма» им. С. Курбанова Акушинского района и СПК им. Димитрова Чародинского района, были переведены в земли поселений, а затем, по неизвестным причинам, переданы в федеральную собственность.

 Но зачем Дагестану возводить на пустом месте некий «новодел» – «Дагестанский аул», требующий немалых бюджетных вложений?! Ведь у нас сохранились в первозданном виде как полностью обезлюдившие, так и населённые аулы с пустующими традиционными домами и даже целыми кварталами, на базе которых можно и нужно было бы создать заповедник – этнографический комплекс. К примеру, аул Корода, в котором я побывал по приглашению инициативной группы местных жителей, предлагавших использовать его древнюю, практически нежилую и разрушающуюся часть для создания архитектурно-этнографического музея-заповедника. В этом случае жители и гости нашей республики смогли бы воочию увидеть подлинное поселение с глубокой историей, характерное для центрального Дагестана. И многих удивило бы, что они были надёжно укреплены, ещё в средние века имели мощёные улицы, систему водоснабжения и уличного освещения, а в двухэтажных каменных жилых домах имелись декоративно украшенные камины и многочисленные ниши для книг. И такие поселения имеются у нас повсеместно, различаясь, что примечательно, не по этническому признаку, а в зависимости от естественно-географической среды и культурно-исторической традиции.

 Реализовать эту инициативу можно было бы при относительно небольших затратах на профессионально проведённую консервацию и реставрацию. Но для этого надо знать Дагестан во всём его многообразии, а не смотреть на него с высоты лишь одного периферийного района. И при этом не стремиться к заведомо затратным и невыполнимым проектам, каждый из которых можно определить расхожей фразой: «Замысел Наполеона, выделка печника».

 На всём протяжении руководства республикой Р. Г. Абдулатипов неустанно говорил о «Центрах традиционной культуры народов России» и в конце концов поставил себе в заслугу их создание в каждом городском и районном муниципальном образовании. Идея их повсеместного создания возникла у него ещё тогда, когда он возглавлял федеральное министерство по делам национальностей. Но на том высоком уровне столь нелепая идея, естественно, не могла найти ни восторженных сторонников, ни ретивых исполнителей. Только встав во главе республики, он сумел навязать её Дагестану.

 Любитель делать всё «впервые» в стране и мире, бывший глава Дагестана должно быть свято верил в оригинальность своей идеи, но эта вера основывалась лишь на его неосведомлённости в вопросах отечественной истории и культуры. Идея создания музея, отражающего всю палитру народов, населяющих Российскую империю, принадлежит императору Александру III. С этой целью им был учреждён «Русский музей», из которого впоследствии, в процессе разрастания, выделилось два самостоятельных музея. Сохранивший прежнее название «Русский музей» представляет отечественное изобразительное искусство, а второй – «Российский этнографический музей» – всё этнокультурное многообразие народов России. Но даже Самодержец Всероссийский, сообразуясь с масштабом задачи, не стал замахиваться на музеефикацию всей страны, а ограничился одним музеем в её столице – Санкт-Петербурге.

 Не в пример императору, глава Дагестана решил, что ему по силам открыть музеи такого профиля в каждом районном центре. И это наводит на мысль, что бывший министр по делам национальностей Российской Федерации не имел представления о количестве народов, её населяющих. Иначе как он мог думать, что в каждом райцентре можно представить традиционную культуру более 100 народов, населяющих бескрайние просторы Евразии. И даже одного только русского народа, превышающего 100 миллионов и сформировавшего на этой территории множество локальных форм традиционной культуры. В итоге «Центры традиционной культуры народов России» трансформировались в однотипные выставки однообразных и не лучших предметов быта, далеко не лучшим образом отображающих лишь местную материальную культуру. Но что примечательно, каждый такой центр потребовал немалых материальных затрат, если судить даже по выделенным для них штатным единицам.

 От такого перераспределения средств пострадали буквально все учреждения культуры, а сильнее всего – 40 историко-краеведческих музеев-филиалов республиканского музейного объединения. Ведь чем являются эти музеи, как не центрами традиционной культуры?! Но, разумеется, не народов России, а тех традиционных культурно-исторических областей, в которых они находятся, и поэтому о них старались не вспоминать и в Минкультуры, и выше. Лишённые необходимого финансирования, все они оказались в катастрофическом положении, не позволяющем в должной мере выполнять культурно-просветительские и образовательные функции и даже сохранять невосполнимое наследие нашего народа, включённого, кстати сказать, в Музейный фонд Российской Федерации. И будь Абдулатипов подлинным патриотом Дагестана и России, как он навязчиво позиционирует себя, он непременно озаботился бы физической сохранностью экспонатов и обеспечил её в соответствии с требованиями ФЗ «О Музейном фонде Российской Федерации и музеях в Российской Федерации».

 Но для того, кто притязает быть первооткрывателем во всём, то, что существовало до него, попросту неинтересно. Совсем другое дело «Музей дружбы народов России». Открыть такой действительно интересно. И не потому, что для этого потребовались немалые бюджетные средства, а потому, что музея такого профиля нет не только в нашей стране, но и в мире. И неважно, что предметными свидетельствами этой дружбы в экспозиции музея служат стилизованные дагестанские женские костюмы современного модельера Агошкиной, а её эпицентром является ковёр, символизирующий дружбу народов 15 союзных республик, составлявших СССР до его распада.

 Ведь в том же Евросоюзе никто не догадался до открытия «Музея дружбы народов Европы». И в ООН, где сменился не один генеральный секретарь, никому из них не пришло в голову открыть «Музей дружбы народов планеты Земля». В этой связи вспоминается, как в первый год своего руководства Дагестаном Р. Г. Абдулатипов, выступая по республиканскому телевидению, заявил, что его интеллектуальный уровень (IQ), как установили тестировавшие его эксперты, позволяет ему занимать пост Генерального секретаря ООН. Должно быть, единственным препятствием для этого было то, что как гражданин России – постоянный член Совета безопасности ООН, он не мог претендовать на этот пост. Теперь же, по примеру некоторых наших спортсменов, он вполне мог бы стать гражданином одного из Прикаспийских государств, того же Азербайджана, и уже наверняка возглавить ООН.

 О планетарном масштабе личности Р. Г. Абдулатипова говорит и созданный им в Дербенте «Музей истории мировых культур и религий». Такой музей вполне мог бы поставить имя «философа» Р. Г. Абдулатипова в один ряд с Константином Леонтьевым и Николаем Данилевским, Освальдом Шпенглером и Арнольдом Тойнби, когда бы не одно существенное но. Уместив всю экспозицию столь грандиозного по замыслу музея всего лишь в одном небольшом зале здания, арендованного Минкультуры у частного лица, он в очередной раз продемонстрировал полное непонимание того, что «средства должны быть достойны величия цели». Уже не говоря о том, что его очевидная цель – представить Дербент вторым Иерусалимом, не более чем химера. У главы Дагестана в политико-идеологической сфере должна быть одна цель – разъяснить стране и миру, что Дагестан в целом является необходимым и надёжным форпостом на южных рубежах Российской Федерации. Более того, это узел всего Кавказа, как охарактеризовал его маститый осетинский историк М. М. Блиев, которого трудно заподозрить в безотчётной любви к Дагестану.

 

Ахульго…

 

 И надо признать, такая цель была не чужда Р. Г. Абдулатипову, о чём свидетельствует «Культурно-исторический комплекс Ахульго», очередной наспех созданный по его распоряжению затратный псевдомузей, включённый на правах филиала в республиканское музейное объединение. Но и на этот раз главу Дагестана подвела его же некомпетентность, не позволившая оценить задуманное с этической, исторической, политико-идеологической и, наконец, даже с историко-архитектурной точки зрения.

 В известном официозном источнике «История Апшеронского полка» сказано: «Ахульго, являя собой перл создания этой дикой игры природы, отличалось особенной грозностью своей позиции и представляло собой две одиноко стоящие скалы, разобщённые от всего окружающего глубокими обрывами. Вот средства, находившиеся в руках у Шамиля и которыми он сумел искусно воспользоваться. С особенной заботливостью и предусмотрительностью принялся имам за укрепление обоих замков и при этом выказал такое знание и понимание инженерного искусства, от которых вряд ли бы отказался любой учёный инженер… У Ахульго имам решился дать последнее сражение русским, ибо отступать дальше было некуда».

 Создавая здесь культурно-исторический комплекс, нельзя забывать, что военные действия сопровождались большими потерями с обеих сторон, к тому же среди защитников Ахульго началась эпидемия оспы. Продолжительная осада завершилась штурмом, и 23 августа 1839 г. оба укрепления были взяты, после чего царские войска в течение недели занимались погребением погибших. И только 30 августа, как сказано в том же источнике, было «отслужено благодарственное молебствие и панихида по убитым воинам».

 В этой связи следовало бы задуматься, а стоит ли беспокоить память усопших вообще, и особенно в свете последовавших затем событий.

Ахульго – это символ трагической дагестанской истории. Но у каждого свой взгляд на трагедию...

Командовавший военными действиями генерал-лейтенант Граббе в своём донесении писал: «Несомненно, что настоящая экспедиция не только поведёт к успокоению края, где производились военные действия, но отразится далеко в горах Кавказа, и что впечатление штурма взятия Ахульго надолго не изгладится из умов горцев и будет передаваемо одним поколением другому. Партия Шамиля истреблена до основания, но это только частный результат: гораздо важнее считаю я нравственное влияние, произведённое над горцами успехом русского оружия».

 Но всё произошло с точностью до наоборот. Героическая оборона Ахульго стала символом непреклонности имама и его мюридов, что привело в их ряды дополнительных сторонников. В результате движение под руководством Шамиля, которому с горсткой сподвижников удалось выйти из окружения, продолжалось ещё 20 лет. Причём на протяжении первых 10 лет оно неуклонно расширялось и набирало силу.

 События, прямо или косвенно связанные с Ахульго, не могут служить основанием для консенсусной идеологемы, укрепляющей единство народов нашей страны. И надо сказать, что эпоха движения под руководством трёх дагестанских имамов вообще не предоставляет таких оснований, а потому её следует оставить историкам, помня с советских времён, что вмешательство в эту сферу политиков никогда не приводило к полезному результату.

 В этом контексте нельзя не вспомнить о «Мемориальном доме-музее Мухаммада Тахира ал-Карахи» – сподвижника и официального историографа имама Шамиля. Достаточно сказать, что одна из его рукописей под названием «Хроника Мухаммада Тахира ал-Карахи о дагестанских войнах в период Шамиля» была издана в переводе с арабского в 1941 г., а предисловие к ней написал сам Крачковский.

 Дом-музей ал-Карахи является филиалом республиканского музейного объединения и находится в ауле Цулда Чародинского района. Его сотрудники во главе с директором – потомком ал-Карахи в шестом поколении, на голом энтузиазме сохраняют не только дом, но и его личную библиотеку. И было бы гораздо полезнее как для Дагестана, так и исторической науки выделить необходимые средства на поддержание этого мемориального музея, с учётом консервации, реставрации, оцифровки хранящихся в нём манускриптов, а возможно, и перевода некоторых из них на русский язык, нежели затрачивать несравненно большие средства на безвкусный и двусмысленный новодел.

 А ведь в имперский период происходили и такие события, память о которых действительно способствует консолидации Дагестана и России. Прежде всего, они связаны с именем императора Александра III Миротворца. Жесткой рукой подавив народовольческий терроризм, захлестнувший страну в царствование его отца, он проявил великодушие и амнистировал репрессированных при Александре II участников восстания, охватившего весь Дагестан в 1877–1878 гг. Как следствие, Дагестан был замирён, а Россия обрела в дагестанцах надёжных защитников, героически сражавшихся на фронтах Русско-японской и Первой мировой войны.

В Буйнакске, именовавшемся в бытность его столицей Дагестанской области Темир-хан-Шурой, имеется два музея – филиала республиканского музейного объединения. И каждый из них мог бы с успехом представить в своей экспозиции подлинные свидетельства интеграции Дагестана в систему российской государственности, благотворно сказавшейся и на Дагестанской области, и на Российской империи.

 Для этого «Буйнакскому музею боевой славы», размещающемуся в историческом здании Штаба Конно-дагестанского полка, следовало бы построить свою экспозицию не от начала Великой Отечественной вой-ны, а хронологически углубить её до Русско-японской войны.

В свою очередь, «Буйнакский историко-краеведческий музей» мог бы наглядно представить культурные и экономические достижения Дагестана в имперский период его развития, к числу которых, несомненно, относится и само историческое здание городского театра, в котором размещён этот музей.

 Построенное на личные средства предпринимателем Хизри Гаджиевым, который в юности пришёл на заработки в Темир-хан-Шуру из Аксая, здание театра заслуживает того, чтобы о нём было сказано особо. История его возведения демонстрирует не только культурное и экономическое развитие Дагестана начала прошлого века, но и пример искреннего патриотизма. В отличие от Абдулатипова, меценат Гаджиев не стал наспех лепить нечто из ничего. А, решив подарить ставшему ему родным городу достойное здание театра, выписал из Киева архитектора И. Зильбершмидта и на свои же средства отправил в Вену для изучения последних достижений в театральной архитектуре. В результате столица Дагестанской области обрела театр с первой на всём Кавказе вращающейся сценой на электрической тяге. Оно и сегодня служит украшением Буйнакска, несмотря на все перипетии, которые произошли с ним более чем за столетнюю историю, включая «реставрационные работы», недавно проведённые Минкультуры РД на средства федерального бюджета.

 Что касается императора Александра III, то в республике, разумеется, нет музея, который мог бы посредством подлинных экспонатов отразить его примирительный жест в отношении Дагестана. Но это не лишает нас возможности отдать дань признательности царю-миротворцу. Исходя из того, что первая искра восстания 1877–1878 гг. вспыхнула в Гунибском округе, было бы логично установить ему достойный памятник в Гунибе, в непосредственной близости от красивого здания дворцового типа, построенного в своё время специально для представителей дома Романовых. А в самом здании развернуть музейную экспозицию, достойно представляющую Андалал, являвшийся в прошлом культурно-исторической и общественно-политической целостностью.

 Имея такой музей в живописной местности с достаточно развитой инфраструктурой и неутраченным историческим обаянием, можно было бы на его базе проводить историко-политологические чтения, посвящённые императору Александру III Миротворцу. А учитывая, что его личность особо почитаема в среде отечественных учёных и общественно-политических деятелей государственно-традиционалистского направления, можно прогнозировать, что они стали бы регулярными.

 В русле такого дискурса нельзя не вспомнить и о Кизлярском историко-краеведческом музее им. П. Багратиона – ещё одном хронически обделённом бюджетным финансированием филиале республиканского музейного объединения. Ведь Кизляр на протяжении многих десятилетий XVIII – начала XIX вв. являлся «русской столицей на Кавказе», как назвал его известный российский археограф XIX в. А. Берже. Смысл такой характеристики состоит в том, что кизлярский комендант был наделён широкими полномочиями во взаимоотношениях с кавказскими владетелями, и именно через него Петербург проводил свою политику во всём кавказском регионе. Но должно быть глава Дагестана считал главной ценностью Кизляра коньячный завод, что спасло музей от его неизменно пагубных новаций. Ведь музей и без того пострадал от ставших уже фирменными для Минкультуры РД «реставрационных работ», в результате которых монументальному историческому зданию Городской управы Кизляра, которое занимает музей, требуется дорогостоящая контрреставрация.

 Однако всё это меркнет в сравнении с тем, чем обернулось пристальное внимание со стороны бывшего главы республики для Главного музея Дагестана…

 

(Продолжение в следующем номере)

Номер газеты