Пытки. День 30-й

«Ожидать, что тебя заберут на пытки это каждый раз была отдельная пытка. Даже больше, чем пытка током. Шуршание пакета на тихом продоле, звон ключей, щелчки замка, ехидный смех… каждый раз они говорили, что если я выживу, это будет очередной день рождения…».

Представляем читателю продолжение рассказа «29 дней пыток» Магомеда Хазамова, обвиняемого в убийстве учредителя газеты «Черновик». Рассказ законспектирован мной с его слов во время одной из личных встреч в СИЗО.

Сильно впечатлительным не читать.

Расскажи, как ты вышел на свободу и как долго был на воле.

– Утром 26 января постовой назвал моё имя и сказал: «С вещами на выход!». На вопрос, куда, он ответил, что домой. Трудно описать сейчас свои эмоции. Не верилось, что всë позади. Выйдя на свободу, я сразу поехал в ГСУ по СКФО в Ессентуки, где мне оформили подписку о невыезде и попросили быть на связи со следователем.

Оперативники, которые месяц пытали меня током, сказали обязательно обследовать сердце, как только выйду на свободу. Через некоторое время, взяв разрешение у следователя, я поехал на обследование в Москву в центр им. Бакулева. Там у меня обнаружили разрыв сердца в трёх местах и назначили лечение. Сказали, если не будет улучшений, будет необходимо провести операцию.

Обыск

До 2018 года меня никто не беспокоил, я жил своей жизнью. В конце марта мне позвонил Магди Камалов и сказал, что хочет приехать. Я встретил его дома. Он рассказал, что дело передали в Москву, и следствие направляет его по ложному следу, что хотят обвинить Исаева и могут привязать и меня.

Магди предложил лечь в больницу для лечения сердца или уехать на время. Я отказался, мотивируя тем, что у меня дети, которыми я занимаюсь, и бизнес. Сказал, что пытавшие меня оперативники на сто процентов убедились в моей невиновности, что я ничего не совершал и скрываться не собираюсь.

12 апреля подкинули наркотики брату Мурада ШуайбоваРуслану. На следующий день подкинули пистолет их двоюродному брату Варису Чураеву. В ночь на 14 апреля в мой ресторан пришёл неизвестный мне человек и сказал, что завтра утром в моей квартире проведут обыск, в ходе которого собираются подкинуть оружие и наркотики. Он посоветовал собрать друзей и внимательно следить за ходом обыска.

Я приехал домой поздно ночью с двумя друзьями. В пять утра меня разбудили под приставленным к голове дулом автомата. Моих друзей, обмотав головы одеялами, вывели из квартиры. В ней остались двое моих малолетних детей и младшая сестра.

Во время обыска в квартире находилось около 15 человек, уследить за ними было невозможно, понятых они привели своих. В шкафу в спальне они «нашли» две коробки с патронами, а на полке младшей дочери в ванной – чёрный пакет с двумя гранатами. После этого сотрудник, державший в руках пакет, нагло достал из своего нагрудного кармана прозрачный пакетик с белым веществом и сказал: «Это тоже будет принадлежать тебе!».

В отделе

Меня отвезли в Кировский отдел полиции, завели в кабинет, поставили лицом к стене, натянули капюшон куртки на голову, надели сверху пакет и замотали скотчем. Потом подняли сзади футболку и стали что-то катать по спине. Как я потом понял, это были гранаты.

Вечером этого же дня мне снова надели на голову пакет, надели на руки наручники, уложили на пол, прицепили провода к руке и ноге и начали пытать.

Что конкретно от тебя требовали?

– Требовали сказать, что заказ на убийство Гаджимурада Камалова шёл от Шамиля Исаева, и что я участвовал в этом преступлении. Я отказался. Они били меня ногами и пытали несколько часов. Я просил не пытать меня током, поскольку у меня проблемы с сердцем, но они не слушали. Не знаю, как я вытерпел, но Аллах дал мне сил и в этот раз: я ничего не подписал.

На следующий день в кабинет, в котором я находился, вошёл человек в гражданской одежде. По голосу я узнал в нём того, кто подкинул мне во время обыска гранату и наркотики. Он же участвовал в ночных пытках. Я сказал, что хочу с ним поговорить.

Он вывел меня в коридор, я начал говорить, что не совершал никаких преступлений, и спрашивать, почему они устраивают этот беспредел. Он ответил, что владеет информацией о моей причастности к убийству, и они от меня не отстанут. В итоге он стал предлагать мне дать показания на Исаева: сказать, что я слышал, как Исаев дал приказ Абигасанову, и он его исполнил. В обмен меня обещали перевести в статус свидетеля, забыть о том, что «нашли» у меня во время обыска, и отправить домой. Я ответил отказом. Сказал, что с Исаевым у меня были плохие отношения и что я никогда не имел с ним общих дел, но врать не собираюсь. Он сказал, что в таком случае разговор не получится, и ушёл.

Не было соблазна подписать то, что они требовали, а потом отказаться на суде? Пытки током ведь уважительная причина в таком случае.

–Был соблазн. Пытки током – невыносимая вещь. Кто не прошёл, тот не поймёт. Вспоминаю – у меня руки трясутся. Даже просто ожидать, что тебя заберут на пытки – это каждый раз была отдельная пытка. Ещё больше, чем пытка током. Шуршание пакета ночью на тихом продоле, звон ключей, щелчки замка, ехидный смех… каждый раз они говорили, что если я выживу, это будет очередной день рождения…

Я столько до этого пережил, чтобы не оговорить себя, что если бы оговорил других в этот раз неважно кто они я бы перестал себя уважать.

Эти люди хотели повесить убийство на меня. Или моими словами на человека, о котором я не знаю, что он совершил его. Это унизительно, оскорбительно, низко. Гаджимурад не был моим врагом, он был моим другом. Я из жалости даже курицы в жизни не резал. Никогда не стрелял из боевого оружия, только из воздушки на уроках ОБЖ.

СИЗО

Из отдела меня повезли в ИВС, оттуда в СИЗО. Мне предъявили ст. 222 (оружие), а наркотики не предъявили. Спустя где-то месяц меня вывели в кабинет на первом этаже, в котором сидел заместитель начальника СИЗО Эльдар Эмирасланович. Он стал говорить, что ему известно, по какой причине я на самом деле здесь нахожусь, что наркотики и оружие им не интересны, что им нужны показания по поводу убийства, и что он рекомендует подписать то, что от меня требуют, иначе у меня усложнится жизнь в СИЗО, и эти люди, которые меня закрыли, всë равно от меня не отстанут [раньше в махачкалинском СИЗО это была регулярная обязательная практика следователи и оперативники оказывали через администрацию давление на подследственных, чтобы склонить их к нужным показаниям прим. Абдулмумин].

Я сказал, что мне говорить по этому поводу нечего, что я ничего не совершал и ничего об этом преступлении не знаю.

Ещё через несколько дней меня опять вывели уже в другой кабинет и туда пришел тот самый сотрудник, который подкинул мне оружие и наркотики и пытал меня. Его звали Кайтуев Султан, вместе с ним был ещё один человек славянской внешности.

Они опять стали предлагать, чтобы я дал показания на Исаева и обещать, что взамен уберут из дела наркотики, а за оружие я получу максимум условный срок. Я ответил отказом. Через месяц пришли ещё раз. Я опять не согласился.

В июне 2018 мне добавили обвинение по ст. 228 [наркотики]. А в декабре осудили на 3,1 года и отвезли в лагерь общего режима в Тюбе.

Очная ставка с женой

Я думал, всё закончилось, спокойно отсижу свой срок, но через три недели мне неожиданно сообщили, что за мной приехали фсбешники и у меня ровно десять минут на сборы неизвестно куда. Меня повезли в Москву и закрыли в спецблоке СИЗО Медведково. С февраля по апрель я вообще не понимал, что происходит. В апреле меня вывели в следственный кабинет, в котором были следователь и мой адвокат. Сказали, ждём свидетеля.

Когда привели свидетеля, я не мог поверить своим глазам. Это была моя бывшая супруга. Мы развелись в 2014 году, а в 2016 её арестовали по подозрению в мошенничестве и подготовке заказного убийства. В 2018 Ленинский районный суд Махачкалы приговорил её на 8,5 лет. Смотря мне в глаза, она начала давать ложные показания, утверждая, что в ночь убийства я не находился дома, что она видела у меня в руках деньги, оружие и номера машин. В своих прежних показаниях она говорила, что в ночь убийства Гаджимурада Камалова я находился дома рядом с ней. Эти показания были подтверждены детектором лжи. Через несколько дней после новых показаний она была освобождена из-под стражи. Более того, ей сразу обеспечили госзащиту.

Слушая её, я потерял дар речи. Не смог произнести в свою защиту ни единого слова. Мне казалось, что это сон. Она врала, хладнокровно улыбаясь мне в лицо. У меня слëзы потекли от обиды. Смог только спросить в конце, как она будет смотреть в глаза нашим детям. Она промолчала. А перед тем, как уйти, сказала: «Сделай то, что тебе говорят эти сотрудники, и скоро ты будешь на свободе».

Спустя две-три недели ко мне пришëл тот же сотрудник славянской внешности. С ним был ещё один, которого я ранее не видел. Они опять стали говорить, что мне нужно лишь указать на Исаева, как на заказчика этого убийства: если я соглашусь, то как только наступит срок условно-досрочного освобождения, мне его удовлетворят, и я уйду домой. В противном же случае у меня будет масса сложностей, и от меня они не отстанут. Я вновь ответил отказом.

Омск

В середине мая меня опять этапировали в лагерь в Тюбе. А в октябре 2019 года вновь заказали на этап и сказали, что я опять еду в Москву [постоянные перемещения заключенных, особенно при полной неизвестности происходящего, оказывают на человека сильное психологическое давление]. Уже в поезде я узнал, что еду в Омск.

В «Столыпине» встречаешь разных людей, которых везут в самые разные города страны. Все знакомятся между собой, интересуются, какая у кого статья и кто куда едет. Когда очередь доходила до меня и я говорил, что еду в Омск, у всех сразу мрачнели лица. Начинали расспрашивать, почему меня туда направляют, говорили, что в Омск обычно везут людей на ломки. Каждый предлагал поддержать продуктами, тёплой одеждой. Все выражали свои переживания, произносили очень много добрых слов. Говорили, что будут молиться.

Я не понимал, что это за место, и почему они провожают меня словно в последний путь… [Уважаемый читатель, то, что я услышал о творившемся в омской колонии ни от одного человека, повергло меня в шок. Мы сейчас опустим рассказ Мухаммада Хазамова и посвятим Омску отдельную публикацию. Абдулмумин].

Очная ставка с Абигасановым

В апреле 2020 года меня вновь заказали на этап и повезли в Москву. До июня я не понимал, для чего меня этапировали. В июне вывели в следственный кабинет, и там я впервые с 2013 года встретился с Магомедом Абигасановым.

На мой вопрос, что он думает по всему этому делу и как всё видит, он стал говорить, что Исаев присвоил его какие-то деньги, и что он предлагает валить всë на Исаева. Я ответил, что отношения ни к нему, ни к Исаеву не имел, и что свои вопросы им нужно разбирать не тут, а на воле. А здесь говорить лишь правду.

Нас завели в разные кабинеты, ко мне пришëл тот самый сотрудник славянской внешности, а к Абигасанову прошёл следователь Чернов. Мне этот сотрудник стал предлагать всё то же, что и прежде, и говорить, что если я соглашусь, то буду проходить по делу как свидетель, а если нет, то стану обвиняемым в убийстве и буду судиться в «самом гуманном в России» Ростовском военном суде.

Я вновь ответил отказом, после чего он ушёл к Абигасанову. Через пять минут они с Черновым вышли от Абигасанова, показали подписанную им бумагу на сотрудничество со следствием и сказали: «А вот теперь тебе хана!».

[На Магомеда Хазамова завели новое уголовное дело, по которому ему грозит вплоть до пожизненного заключения. Суды продолжаются больше двух лет, конца им не видно].

Мне сказали, что у тебя много фотографий со спортсменами, с бойцами ММА, с Абдулманапом. Ты занимался ММА?

– Профессионально боями я не занимался. Занимался для себя и в залах часто пересекался с бойцами. Вместе тренировались, многих знаю лично. А покойный Абдулманап все бои Хабиба смотрел в моём ресторане «Лондон» у него не было визы для выезда в Америку.

У нас с Абдулманапом сложились близкие, тёплые отношения, он был частым гостем в моём заведении, мы с ним были на связи. Свои победы бойцы его клуба праздновали в моём ресторане. В нём даже было отдельное спортивное меню, составленное лично Абдулманапом.

Он поддерживал меня. После второго ареста приходил разговаривать с руководством СИЗО, просил, чтобы ко мне не относились предвзято. Может быть поэтому на меня не оказывали в СИЗО такого давления, как на некоторых других.