«Город – страшная сила. А чем больше город, тем он сильнее. Он засасывает. Только сильный может выкарабкаться», – говорил Данила Багров в фильме «Брат». Любой наш город в той или иной степени служит этой цитате, и мы привыкли, что это нормально. Тут нужно либо быть сильной личностью, как тот же Багров, либо аккумулировать силу коллективную – всё-таки не 90-е. Правда в том, что государству не нужна коллективная сила, а одиночек вроде Багрова, оно, по большей части, научилось перемалывать. Власть боится город, хоть им и управляет. В городе любой протест становится заметным и живо перерастает в политическую плоскость. В этом плане государство постаралось на славу – расчистило поле. Сегодня горожане – самая политически не представленная часть населения страны.
Добиться такого удалось не сразу. Известно, что изменения проходили в несколько этапов. Всеми нами любимое право избирать и быть избранным видоизменялось регулярно. Свёртывание гражданских прав в этом направлении активно ведётся с 2004 года, когда сначала отменили прямые выборы губернаторов, а потом, в этом же году, с подачи главы государства Владимира Путина губернаторов стали назначать.
В 2012 году был принят закон о возвращении выборов глав регионов, а в 2013 году государство сделало ещё один финт: одобрило поправки к закону и дало право субъектам РФ заменить всенародные выборы глав регионов голосованием в парламенте по нескольким кандидатурам. Через год, в 2015 году, были отменены прямые выборы глав автономных округов, входящих в состав областей. Дальше – интересней. Региональная власть, редко имеющая собственное мнение и лишь изредка ратующая за права своего населения, сориентировалась быстро. На то и нужна вертикаль власти. Один за другим регионы приняли законы, отменяющие прямые выборы мэров городов. Города, где остались выборы мэра, можно пересчитать по пальцам. Ещё не всё потеряно для жителей Анадыря, Абакана, Кемерово, Майкопа, Новосибирска, Хабаровска, Томска, Якутска.
В Махачкале, как известно, народные избранники отказались от прямых выборов мэра города в 2014 году. Согласно ст. 29 устава Махачкалы, мэр города избирается Собранием депутатов, определённым регламентом, из числа кандидатов, представленных конкурсной комиссией по результатам конкурса. Де-факто кандидатуру мэра спускают сверху. К примеру, всем известно, что недавно глава Дагестана Владимир Васильев согласовал кандидатуру будущего мэра Махачкалы (была названа фамилия Салмана Дадаева, действующего глава управы Басманного района Москвы). Однако не с населением, что было бы логично, а с Управлением внутренней политики администрации президента России.
Повод вспомнить
О населении всё же иногда вспоминают. Причин несколько:
– выборы, на которые гражданам ещё позволено ходить (главы государства, или партийные);
– в случае возникновения социальных протестов и давления на власть через социальные сети (как было, например, в Махачкале после затяжных дождей и транспортного коллапса, или ситуации с вывозом мусора и отравлением населения);
– с возникновением тренда (особенно после прихода Васильева) на вовлечение населения в жизнь города (пока только тогда, когда это нужно Площади). Например, при реализации программы «Формирование современной городской среды на 2018–2022 гг.».
О праве избирать мы уже сказали ранее. Теперь о социальных протестах и тренде на участие в жизни столицы жителей Махачкалы (да и любого другого города республики).
К сожалению, гражданское общество в Дагестане находится в плачевном состоянии. В последние 10–15 лет государство сделало многое для его контроля, не давало ему развиваться. Они планомерно разрушили то немногое, что было, лишая гражданского самосознания людей, которые и так никогда не отличались активной гражданской позицией. А теперь, когда та же Махачкала превратилась в каменные джунгли с диким социальным расслоением, с пришедшим на смену городским устоям образом жизни, с городом никак не связанным, администрация Махачкалы удивляется, что население никак не реагирует на призывы принять участие в преобразовании города.
Справедливости ради, призывы эти чаще всего для галочки, потому что закон обязывает. Они из разряда «хоть бы не откликнулись». Доходит до смешного: когда население всё-таки самоорганизуется, выходит на площадь, проводит флешмобы, выступает в соцсетях, выносит сор из избы, с Площади звучит что-то про «отдельную группу граждан», преследующую какие-то «свои интересы». Аман Тулеев назвал бы их бузотёрами, но без бузотёров нас ждёт ужасное будущее. Не каждый готов понять, что отдельные группы людей – это и есть гражданская позиция, она может идти вразрез с трендом на высокую мораль и нравственность, с другими начинаниями выходцев из районов республики, сёл и джамаатов, где население преимущественно очень религиозное. Такие люди, переезжая в столицу, стремятся перенести знакомую им концепцию (а то и страшно её видоизменяя) уклада жизни на город, который есть и должен быть пёстрым и разным.
Дилемма
Мы понимаем, что интересы человека из села и горожанина совершенно разные (и каждый из них нужно учитывать, в разумных пределах). Они думают иначе. Не плохо и хорошо или наоборот – просто по-разному. Коренные махачкалинцы, живущие в городе уже не одно поколение, сейчас искренне не понимают, почему они должны отказываться от привычного образа жизни. Почему «волна запретительств» от государства теперь сопровождается и волной запретительств на почве религии. И почему администрация города, правительство Дагестана, глава республики и другие компетентные люди никак на это не реагируют. Пример Чечни, образа жизни и уклада, нравится далеко не всем дагестанцам.
Есть знаменитая цитата немецкого пастора Мартина Нимёллера, которой он пытался объяснить бездействие немецких интеллектуалов и их непротивление нацистам:
«Когда нацисты хватали коммунистов, я молчал – я не был коммунистом.
Когда они сажали социал-демократов, я молчал – я не был социал-демократом.
Когда они хватали профсоюзных активистов, я молчал – я не был членом профсоюза. Когда они пришли за мной, уже некому было заступиться за меня».
Грубое сравнение. И я ни в коем случае никого не сравниваю с фашистами. Но, согласитесь, в любой ситуации нужно учитывать мнение всех слоёв общества. А прежде всего – закона, по которому мы живём.
Есть известная дилемма voice vs exit Альберта Хиршмана. Её суть заключается в том, что, столкнувшись с трудностями в своей стране, городе или организации, люди могут либо бороться за необходимые общественные решения, используя, помимо прочего, право голоса (используя его так, как того требует или позволяет ситуация), либо смириться и принять происходящее как данность и искать частные варианты адаптации.
Эпицентр протеста
Вполне понятно, что Площади неинтересно бодание горожан и негорожан, столкновение населения с населением – ведь это никак ей не угрожает. Всё это там, где-то за оградой. Интерес возникает, когда всё это перерастает в политическую акцию и грозит последствиями. Вот тогда Площадь реагирует. И реагирует жёстко.
В ход идут автозаки, силовые ведомства, да та же необразованная пассионарная часть населения, которая так любит попинать людей, при этом говоря о высокой морали. Все мы помним, как в июне 2017 года задерживали активистов на Родопском бульваре Махачкалы, которые протестовали против коррупции в высших эшелонах власти. Даже такой повод как коррупция становится предметом жарких дискуссий, а акции против неё должны проходить с согласования властей. Профанация всякой логики.
Кстати, не так давно начальник Управления Администрации Главы и Правительства Республики Дагестан по вопросам противодействия коррупции Ибрагим Ибрагимов на одном из круглых столов привёл интересные цифры, характеризующие то, как дагестанцы относятся к коррупции. По его данным, согласно опросу, проведённому среди населения республики, 48% граждан считают, что коррупция – это обычное явление, 72% населения считает, что услуги за взятку достаточно надёжны. То есть наши земляки лояльно относятся к коррупции. Для многих вопросы морали и нравственности гораздо важнее всего этого.
При этом никто не говорит о том, что будет, когда цель будет достигнута, а эти противные граждане, говорящие о личной свободе, праве на самоопределение и желании жить так, как они хотят, а не под железной пятой, как живут некоторые наши соседи по СКФО, исчезнут (или «исправятся»). А вместе с ними исчезнет культура, нефоры, писатели, художники, бизнесмены, которые ориентируются на Запад, хотят, как и там, вести бизнес свободно, самостоятельно, без отжима силовому блоку и нравственным и моральным людям с поломанными ушами, которые наводнили чиновничий аппарат. Об этом говорят мало или вовсе молчат.
Но мы немного отвлеклись. Площадь интересуется городом только тогда, когда горожане выносят на общественную повестку социальный протест, когда к нему подключаются оппозиционные силы или когда просто терпеть уже невмочь. Сначала государство создаёт предпосылки для социального взрыва, а потом пытается его подавить, предварительно максимально ограничив население в праве мирно, используя свои права, отстоять свою позицию.
Доля протестных акций в столицах регионов и на периферии. Источник: cepr.su
График протестных акций. Сравнение 2017 и 2018 гг.. Источник: cepr.su
Согласно данным Центра экономических и политических реформ, с 1 октября 2017 года по 30 сентября 2018 года произошёл резкий рост протестной активности населения. Во II квартале 2018 года зафиксировано примерно в 1,5 раза больше протестов по сравнению с I кварталом этого года и более чем на 40% больше протестов по сравнению со II кварталом прошлого года. В III квартале 2018 года зафиксировано более чем в 3 раза больше протестов по сравнению с началом 2018 года и примерно в 2,8 раза больше протестов по сравнению с соответствующим периодом 2017 года. Всего за год зафиксировано 2 526 протестных акций.
При этом, возвращаясь к важности города как эпицентра социальных протестов, стоит отметить, что, по данным Центра экономических и политических реформ, доля протестных акций, которые проходили в административных центрах регионов (из расчётов были исключены Москва, Московская область, Ленинградская область, Санкт-Петербург, Ленинградская область, Севастополь), составляет 65%.
В итоговом рейтинге ЦЭПР регионов по числу протестных акций Дагестан занимает 27 место – это второй показатель среди всех субъектов СКФО. Для сравнения: Ставропольский край – 22–23 место, РСО – Алания – 55–56 место, КЧР – 64–70 место, КБР – 75–76 место, Ингушетия – 81 место, Чечня – 85 место (это последнее место в рейтинге).
Новый мэр, общественники и кривая Дэвиса
Именно поэтому так важен контроль над городом – процессами, которые в нём происходят. Помимо государственного кон-троля (в который входит и политический, и административный контроль), есть и так называемый общественный контроль. Сюда входит контроль за деятельностью городских структур, предприятий ЖКХ, администрацией города со стороны, например, Общественной палаты Республики Дагестан, частных организаций типа «Мониторинг пациента», и контроль неорганизованный, стихийный, который возникает неожиданно, но имеет очень мощный импульс и информационный выхлоп.
Лидеров таких стихийных протестов или акций нужно вводить в те самые общественные организации, которые занимаются контролем над городом, сферами его жизнедеятельности. Тогда они перестанут быть инертными организациями, благодаря которым общественная работа стала ассоциироваться с заседаниями, круглыми столами, а не с работой «в поле». Как вариант можно было бы возродить квартальные советы, которые в советское время служили мостиком между городскими властями и горожанами.
Всё это было сложно осуществимо, когда мэром города была политическая фигура, как тот же Амиров, Сулейманов или Мусаев. Сейчас же ситуация изменилась. Республиканская власть во главе с Васильевым добилась того, что вместо политика-тяжеловеса в кресле мэра будет сидеть техническая фигура, в большей степени тяготеющая к хозяйствованию. Теперь возможностей влиять на городское хозяйство, сферу услуг, планы по изменению архитектуры города должно стать больше. А иначе зачем вообще всё это делалось?
Новоиспечённому мэру нужно будет не попасть в ту же ловушку, в которую, по сути, попал тот же Муса Мусаев. Суть её хорошо описал американский социолог Джеймс Дэвис. Его теория, известная как кривая Дэвиса, говорит: революции (в нашем случае речь идёт не о революции, а о возрастающих протестных настроениях в городе) происходят не в период наиболее острых кризисов и не в период устойчивого подъёма, а в ситуации, когда период подъёма, внушивший людям надежды, сменяется резким упадком. То есть протест вызывается не низким материальным уровнем и плохим экономическим положением, а снижением этого уровня в сравнении с предыдущим и повысившимися требованиями к жизни. ]§[
- 9 просмотров