[ «Идёт гражданская война...» ]

Это интервью было взято нами полтора года назад, 2 октября 2006 года. Депутат НС РД Газимагомед Магомедов (Гимринский) сначала согласился на его публикацию в «ЧК», но неожиданно, за несколько часов до выхода номера в печать, отказался. В декабре 2007 г. депутат был убит. Почти сразу после его смерти в его родном селении началась масштабная спецоперация, которая продолжается по сей день.

Два месяца назад «ЧК» уже публиковал отрывок из этого интервью (№ 50 за 17 декабря 2007 г.), сейчас же мы даём его в полном виде. Как мы тогда писали, интервью это после его смерти уже точно ничем не помешает, а раскрыть некоторые обстоятельства его отношений с «лесными» гимринцами и той роли, которую играли в них силовики, поможет. Тем более что ситуация в Гимрах продолжает оставаться напряжённой.

Заказ от...

– Что послужило первопричиной возникновения в селении Гимры очага напряжённости?
– Гимры – это родина двух имамов, там началась Кавказская война. И на этом основании некоторые люди хотят видеть в Гимрах не просто мирное поселение, а повод для войны, беспорядков и спецопераций. Есть люди, которые спят и видят себя героями России, мира, хотят получать генеральские чины…
Если бы правоохранительные органы с самого начала держали жёсткую позицию в отношении оружия у населения, то это было бы другое дело. А они в начале, наоборот, просили держать где-нибудь оружие, чтобы операцию провернуть по его обнаружению.
– Кто инициировал процесс амнистии гимринской «лесной» молодёжи?
– Когда этих ребят убедили выйти из леса, с ними в самом селе встречались представители МВД и ФСБ. Они, правда, без меня разговаривали. На соболезновании по случаю смерти матери президента Муху Гимбатовича я сидел в метрах 20 от него. Через 5 минут он отправил ко мне человека и попросил подсесть к нему. Там он спросил у меня об обстановке в селении. Муху Гимбатович попросил решить эту проблему. После этого я ещё раз с ним встречался. Я ему объяснил, что нет в Гимрах ни одного человека, настроенного воевать.
Уже после встречи с Муху Гимбатовичем я сидел с начальником отдела ФСБ, с Ахмедом Кулиевым (начальник УБОП МВД РД. – Прим. ред.) и Магомедом Рамазановым (начальник УБЭиУТ. – Прим. ред.). Вместе мы обсуждали все варианты. Я им привёл доводы о том, что это стихийный случай, что ребята не нападают сами. Я предложил им урегулировать этот вопрос мирным путём, пока не поздно. Я убеждал их: вам нужны ещё трупы сотрудников? Вам не стыдно ходить каждый раз на похороны сотрудников? Не лучше ли остановиться сейчас, чем завтра могут либо их убить, либо ваших? Завтра у них могут завязаться контакты с Чечнёй, начнут обучение в полевом лагере… Потом трудно будет уладить ситуацию, но пока это можно сделать. Они все с этим согласились.
После этого я пошёл поговорить с Магомедом Сулеймановым (гимринец, объявленный в розыск как амир, т. е. лидер гимринского «джамаата». 23 января 2008 г. сдался по амнистии. Интервью с ним читайте в «ЧК» № 40 от 6.10.2006 г. – Прим. ред.). Я уговаривал Магомеда, чтобы он пришёл, сел с этими ребятами, начал первым диалог. Они поговорили. В принципе, они разговаривали нормально и друг друга поняли. Эта была самая главная победа, как я считал. И люди, которые были в горах, – все пришли единогласно и сели разговаривать с ними.
Там один сотрудник допустил ошибку. Сулейманов – прямолинейный человек, он понимает речь буквально. Рамазанов, выходя из кабинета, сказал им, чтоб они никуда не выходили. Мол, сейчас придут люди и сфотографируют, а потом их снимут с розыска.
– Сколько человек дали показания органам?
– Шесть! И все они были на этой встрече. Туда пришли представители УБОП и ФСБ. Вслед за диалогом должны были последовать сдача оружия и дача показаний. Вначале мы договаривались и с Магомедом Рамазановым, и с Ахмедом Кулиевым, и с ФСБ, что всё будет происходить в Гимрах. Однако Магомед Рамазанов захотел ускорить процесс. Приведу буквально его слова: «Они обязательно должны сдать оружие, иначе нас неправильно поймут». Я сказал ему, что мы добились очень многого и ребята с гор сегодня спустились вниз и с вами разговаривали. Не надо пока загибать палку, загонять их в угол. Надо аккуратно дать им время почувствовать, что их никто не тронет, и они сами потихоньку придут к этому.
Видя, что происходит в Чечне, я не хотел то же самое наблюдать у себя в селении. Вот почему я старался сделать всё, чтобы избежать бардака в селении. Я хотел, чтобы эти парни из «леса» сами поняли, что нельзя так действовать, и чтобы само государство поняло, что не такими методами нужно работать. Когда я ходил к Магомеду Сулейманову, я ему объяснил всё. Сказал, что силовики готовы в селе их допрашивать. Магомед отвечал, что так не договаривались: всё должно было закончиться через 6–7 дней, им было сказано, мол, пока не выходите, вас снимут с розыска. Они сами не знали, и я думал, что нет их в розыске, так как ни один человек не давал против них показания. Тогда я начал разговаривать с Магомедом убеждённо, чтобы он сдал оружие. Слушайте внимательно то, о чём я говорю, этого ещё никто не слышал. У меня есть свидетели, человека 3–4. Когда я так убеждал Магомеда, он мне сказал: «Газимагомед, тебе спасибо, мы знаем больше тебя, чего силовики хотят. Они не этого хотят, им плевать на то, кто в розыске, а кто нет, сдают оружие или не сдают». Я спросил: «Почему ты так говоришь? Объясните и мне, чего хотят они и чего вы сами хотите. Меня бросили к вам уладить это дело, я должен знать всё». Он мне сказал, что сейчас говорить об этом смысла нет. Я говорю: «Давай, Магомед, говори. Я здесь из-за вас всех, из-за села, для того, чтобы всё уладить». Но он сказал: «Не нужно». Он сказал, что они (силовики. – Прим. ред.) хотят, чтобы Сулейманов убивал тех людей, которые им не нужны. Намекал на меня и другого как неугодных для них лиц, а всё, что связано с розыском и т. д., – всё это ерунда. Я говорю: «А кто это вам сказал? Сам Р. М. (начальник одного из управлений МВД. – Прим. ред.) или кто-то другой»? Он говорит: «Посредник», а имени не назвал. (По словам интервьюируемого, некий N., работающий на таможенном посту, передал деньги за осуществление заказа З., который должен был исполнить его. – Прим. ред.)
– Им заказ хотели сделать?
– Да! Как понял Магомед Сулейманов из слов посредника, от него требовали убивать неугодных им лиц. А розыск и оружие – это ерунда. И там он мне рассказал, что раньше встречался с Р. М. и с бывшим председателем райсобрания в селении Зирани. Раньше всех, гораздо раньше. Никто об этом не знал, кроме Адильгерея Магомедтагирова. Ни ФСБ, ни прокуратура, ни президент. Никто. После этой войны (спецоперация в Гимринском ущелье, проходившая в октябре 2005 г. – Прим. ред.) Р. М. встретился с ним.
Я ушёл от этой темы и больше туда не лез. Сказал, что они могут поступать как захотят. А всем, кто меня туда отправлял, я объяснил, почему дальше не вмешаюсь в этот процесс. Обо всём доложил и Муху Гимбатовичу в присутствии Адильгерея. После моего отказа участвовать в переговорах по амнистии в Гимры поехал Адильгерей и лично встречался с Магомедом Сулеймановым.
Хотя я и не имел прямых контактов с Сулеймановым, через людей, непосредственно с ним общавшихся, я понял, что он убеждён в том, что в Дагестане с оружием в руках воевать нельзя. Когда он, учёный и знаток шариата, пришёл к такому убеждению, тогда и начали ставить ему ультиматумы – бросить оружие, публично покаяться по ТВ.

Слишком большие деньги

– Вскоре после этого было совещание у президента республики, на котором вы почему-то отсутствовали.
– Я не знаю, что произошло, почему Муху Гимбатович собрал прокурора и других и почему не пригласил меня. Они отправляли меня разобраться в ситуации, а когда ругали прокурора Унцукульского района и этих молодых ребят, почему-то никто даже не пригласил меня туда. Да потому что я там назвал бы вещи своими именами. И тогда не унцукульцы оказались бы виноваты, а министр внутренних дел или другие лица, которые должны были этим заниматься.
– Чем вы объясняете то, что вас не пригласили на совещание?
– Гитиномагомед и Адильгерей – это всё они мутят. (Магомедов не назвал фамилий. «ЧК» тоже их не называет, во избежание применения ст. 129 УК РФ. – Прим. ред.) Пишите именно так! Это лично моё мнение. Ещё Гитиномагомед из-за списков (домов, подлежащих затоплению в ходе наполнения Ирганайского водохранилища, хозяевам которых должны выплатить компенсации. Из-за невыплат компенсаций жители отказались участвовать в выборах президента РФ 2 марта. См. новость на 2 стр. – Прим. ред.) поднимает вопрос на собрании у Муху Гимбатовича. Мне они ничего не могут сделать – я свободный депутат, выбранный народом. У меня нет ни одного места в республике, откуда мне хоть рубль дохода идёт. У них нет на меня компромата. Что они мне могут сделать? Я знаю, что практически нет сейчас людей, кто бы зарабатывал честным путём, так сложено. Чтобы придти туда, во власть, честным путём – это редкость. Но даже когда воруют, должна же быть мера!
Они ведут там политическую игру. Вмешивается и Адильгерей в экономические дела, так же и Гитиномагомед вмешивается. Пиши именно так, как я говорю. Я бы хотел, чтобы ни один из них не вмешивался в дела Унцукульского района. Но они вмешались, а ведь снять прокурора Унцукульского района без явного нарушения с его стороны они не имеют право. Тут я вижу, что прокурора снимают лишь по чьему-то заказу, кому-то он мешал. Это мнение депутата Народного Собрания, и я знаю, что президента неправильно информировали. Президент поймёт это тогда, когда придёт время пожинать плоды дел этих информаторов. А мне очень не хотелось бы, чтобы дошло до этого. Президент должен самостоятельно принимать решение, он имеет право убирать того, в ком он сомневается. К сожалению, он так не поступает. Сегодня президент верит тем, кто ему докладывает обо всём. Адильгерей ему говорил о том, что я защищаю всех бандитов, что я с ними заодно. Якобы я помогал им укрепить их положение. Это неправда. Я делал всё для того, чтобы «лесные» не убивали, не воевали, и чтобы их не убивали. Вот главная задача, которая стояла передо мной и перед другими моими товарищами.
Я могу сказать кому угодно, и самому Адильгерею тоже, что он на крови подурнел, и ему сейчас что одним грехом больше, что меньше – совершенно без разницы. Про таких и говорят «слетел с катушек». Его несёт неизвестно в каком направлении, этот человек жаждет крови. Он больной человек. У меня большое сомнение в отношении него, хотите – пишите, хотите – нет. Этот человек – почётный гражданин Израиля! Я думаю, что он не пытается даже найти общий язык с мусульманами и не делает ничего во благо народа. А наоборот, старается уничтожить как можно больше людей. Я готов встать на колени перед любым бандитом, если он больше никогда не будет убивать своих земляков: аварцев, даргинцев, если будет от этого результат. А эти люди не хотят говорить на нормальном языке, им нравится убивать. Пока есть боевики, они чувствуют себя в безопасности, когда есть террористы, у них есть сила.
А я думал, что победил, думал, что я этого Магомеда (Сулейманова. – Прим. ред.) победил. Я под разными предлогами отправлял к нему других учёных. Я пришёл к тому, что Магомед понял для себя, что действительно нельзя пользоваться такими методами. Я думал, это победа, но оказалось – это проигрыш. Оказалось, что с ними мирно говорить нельзя, только силой. Если бы я говорил на языке бандитов, тогда, наверное, я был бы государственником. От того, что я вещи называю своими именами, меня называют «ваххабитом». Я не могу молчать. Я не говорю, что виноваты, что, значит, можно убивать работников милиции, нет. Но факт, что силовики вынудили их взять оружие. Людей, которые жили спокойно в селении.
В этой республике нельзя называть вещи своими именами. Такая система сейчас и в МВД. Если будем пытаться говорить с человеком хорошо и попытаемся убедить в том, что за ним нет ничего плохого, то и этот человек, и мы одновременно становимся для них (силовиков, «ястребов». – Прим. ред.) врагами. А человек, говорящий на их же языке, такой человек очень хороший. Я так не хочу поступать – я мусульманин, я выходец из селения Гимры и не хочу, чтобы убивали этих ребят или кого-то ещё…
В итоге мы, сторонники амнистии, оказались бандитами. В анонимке для президента нас назвали именно так, потому что мы не говорили с ними на их языке. Дело не в исламе, не в этих ребятах. Речь сейчас идёт о людях, которые не имеют совести и хотят перевернуть мир. Эти люди – вредители всего, в том числе и шариата тоже. Это враги народа!
– Были сведения, что МВД уже амнистировало двух-трёх человек из вашего района…
– Организатор покушения на начальника милиции Унцукульского района сдался министру внутренних дел с автоматом в руках. Сотрудник ранен, а этот человек амнистирован. А попадает ли его статья под амнистию? В этом и заключается вопрос. В Буйнакске человека, который воевал во второй Чечне, который и сейчас собирался воевать, которому Раппани Халилов неоднократно отправлял кассеты, чтобы убить и меня и Арипа (Магомед-Арип Алиев, начальник Буйнаского ГОВД. – Прим. ред.), взяли и амнистировали. Все прекрасно знали, что он человек Раппани, но несмотря на это Адильгерей его амнистировал. Один человек, который сдался в Балахани, который ему (амнистированному. – Прим. ред.) помогал, до сих пор сидит. Он дал на него показания, сказал, что он организатор, и всё равно его амнистировали. Нам нужно сравнить обе ситуации…
– Вы надеетесь довести начатые мероприятия по амнистированию гимринцев до конца?
– Я думаю, что, несмотря на все препятствия, мы доведём дело до конца. Дагестан – наш общий. Идёт гражданская война, потом будет кровная месть. Всё это не прекратится быстро. Это будет продолжаться…

Номер газеты