6 августа в Махачкале состоялась Межрегиональная научно-практическая конференция «Опыт и проблемы информационного противодействия идеологии экстремизма в регионах России». Она прошла на фоне похищения в Кизилюртовском районе адвоката Деньги Джаватханова, а также нескольких, в течение недели, обстрелов сотрудников полиции (см. на 2 стр. – «ЧК»). Образно доклады можно было разделить на две части: часть первая, в которой обсуждалось, что нужно делать, и часть вторая, рассказывающая, как нужно делать. Если в первой части эксперты обсуждали принципиальные вопросы и методы проведения антиэкстремизма, то во второй части обсуждались приёмы технического характера, связанные с блокированием противоправной информации. В данной статье остановимся лишь на первой части, опустив «технические» подробности…
Главное – статистика?
С первым докладом («Проблемы информационного противодействия экстремизму и терроризму: общероссийские тенденции и региональные практики») выступил сотрудник Администрации Главы и Правительства РД Даниил Рязанов. В своём докладе он сообщил, что существует два способа противодействия противоправному (экстремистскому) контенту в Интернете: это блокирование соответствующих сайтов и страниц в соцсетях, а также распространение «приемлемых идей» (идей, должных сыграть против экстремистских взглядов).
Говоря о проблемах такой информационной работы, Рязанов отметил, что сегодня из двух этих методов ответственные за идеологическое противодействие в Интернете структуры (в основном Роскомнадзор) совершают больший крен в сторону технико-технологического, запретительного характера, то есть блокирования сайтов и, по возможности, страниц в социальных сетях. В качестве не совсем позитивного фактора докладчик указал на существующий в государственной программе «Информационное общество – 2011–2020» такой индикатор эффективности виртуальной борьбы, как «доля проведённых контрольных мероприятий»1.
«Говорить о том, что влечёт за собой определение в качестве индикатора этого параметра, наверное, нет необходимости», – сказал Рязанов, демонстрируя слайд, на котором была отображена динамика работы Роскомнадзора, который за последние четыре года увеличил свою «запретительную» активность на 300%! Докладчик подчеркнул, что такое увеличение нагрузки не приводит к повышению эффективности работы ни на уровне страны, ни на уровне какого-либо региона России.
Вопросы у Рязанова вызвал также формируемый Минюстом России на основе судебных решений список материалов экстремистского содержания. Анализ этого списка вызвал у докладчика ряд вопросов. К примеру, соответствует ли вклад правоохранительных органов СКФО в дело формирования этого списка? Мнение докладчика на этот счёт было достаточно однозначным: не совсем. «Если мы посмотрим на статистику судебных решений по делам о признании тех или иных материалов экстремистскими, то увидим, что социальной опасности эти цифры не отображают.
Узковедомственные интересы иногда приводят к тому, что они (правоохранительные и судебные органы – «ЧК») вынуждены гоняться за достижениями в количественных показателях, а не обеспечивают реального изменения ситуации», – заявил Рязанов.
Выступающий задался вопросом: почему такое большое количество материалов исламского толка признаются экстремистскими в немусульманских регионах России, к примеру, в Москве, Московской области или Коми. Говоря непосредственно о материалах, затрагивающих исламскую проблематику, Рязанов поднял проблему чётких критериев включения в списки запрещённых. В качестве примера он сообщил, что наряду с откровенно экстремистскими в списке находятся публикации и труды (в том числе исторические) как суфийских, так и салафитских, как российских, так и турецких богословов. «Можно ли говорить об одинаковой социальной опасности труда Аль-Газали и обращения, допустим, Доку Умарова?» – спросил Рязанов. Эта проблема, на взгляд докладчика, связана с определённой отстранённостью правоохранительных органов по СКФО и общественных структур, которые «отдают противодействие экстремизму на откуп в другие регионы России». Он выразил надежду, что такое противодействие экстремизму не приведёт к борьбе с исламской прессой или литературой.
«В большинстве случаев уголовному преследованию подверглись не пропагандисты и идеологи, а люди, откровенно запутавшиеся и мало разбирающиеся в этих вопросах. То есть те, кто случайно привлёк к себе внимание и стал некоей жертвой обстоятельств», – разъяснил выступающий.
Исходная ошибка
После доклада Рязанова, который вполне можно назвать критическим, выступил основной модератор конференции – декан факультета психологии и философии ДГУ Мухтар Яхъяев. Он заметил, что, несмотря на признание обществом и государством проблемы экстремизма и терроризма в качестве основной, а также комплексную работу всех уровней власти и правоохранительных органов, за последние два десятилетия ситуация лучше не стала. «Поэтому пора задаться вопросом: а правильно ли власть и общество делает в плане предупреждения, борьбы, профилактики экстремизма и терроризма?» – спросил Яхъяев. Государственная политика и стратегия в этом направлении, на его взгляд, выстраивается с существенными ошибками, причём разные субъекты антитеррора порой допускают не только тактические просчёты, но и «преступные промахи и упущения, подпитывающие экстремизм и терроризм».
Исходной ошибкой, считает докладчик, является смешение, подмена таких понятий, как «экстремизм», «терроризм» и «бандитизм». Порой определение этих терминов у разных групп населения взаимоисключающе, что только ещё сильней запутывает проблему.
Яхъяев привёл пример того, как определяется понятие «экстремизм» в российском законодательстве. Кроме перечня конкретных преступных деяний, совершив которые или покусившись на их совершение, лицо признаётся экстремистом, какого-то общего, собирательного и в то же время конкретного определения понятию «экстремизм» нигде не дано. Поэтому современные трактовки экстремизма логически некорректны, считает Яхъяев.
Ещё одна проблема заключается, на взгляд докладчика, в том, что учёные, чьё мнение учитывается при формировании антиэкстремистской нормативной базы, «очень часто не утруждают себя анализом сущностных характеристик экстремизма, а просто предлагают отсебятину». Докладчик предложил своё понимание экстремизма – это специфический, чрезвычайный тип или способ социального действия, включает в себя цель, идеологию, мотивацию действия, средства и способы действия. Терроризм, как понятие, гораздо уже экстремизма, и под ним следует понимать характеристику одного из видов социального преступного действия. «Главное отличие экстремизма от терроризма и бандитизма заключается в том, что экстремизм – это идеологически обоснованная акция, идеологически обоснованная агрессия конкретного социального субъекта, который поставлен в экстремальную для себя ситуацию, из которой он не видит выхода, кроме как с использованием радикальных мер. Если такой идеологической базы нет, то эти действия уже составляют бандитизм. С бандитизмом бороться легко, а с экстремизмом – нет… И когда в республике мы слышим, что у нас нет никакого экстремизма, а всё, что происходит, – это бандитизм, то это не смешение понятий, а сознательный перенос акцента с одного явления на другое», – разъяснил присутствующим давно прописанные в УК РФ и учебниках по уголовному праву и криминологии истины Яхъяев.
(С такой, признанной ещё с советских времён, трактовкой терроризма и бандитизма, где определяющим признаком является мотив преступления, категорически не согласился секретарь Совбеза РД Магомед Баачилов. Видимо, ему показалось, что слова «экстремист» и «террорист» звучат более благородно, чем слово «бандит», так как вопрос силовика к Яхъяеву звучал следующим образом: «Вы хотите сказать, что если человек берёт в руки оружие и стреляет в полицейского, то он не бандит? А кто же он тогда?» Объяснение человека науки, что в основе явления лежит мотивация, представителю правоохранительной практики явно не понравилось. Предположим, что в правоохранительной среде принято считать или же в ней культивируется такое понимание, что людей, в том числе полицейских, боевики убивают лишь из корыстных мотивов…)
Ещё одной ошибкой Яхъяев считает чрезмерное упование на силовое противодействие экстремизму. Те, кто делает ставку только на силовые методы, считают, что понятие «экстремизм» заканчивается понятием «экстремист». И если не будет экстремистов, то, соответственно, не будет и экстремизма, что, по мнению учёного, является ложным пониманием проблемы. «С экстремизмом надо бороться, решая правовые, политические, социальные, духовно-нравственные и другие проблемы, которых много в нашем обществе. А с конкретными экстремистами, которые взяли в руки оружие, естественно, надо бороться силовыми методами», – сказал Яхъяев и с сожалением отметил, что сегодня доминирует только силовая составляющая, которая так или иначе ведёт к перекосам. Без реформирования общества, лишь силовыми методами экстремизм преодолеть невозможно, считает докладчик. «Экстремизм можно загнать в подполье, минимизировать, но рано или поздно, когда эти [силовые] методы ослабнут, экстремисты активизируются. Поэтому надо выводить общество и эти социальные группы, подверженные экстремизму, из экстремальных ситуаций, решая экономические, политические, социальные проблемы общества в целом», – сказал Яхъяев. Он продолжил мысль: «Наша власть любит перекладывать ответственность на других, представляя проблему экстремизма как проблему институтов образования, воспитания и просвещения, институтов информационной пропаганды. Но можно сколько угодно воспитывать, требовать от педагогов, журналистов, представителей общественности, чтобы они вели пропаганду, воспитывали подрастающее поколение, прививая отторжение экстремистских идей, но если в обществе существует экстремальная ситуация, если не решены фундаментальные проблемы, то все усилия воспитателей будут ничем иным, как ношением воды в решете».
По мнению учёного, нужно выработать и закрепить новые, объединяющие подавляющее большинство россиян гуманистические, идеологические ценности. Те же ценности, что сегодня закреплены в Конституции РФ, являются идеологическими ценностями олигархических кругов и защищают их.
«За мирный салафизм!»
Тезисам Яхъяева удивились многие слушатели, но его выступление практически поддержал своим докладом Деньга Халидов (советник главы РД Рамазана Абдулатипова).
«В плане информационного противодействия очень много недоработок. Чтобы бороться с идеологией экстремизма и терроризма, надо это явление изучить. Далёкий от науки человек, особенно в погонах, не утруждает себя рефлексией (не обращает на себя и своё поведение внимания – «ЧК»). Для него ваххабист – это враг отечества, порядка, законности. С его точки зрения их надо всех, в том числе и, в принципе, ведущих свою жизнь в рамках закона, пропустить через фильтр: профилактику, дактилоскопирование, изъятие генетического материала… Этим проблему [экстремизма] мы не решаем. Этим решаются проблемы только ведомства… А на уроне общества проблема не решается, так как происходит отчуждение сотен и тысяч людей, не чувствующих себя полноценными гражданами России. Получается, что, не понимая явления, используют для нейтрализации этого явления неадекватные методы. А в чём заключается адекватность методов? Есть положительный опыт КЧР, Чечни и зарождающийся в Дагестане. Как только в Чечне поняли, что идеология экстремизма и терроризма опирается на неадекватную интерпретацию тех или иных аятов Корана и хадисов Пророка, то сразу привлекли наиболее авторитетных алимов, поставили на госсодержание и поручили мониторить экстремистские сайты и отвечать с позиций ислама, приводя доводы известных богословов. Демотивация и диффамация идеологии экстремизма там была достигнута. В КЧР в начале 2000-х годов, когда сверху спускали планы по ловле ваххабитов, якобы это потенциальные террористы, политическая, духовная и правоохранительная элита Карачаево-Черкесии пришли к согласию относительно того, что у них в республике нет основания для терроризма. В КЧР салафиты имели подавляющее влияние на Духовное управление и в общественной сфере. Из чего они исходили? Из того, что в КЧР салафизм – мирный. Поэтому приглашение того же Карадаги даёт возможность для делегитимизации неадекватных, террористических трактовок ислама.
Могу привести и негативный яркий опыт идеологической борьбы. Тот же сайт «Кавказпресс». Такими способами, которые они используют, невозможно бороться с так называемым исламистским терроризмом… Мы должны принять концепцию мирного салафизма, который позволит нам вычленить главные факторы экстремизма и терроризма. Они, если с ними разговаривать человеческим языком и не навешивать ярлыки террориста, могут стать ресурсом обороноспособности страны, безопасности России. Мы к этому рано или поздно придём, учитывая внешние и внутренние угрозы России…»
На вопрос корреспондента «ЧК», какие факторы мешают сегодня формировать прослойку мирных салафитов в дагестанском обществе и какие механизмы для этого Халидовым предлагаются, советник главы республики ответил так: «Формированию мешает инерция со стороны силовых структур. Эта инерция набрала обороты за последние 10 лет… Они иногда создают проблему на ровном месте, решая ведомственные задачи, но при этом упуская из виду задачи государства и общества. Мешают также неадекватные оценки ситуации со стороны отдельных экспертов и журналистов плюс скрытый исламофобский характер целого ряда федеральных СМИ. Что касается механизмов, то мы продолжаем приглашать авторитетных исламских учёных, опираться на то соглашение, которое было подписано в 2012 году в Джума-мечети Махачкалы представителями суфийского и салафитского сообществ. Республиканская власть, кроме того, может включить в проекты по диффамации экстремистской идеологии самих же салафитских лидеров…»
____________________________________
2 Социальная группа, которая служит для индивида своеобразным стандартом, системой отсчёта для себя и других, а также источником формирования социальных норм и ценностных ориентаций.
- 2 просмотра