Сельское хозяйство всегда занимало значительную часть экономики Дагестана, так было и в советские времена, и на сегодняшний день. Не секрет, что республика обладает большими возможностями для развития животноводства и растениеводства, было бы желание реализовать их правильно и эффективно.
Один из старейших вузов республики – дагестанский государственный аграрный университет, в этом году встретил свой 85-летний юбилей. О перспективах и стратегии университета, его роли в жизни республики, о положении дел в сельском хозяйстве в целом мы поговорили с ректором Зайдином Магомедовичем Джамбулатовым.
– Какие изменения уже произошли или планируются в ДагГау?
– Атмосфера аграрной семьи сохранена в ДагГау со времён Магомеда Мамаевича Джамбулатова, и даже если бы я захотел её как-то изменить, осовременить, у меня это не получится – должно несколько поколений пройти. И именно в этом заключается наше неизменное преимущество: дух Магомеда Мамаевича остаётся с нами и создаёт особую атмосферу благожелательности. Здесь нет бюрократического климата.
В последнее время часто слышится, что в каком-то вузе сокращение, некоторые из них вообще обрушили свои контрольные цифры. В ДагГау, наоборот, контрольные цифры выросли. Это прямое доказательство, что доверие к вузу как к серьёзному устойчивому учебному заведению реально существует. Мы прошли проверку Рособрнадзора, причём внеплановую, и комиссия отметила, что у нас есть недостатки, есть над чем работать, но главное, что было сказано: «Вы первый вуз, в котором нет кляуз. Или это отсутствие информации, или должна быть диктатура страха, а её здесь нет, или здесь нет повода для всяких интриг и дрязг, что вероятнее всего». Естественно, нам приятно, что эту особенность ДагГау оценили.
Среди всех вузов мы наиболее благополучные по приёму абитуриентов, нам дали хорошие цифры приёма на 2017–18 год. Причём мы остались в своей сфере компетенции, у нас никаких экзотических факультетов не было, нет и не будет.
У нас не было ни одного года за последние 20 лет, чтобы был недобор по какой-то специальности. Те районы, с которыми мы тесно контактируем, стали расширяться. А вот с Юждагом у нас были не такие крепкие отношения, по разным причинам. Они поступали в местные вузы в Дербенте, потому что пока с Ахтов, Рутула, Агула до Махачкалы доедешь, ждать приходится очень долго.
Сегодня же по 2–3 абитуриента к нам поступает с тех районов, которые для нас многие годы были потеряны. А это традиционно сильные животноводческие районы. Там у народа сформировалась психология собственника на землю, дерево, пастбище и так далее.
– Какие трудности испытывает сельское хозяйство в республике на данный момент?
– Сегодня в Дагестане встала очень серьёзная проблема структурного характера – чабаны не хотят перегонять скот не потому, что там наверху стало меньше травы, а на плоскости стало комфортнее жить, а потому, что скотопрогонные трассы застроились, и условия на этом перегоне невыгодные: капризы погоды, воровство, населённые пункты выросли и стали на скотопрогоны выгонять собственный скот, и в итоге приходишь на стравленные пастбища. Сейчас нам нужно на зоофаке научить новое поколение людей перенести утоптанную трассу скотопрогона ближе к населённым пунктам. Это целая технология, потому что скотину нужно подготовить и сгруппировать, и наша задача – обучить этому молодое поколение животноводов.
И ещё: сегодняшние животноводы забыли один момент, который наши деды хорошо знали: овца – это сеятельная машина. Съедая траву, она идёт дальше, а вместе с ней – семена. Скот топчет траву, оставленные пасущимися животными экскременты увеличивают запас питательных веществ в почве, кроме того, благодаря им резко повышается её биологическая активность. Присутствие животного на пастбище – это положительный фактор для формирования травостоя.
В итоге в Цунтинских, Кулинских, Тляратинских, Ботлихских, Цумадинских, Агульских, Дахадаевских горах, где большие массивы, трава может огрубеть, потому что сегодня там нет достаточного выпаса, и теряется ценность этих альпийских лугов. Было время, когда, скажем, цунтинцы не хотели пускать гунибцев прогонять скот через их пастбища, а сейчас мы должны научить, что при оптимальном режиме выпаса благодаря действию положительных сторон пастьбы обеспечивается достаточно высокий хозяйственно полезный урожай травы.
– Чего не хватает предпринимателям в аграрном секторе республики для успешного развития собственного бизнеса?
– Умения грамотно и красиво донести преимущества товара до людей, попросту говоря, нужно научиться капитализировать продукт. Вот, например, приправа, сделанная великим французским поваром Мишелем Ленцем из дагестанских трав, великолепно подходит к мясу. Это консервант, благодаря которому нам не нужно будет сушить мясо на распорках как раньше. Мы просто ставим мясо под пресс, чтобы вытекло всё ненужное, смазываем солью, затем смываем её и посыпаем этой приправой. В итоге мясо получается не такое пересоленное, всё в меру и очень вкусно.
Мы же эту приправу готовим на основе чистых продуктов, а кто это доведёт до потребителя? Завтра мы гастрономический туризм будем развивать через кого? Мы должны показать покупателю, что это экологически чистый продукт, и приучить его кушать вкусную и полезную пищу, которую даёт нам наша земля и природа. Это непаханое поле для работы зоотехника. И здесь государство должно оказать поддержку, например, выделить 15–20 КамАЗов на перевозку овец, чтобы они кормились питательной и сочной травой.
То же самое в аквакультуре. Вот многие говорят, мол, как можно было допустить, чтобы наша рыба ушла в Иран. Действительно, рыбы нет: икру мы сегодня не фасуем, рыбу не коптим, только благодаря Тереку и Сулаку иногда едим рыбные блюда. В то же время к нам везут тысячи тонн креветок из Таиланда и Вьетнама. Появилась тилапия – искусственная рыба, которая неизвестно где и на чём выращена. Мы её кушать не будем. Дагестанцы – консерваторы. Мы даже хинкал свой не хотим променять на соседский. Это как осетинские пироги – мы же тоже можем сделать. Но пусть этим занимается осетинская женщина, у неё это лучше получается.
Мы у себя в молочном магазине производим сливочное масло. Когда я объявил, что оно стоит 1 250 рублей, моя тёща начала спрашивать, отчего такая цена. Я ответил, что скоро это масло будет в дефиците, и вы первая будете спрашивать, почему у нас масла нет, причём по той же стоимости, которая вначале возмутила. Я совершу переворот в голове у людей, когда впервые в мире топлёное масло будет стоить дешевле, чем свежее. Я уверен, что это возможно. Свежее всегда должно быть дороже.
– Насколько мне известно, у вас планировались разработки по производству особого вида чеснока. Расскажите об этом подробнее.
– Да, это чёрный чеснок, весьма популярный сейчас в странах Европы. Это обычный чеснок, который подвергался воздействию температуры до 70 градусов в течение двух месяцев. Сахар, который содержится в чесноке, карамелизовался, стал чёрным. И совсем нет специфического запаха чеснока, на вкус он сладкий, напоминает чернослив. Это ферментированный продукт, полезное действие всех витаминов и микроэлементов чеснока усилено в нём в 5 раз, это фактически живая таблетка.
И как вы думаете, сколько стоит такой чеснок во Франции? 18 евро (за упаковку).
– Вы только что очень интересно рассказывали о животноводстве. А возможно применить подобного рода технологии к индивидуальным подсобным хозяйствам и участкам?
– Будь я предпринимателем, то не развивал бы крупное промышленное предприятие в Дагестане. Считаю, что здесь нужно малое и среднее предпринимательство, потому что в горах завод не построить, и что он будет перерабатывать? Можно в Левашах поставить завод по переработке капусты, а куда девать эту капусту? Нет, куда её девать-то я знаю, в мире существует огромная потребность в витамине У, он вырабатывается в капусте. Сегодня его производит только один завод в Словакии, причём очень дорогостоящий продукт оказывается на выходе. Конечно, если бы я нашёл финансирование, я бы половину левашинской капусты спас, пустив её на производство витамина У. Но это нереально, по большому счёту.
– А нельзя ли внедрить такую практику, при которой определённая государственная структура обеспечивает фермеру участок земли, технологии, оборудование и предлагает: «Ты выращивай овощи и фрукты, а я у тебя гарантированно их скуплю».
– Это было бы замечательно, однако есть синдром советского человека – это работа в системе диктатуры экономики и отсутствие коммуникативных возможностей для объединения капиталов. У нас в Дагестане найдите хоть один район, который объединит с соседним районом свои усилия – да хотя бы комбайном вместе пользоваться решили. По-братски помочь – да, но системная взаимовыручка – нет.
– Можно ли рассчитывать, что в случае благополучного развития тех проектов, о которых вы говорите, люди начнут задерживаться на селе, тем самым решая проблему городской агломерации?
– Уже начали задерживаться, я это знаю по своим студентам. Мы уже 250 человек провели через практику в Германии, у них глубокие знания, как их применить они спрашивают у меня. Никогда такого не было, чтобы наших ветеринарных врачей группами отправляли в Краснодарский край. Местные врачи работают только с собаками и кошками. Там средняя зарплата – 100 тысяч рублей. А наши ещё готовы работать за 50 тысяч, и от скотины не шарахаются. 15% наших людей едут только в Краснодарский край, не в центр, а в периферию. 1–2% уходят в Московскую область – зачем работодателю киргиз или местный выпивающий человек, когда можно нанять трудолюбивого парня, который серьёзно относится к работе? Эти специалисты сейчас в курсе мировых технологий, их уже на мякине не проведёшь.
– Но если говорить о пионерах, начинающих предпринимателях в Дагестане, вход на рынок для них всё-таки не такой уж широкий...
– Именно поэтому я советую не зацикливаться на рынке, а обратить внимание на заказы от государственных организаций. Детские сады и школы: почему дети пьют ультрапастеризованное молоко из Краснодара? Можно продать своё натуральное молоко, только на 20% дешевле, при минимальных затратах на упаковку и логистику.
– Мы можем говорить сейчас, что ДагГау уже стал средоточием академической сельскохозяйственной мысли, или ещё какие-то профильные научно-исследовательские институты есть, с которыми вы взаимодействуете?
– В Дагестане вообще нет лидеров в сельском хозяйстве, потому что финансировать его перестали. Вообще, сила любого финансирования заключается в устойчивых экономических моделях. Вот раньше был совхоз им. Ш. Алиева, Геджух, Манас. Там, где были винзаводы, где была хорошая экономика, они заключали хоздоговоры, потому что хотели больше. А сегодня все на выживании, господдержка настолько хилая, что всё работает только на то, чтобы люди не убежали из сельского хозяйства. Несколько легче стало Краснодару и Ставрополю, где экспортная модель работает.
Что касается интеллектуального потенциала вуза – наши научные школы, к наследию которых мы относимся очень бережно, формировались в течение многих поколений выдающихся преподавателей. В сельском хозяйстве главное – опыт, поэтому наш девиз такой: всё в твоих руках, были бы земля и вода.
– Каковы перспективы Дагестана, как аграрной республики, на ближайшее будущее?
– Преимущество нашей земли в её неиспорченности, мы её токсинами не загрязнили, слава богу. У нас появилась инфраструктура, в большинстве районов есть газ, свет и вода. Далее – мотивировано население: очень много людей хочет вернуться в село после 50 лет. Можно посадить на своих гектарах ореховые или абрикосовые деревья, реализовывать их на месте и плюс дополнительные деньги к пенсии за каждое дерево. Агротуризм – вот наше будущее.
Лицензия №2337 от 12.08.2016 г. Серия 90ЛО1 №0009401
- 23 просмотра